Длинная тень - Хэррод-Иглз Синтия (версия книг TXT) 📗
– Он должен получать доход и с таможен, а так как торговля все время расширяется, средств должно быть более чем достаточно, – сказал Кловис. – Конечно, до тех пор, пока он не ввяжется в какую-нибудь войну.
– Не думаю, что он будет таким же транжирой, как король Чарльз, – улыбнулся Мартин. – Разве не Джеймс очистил дворец от прихлебателей? Я понял, что он выгнал даже миссис Седли.
– На нескольких лошадей и собак не уйдет много денег, – согласилась Аннунсиата.
При дворе было хорошо известно, что король Джеймс изо всех сил пытается обуздать тот аппетит к женщинам, который мог себе позволить герцог Йоркский, хотя почти каждую ночь можно было заметить закутанную в плащ фигуру, пробирающуюся в покои короля. Королева рыдала, король чувствовал себя виноватым, что постоянно давало придворным повод для удивления и сплетен. Кэтрин Седли, его нынешняя любовница, дочь поэта Чарльза Седли, была настолько проста, что имела неосторожность полностью посвятить себя королю, и Аннунсиата вспомнила, как однажды король Чарльз говорил, что Джеймс всегда выбирает в любовницы уродин, вероятно, чтобы меньше чувствовать вину перед женой. Кроме того, он всегда имел дело с протестантками, вероятно по той же причине.
– Тем не менее, – продолжала Аннунсиата, – просто удивительно, что парламент был так лоялен по отношению к католическому королю.
– Во-первых, он пообещал им поддерживать англиканскую церковь, – заметил Дадли. – В конце концов, если он останется верен своей религии, не афишируя этого, как делал и раньше... Они с моим отцом были большими друзьями, хотя отец был ярым протестантом.
– Да, это правда, – согласилась Аннунсиата, не считая нужным упомянуть о том, что накануне узнала у принцессы Анны. Король Джеймс потревожил ее и вручил католический памфлет, настаивающий на том, чтобы она перешла в другую веру. И это случается каждый раз, когда он приходит к принцессе.
– Кроме того, – добавил Кловис, – хотя король Джеймс и католик, ему уже пятьдесят один год, и похоже, что такое положение вещей долго не продержится. Следующей наследницей является принцесса Мэри, а она протестантка, и ее муж протестант, а за ней идет принцесса Анна, к которой это тоже относится. Вот почему Лондон с такой радостью приветствовал нового короля, который по праву получил трон – именно за это так яростно сражался король Чарльз, хотя после короля Джеймса протестантская монархия вступит в свои права.
– Если королева не родит сына, – сказала Аннунсиата, пытаясь немного расшевелить их.
Кловис остановил ее твердым, но добрым взглядом:
– Королева уже третий год не беременеет. И, ради покоя Англии, всем нам следует надеяться, что этого не случится. Сейчас все счастливы и процветают. Торговля на подъеме, лондонская гавань забита кораблями с товарами со всех концов света, а народ спокоен...
– Король Луи уже проглотил Страсбург и Люксембург, а теперь беспрепятственно движется к Рейну, – тихо вставил Дадли.
Наступило короткое молчание, а потом Хьюго хлопнул друга по плечу:
– Не бери в голову, Пэлгрейв. Скоро мы вернемся назад, будем сражаться и выкинем Луи обратно в Париж. Такие хорошие солдаты, как мы, освободят Европу для протестантов.
Дадли неохотно улыбнулся.
– Разве не мы одолели турок и варваров? Как только я получу здесь все тридцать три удовольствия, мы возвращаемся в Европу, – заключил Хьюго.
– Пока он вволю нагуляется, ты состаришься, – прошептал Руперт.
– В точку попал, братец! – сказал Хьюго, пока все смеялись. – Без сомнения, ты просто завидуешь мне.
Аннунсиата, взглянув на младшего сына, поняла, что это правда. Руперт завидовал солдатской жизни, о которой вот уже две недели рассказывали Хьюго и Дадли. Внезапно острая боль пронзила ее сердце.
– Хьюго, ты ведь не собираешься уехать немедленно? – спросила она, пытаясь не выдать волнения. – Я так надеялась, что ты попадешь домой, если не навсегда, то хотя бы на пару лет.
