Приключение Питера Симпла - Марриет Фредерик (читать книги онлайн бесплатно серию книг TXT) 📗
Она была в обмороке; я опустил ее на пол и поспешил за водой. О'Брайен вскочил и подбежал к ней.
— Бедная девушка! — вскричал он с горечью. — Это все твоя вина, Питер!
— Моя вина! Каким образом?
— Клянусь всеми святыми, как ни дорог мне корабль и капитанский чин, я бы отказался от них, только бы этого не было!
О'Брайен наклонился над ней, слезы орошали ее лицо, которое я обмывал между тем водой.
Я понял, что это за девушка, хотя прежде и не видал ее. Это была та самая, которую О'Брайен уверял в любви, чтобы выманить у ней тайну обмена моим дядей детей.
Глядя на эту сцену, я не мог удержаться, чтоб нэ подумать: «Кто теперь скажет, что можно позволить; себе зло с доброй целью? » Бедная девушка стала приходить в себя. О'Брайен махнул рукой, сказав:
— Оставь нас, Питер, и постереги, чтобы никто не входил.
Я довольно долго простоял на часах у дверей каюты и многих предостерег от входа к О'Брайену; наконец, он отворил дверь и попросил меня приказать спустить бот и потом прийти к нему. Ясно было, что бедная девушка горько плакала, да и сам О'Брайен был глубоко тронут.
— Все улажено, Питер, — сказал он. — Отправляйся с ней на берег и не оставляй ее, пока не убедишься, что она уехала в ночном дилижансе. Окажи мне эту услугу, Питер, ты обязан это сделать, — продолжал он тихим голосом, — потому что отчасти был причиной этого.
Не отвечая, я пожал руку О'Брайену. Донесли, что бот готов, и девушка твердым шагом последовала за мной. Я отправился на берег, посадил ее в карету без всяких расспросов и вернулся на корабль.
— Я вернулся, сэр, — сказал я, входя в каюту с фуражкой в руке и рапортуя по уставу службы.
— Благодарю, — отвечал О'Брайен. — Затвори дверь, Питер, и расскажи, что она делала, что говорила?
— Она ничего не говорила, потому что я ее не расспрашивал. Кажется, она охотно подчинилась твоим распоряжениям.
— Садись, Питер. Мне никогда не было так грустно, никогда не был я так недоволен собой. Кажется, веселость навсегда покинула меня. Жизнь моряка приводит его в соприкосновение с самой худшей частью женщин, и мы не умеем ценить по достоинству другую, лучшую их часть. Разливаясь соловьем перед этой бедной девушкой, я не знал, что разбиваю добрейшее в мире сердце, что гублю женщину, которая готова жизнью пожертвовать за меня. С тех пор, как ты уехал, я раз двадцать подходил к зеркалу посмотреть, не похож ли я на негодяя. Но клянусь честью! Я думал, что любовь женщины подобна дыму и что наше трехмесячное крейсерство развеет ее.
— Я думал, что она уехала во Францию.
— Я то же думал; но она все мне рассказала. Она -приехала сюда с патером О'Тулом и матерью с целью переехать в Дьепп на контрабандистском боте. Когда бот причалил к берегу, чтобы взять их, ее мать и патер Ю'Тул сели, но ей показалось, что, покидая страну, где я находился, она покидает мир, и она отстала нарочно.
Подоспел дозор, раза два выстрелил из пистолетов, бот отчалил, и она осталась с их чемоданами на берегу. Она вернулась в ближайший город с офицерами, рассказала им всю историю, и они отпустили ее. В чемодане патера О'Тула она нашла письмо, из которого узнала, что ее с матерью хотели поместить в Дьеппе в монастырь, а так как в остальных письмах, которые, говорит она, очень важны, но я еще не имел духу прочесть их, упоминается название монастыря, то она возвратилась в дом и попросила отослать к ее матери чемоданы и письмо от нее; она отослала все, кроме писем, прибереженных для меня. Впоследствии она получила от матери ответ, в котором та извещает, что находится в безопасности в монастыре, и просила приехать к ней поскорее. Мать постриглась в монахини через неделю после прибытия, так что мы знаем, где ее найти, Питер.
— А куда отправилась бедная девушка, О'Брайен?