Краем глаза она заметила одобрительный взгляд Мартина. Хьюго сказал:
– Мы приехали сюда с прошениями – и Дадли, и я. Он хочет получить назад свой дом, оставленный ему отцом, который потом украли. А я хочу получить свои ирландские земли, украденные Кромвелем. Может быть, новый король из чувства справедливости вернет их мне? Потом я хочу немного повеселиться и развлечься, а потом, – он попытался выглядеть виноватым, но не сумел, – придется возвращаться. Кампания еще не закончена. Мы там нужны.
– Ты просто хочешь уехать, – обреченно выговорила Аннунсиата.
– Мы пробудем здесь месяц или два, – как бы извиняясь, сказал Хьюго.
Кловис бросал на Аннунсиату предупреждающие взгляды, а Мартин тихонько подошел к ней и взял за руку. Она заставила себя улыбнуться:
– Вот и хорошо. Мы будем наслаждаться вашей компанией, пока ты и Дадли здесь. Надеюсь, вы останетесь в этом доме? Он на любой срок в вашем распоряжении.
– Спасибо, мадам, – сказал Дадли. – Для меня большая честь быть вашим гостем.
Аннунсиата, помня о своих обязанностях хозяйки, повернула беседу в другое русло.
Хьюго и Дадли были призваны к оружию раньше, чем ожидали. В мае этого же года герцог Аргиль, испытывавший личную неприязнь к королю Джеймсу и уже несколько лет находившийся в ссылке, собрал в Шотландии банду разбойников, чтобы поднять восстание против короля. К клану Аргиля в этом мятеже присоединились люди, недовольные политикой короля Джеймса. Однако план не был тщательно продуман и подготовлен, а все стихийное рано или поздно обречено на провал. Так было и в этом случае. Поскольку в восстание были вовлечены земли, территориально удаленные друг от друга, а жители юго-восточных земель, поддержавшие мятеж, были слабы духом, королевская армия сумела взять в окружение отряды Аргиля, отсечь подкрепление, подавить восстание, пленить самого Аргиля и наказать его.
Но, когда в Лондоне праздновали успешное подавление мятежа, стало известно, что герцог Монмаут, уже два года находившийся в ссылке в Голландии, 11 июня появился в Лайм Регис и поднял крестьянство Дорсета и Сомерсета на восстание с целью свержения короля Джеймса, чтобы заполучить его трон и корону. Благодаря помощи двух лояльно настроенных и влиятельных особ, эта новость достигла Лондона и короля уже через тридцать шесть часов. Король, имея достаточный жизненный опыт, отдал распоряжения лордам-лейтенантам и начальникам ополчения в Девоне, Дорсете, Сомерсете и Глауцестершире. Он приказал немедленно созвать ополчение, патрулировать и охранять главные города графств, запретить въезд и выезд без достаточно веских на то причин.
Двери Чельмсфорд-хаус не закрывались весь день. Пришел Кловис и принес новость: парламент оказался лоялен к королю и тут же проголосовал за увеличение налогов на импорт табака, сахара, вина и уксуса, так как военные действия потребовали дополнительного финансирования королевской казны.
– Утвердили шестьсот тысяч фунтов, – говорил он Аннунсиате. – И вряд ли потребуется больше, чтобы подавить восстание.
– Правда ли то, о чем говорят на улице: будто в Дорсете и Сомерсете люди присоединились к бандам Монмаута? – спросила она. – Боюсь, что в таком случае этих денег не хватит.
Мартин, который тоже в то утро выходил из дома, сказал:
– Здесь есть доля истины, но за него лишь самая беднота, разнорабочие и нищие арендаторы. В основном это пуритане и сектанты, страдающие от суровых законов. Но все дворянство за короля, и именно дворяне командуют ополчением.
– Значит, ополчение будет сражаться за короля?
– В этом я ни капли не сомневаюсь, – сказал Кловис. – Король действует очень быстро и перехватит их на марше, еще до того, как они подумают о мятеже. Монмаута слишком долго здесь не было, ему не известна ситуация в стране. Он может собрать армию из крестьян, но что они понимают в военных баталиях? Я сомневаюсь даже в том, что у него есть для них оружие.
Позже из парламента пришли известия об утверждении обвинительного акта, требовавшего высшей меры наказания для Монмаута и обещавшего награду в пять тысяч фунтов за его тело, живое или мертвое. Монмаут выпустил декларацию в Лайм Регис, некоторые копии которой дошли до Лондона. Парламент приказал все копии публично сжечь, поскольку они призывали к измене и оскорбляли короля. Кловис сам видел одну из них.