— Вот это-то и есть самое худшее. Оказывается, что она надеялась скрываться на нашем корабле до отплытия в море, а потом, как говорила бедняжка, лежать у ног моих и ухаживать за мною в бурю; но я объявил ей, что это не дозволено, не может этого быть и что мне нельзя на ней жениться. Ах, Питер, это пренеприятное дело! — продолжал О'Брайен, проводя рукой по глазам.
— Но что же с ней будет, О'Брайен?
— Я отправил ее домой к моим родителям с надеждой, что когда-нибудь возвращусь и женюсь на ней. Я написал патеру Маграту, прося его постараться помочь ей.
— Так ты не разуверил ее?
— Это сделает патер Маграт; я не мог. Это убило бы ее, поразило бы в самое сердце, и не мне наносить ей такой удар. Я скорее бы умер, скорее бы женился на ней, чем сделал это, Питер. Может быть, если меня не будет при ней, она легче перенесет это несчастье Патер Маграт все уладит; но, пожалуйста, Питер, не говори больше об этом.
Я замолчал. Однако историю бедной Эллы Фланаган можно тут и закончить. Она больше не появится в моем рассказе. Спустя три месяца мы получили письмо от патера Маграта, извещавшее нас, что девушка прибыла благополучно и с удовольствием была принята родителями О'Брайена, которые изъявили желание оставить нee у себя навсегда. Патер Маграт уверил ее, что если человек вступил в должность капитана корабля, то это все равно, что постричься в монахи и уж жениться нельзя. Бедная девушка поверила ему и, считая О'Брайена навсегда потерянным для себя, нашла приют, по совету патера Маграта, в одном из ирландских монастырей, чтобы, как говорила она, молиться за него день и ночь. Несколько лет спустя мы опять услышали о ней — она не чувствовала себя несчастной; но О'Брайен никогда не мог забыть своей вины перед девушкой. Это было для него источником сожаления, и я думаю, он до самой смерти раскаивался в своем неблагоразумном поведении. Но пора оставить этот печальный предмет и вернуться к «Раттлснейку» который успел уже прибыть в Вест-Индию и соединиться с адмиралом на Ямайке.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
В Барбадосе мы получили приказ крейсировать около Мартиники с целью не допускать подвоза припасов гарнизону острова и тотчас же отправились к месту назначения. Я не видал ничего живописнее прекрасного берега этого острова: хребты холмов выдаются над самым морем; свежая зелень покрывает их; подошвы изрезаны мелкими заливами; берег ослепляет белизной песка; гавань усеяна стоящими на якоре небольшими береговыми судами, перевозящими сахар из соседних стран; каждый холм со стороны, обращенной к морю, увенчан небольшой крепостью, над которой развевается трехцветный флаг, самый воинственный, по-видимому, во всем мире.
На третье утро мы обогнули Алмазную скалу и неслись вдоль подветренной стороны острова, как вдруг, в то время, как перед нами уже открывался залив Форт-Ройяля, у так называемого Соломонова мыса, покрытого кустарником, мы увидели батарею ближе к себе, чем было желательно. Колонна дыма разостлалась над голубой водой, и вслед за тем послышался свист ядер, прорезавших грот-стеньгу и оторвавших флаг почти над самой головой старика Суинберна, стоявшего на каронаде.
Я в это время обедал в каюте с О'Брайеном и старшим лейтенантом.
— — Куда это черт завел нас? — вскричал О'Брайен, вскакивая со стула и выбегая на палубу.
Мы оба последовали за ним; но, прежде чем достигли палубы, три или четыре других ядра успели просвистать между мачт.
— С вашего позволения, сэр, — сказал О'Фаррел, дежуривший в это время на палубе, — батарея открыла по нам огонь.
— Благодарю за осведомление, мистер О'Фаррел, — отвечал О'Брайен, — но французы прежде вас успели донести об этом. Позвольте спросить, не намерены ли вы собственной своей особой служить мишенью, или, может быть, вы думаете, что «Раттлснейк» за тем только и послан сюда, чтоб ядра пробуравили его, как решето? Руль на штирборт, квартирмейстер!
Руль был повернут, и бриг тотчас же удалился от огня, однако еще несколько ядер легло около нас, одно из них сорвало фок-стеньгу.
