Храм Фортуны - Ходжер Эндрю (читать полную версию книги .TXT) 📗
— А документ, — нетерпеливо перебил Сабин, — ты не обыскал сенатора?
— Нет... Я ведь и не знал толком, что там должно быть. Тем более, если бы меня потом поймали с какой-то вещью сенатора, то с ходу обвинили бы в нападении и прикончили. И так пришлось откупаться от преторского патруля под Боллилами. Еще четыре монеты...
— Получишь в три раза больше, — сказал Сабин. — Молодец, что доехал. Но что теперь делать?
Он короткими шагами заходил по комнате, с яростью отшвырнув с дороги попавшийся под ноги стул. Его кулаки сжимались и разжимались, губы шептали проклятия, голова напряженно работала. Что же делать?
Наконец, он остановился и повернулся к Корниксу, который из последних сил боролся со сном, словно сова, хлопая глазами и растирая их грязным кулаком.
— Оставайся здесь, — приказал трибун. — Можешь поспать. Без меня никуда не уходи.
Он плеснул в кубок немного вина, залпом выпил, пригладил рукой волосы и выбежал из дома. Недалеко от ворот раб-порученец горестно причитал, протирая смоченной в воде с уксусом губкой спину и бока красивой, гнедой, но до предела измученной лошади, которая еле стояла на ногах.
— Никого ко мне не пускать, — бросил Сабин, торопливо проходя мимо. — Если тот человек что-то попросит — сделаешь.
Раб удрученно кивнул и снова занялся лошадью.
Сабин направился к резиденции Августа — небольшому старинному дому в центре городка. Нолы были Маленьким сонным провинциальным местечком, и у трибуна ушло лишь десять минут, чтобы добраться до нужного здания. У входа в атрий дежурили преторианцы в полном вооружении.
— Мне нужно повидать принцепса, — сказал Сабин торопливо. — Дело очень важное.
Центурион — старший караула — только пожал плечами.
— Уже два дня цезарь ни с кем не общается. Вот только недавно к нему вызвали императрицу. Проходи в дом, там спросишь.
И он браво отсалютовал трибуну. Его солдаты тоже приняли стойку «смирно».
Сабин быстро пересек атрий и направился вглубь помещения, где за небольшим перистилем с резными дорическими колоннами размещалась спальня цезаря. У дверей комнаты тоже стояли двое преторианцев и молодой трибун. Он узнал Сабина и приветственно кивнул.
— Мне нужно к цезарю, — сказал тот. — Сообщи ему, прошу, что речь идет о деле государственной важности. Это не займет много времени.
Трибун-преторианец вздохнул и покачал головой.
— Императрица распорядилась никого не пускать, кроме врачей. Она сама сейчас там. Подожди, если хочешь, а когда достойная Ливия выйдет, спросишь у нее сам.
"Надо было сначала поговорить с Сатурниным, — с сожалением подумал Сабин. — Он бы что-нибудь придумал. А так... "
Внезапно дверь спальни открылась, и из комнаты торопливо вышла Ливия. Она бросила мимолетный взгляд на Сабина и повернулась к трибуну преторианцев.
— Публий, — встревоженно сказала женщина, — цезарю стало хуже. Немедленно пошли за врачом.
Публий растерянно посмотрел за спину Сабина; тот услышал, как позади него кто-то сдвинулся с места и направился к ним. Трибун оглянулся — то был Ксенофонт, личный врач Августа.
Ливия посмотрела на него и пренебрежительно махнула рукой.
— Нет, не ты. Мой муж приказал позвать Симона.
Симон был доверенным человеком императрицы; самаритянин из Палестины, он с гордостью утверждал, что постиг все премудрости медицины и может вылечить любую болезнь. Правда, пока не было случая проверить это на практике.
Ксенофонт с сомнением покачал головой, постоял еще немного и вернулся на свое место — небольшой диванчик в углу, где он провел последние двое суток, чтобы сразу оказаться под рукой, если вдруг понадобится цезарю.
Трибун преторианцев свистнул негромко в серебряный свисток, который висел у него на груди, и в помещение торопливо вбежал старший дворецкий.
Ливия резко приказала ему позвать Симона.
— И еще, Зенон, — добавила она, — цезарь сказал, что хочет увидеть Курция Аттика и Плавтия Сильвана. Сообщите им, пусть придут немедленно.
Это были два сенатора, во всем послушные воле императрицы. Сабин нахмурился. Это не предвещало ничего хорошего.
— Далее, — энергично продолжала распоряжаться Ливия, когда дворецкий удалился. — Немедленно отправить курьера за моим сыном Тиберием. Пусть возвращается сразу же. Цезарь хочет сказать ему нечто очень важное.
Трибун Публий кивнул одному из своих солдат, и тот, отсалютовав, бегом бросился в преторию, гремя доспехами.
— И последнее, — сказала Ливия, с недовольством поглядывая на Сабина. — Вот письменный приказ цезаря.
Она протянула Публию восковые таблички, запечатанные перстнем с головой Сфинкса.
— Это надо как можно быстрее доставить в Рим. Отправь курьера немедленно. В столице он должен найти человека по имени Элий Сеян, трибуна преторианцев, и передать ему письмо. Все понятно?
Публий с легким поклоном принял таблички.
— Я могу идти? — спросил он, покосившись на последнего солдата, который еще оставался у двери.
— Да, — махнула рукой Ливия. — Поторопись. Я сама распоряжусь о смене караула.
Публий отдал честь и отправился выполнять приказ. В этот момент из-за угла показался тучный бородатый мужчина в сопровождении старшего дворецкого. Еще издали он поклонился Ливии и ускорил шаги.
— Заходи, Симон, — сказала императрица, — а ты, — она показала пальцем на раба, — позови сюда дежурный караул. Пусть стоят здесь и никого не пускают.
Сабин решился. Шансов, конечно, у него было мало, но попробовать стоило.
— Госпожа, — произнес он, стараясь говорить с должным почтением, вместе с тем, не подобострастно, — у меня есть для цезаря очень важное сообщение. Мне необходимо с ним повидаться. Это займет всего минуту.
— Ты что, оглох, трибун? — грубо перебила его Ливия. — Я же сказала — моему мужу плохо, он нуждается в помощи врача. Неужели ты думаешь, что я позволю беспокоить его в такой момент?
— Он сам приказал мне докладывать немедленно, когда что-то станет известно, — упрямо повторил Сабин. — Я повторяю свою просьбу, госпожа.
Лекарь Симон прошел в комнату, трибун успел заглянуть в дверной проем, но цезаря не увидел.
— Если это действительно так срочно, скажи мне, — бросила императрица, отворачиваясь. — Я передам мужу, а он уже сам решит, звать тебя или нет.
Естественно, этого Сабин сделать не мог.
— Благодарю, госпожа, — произнес он глухо, выбрасывая руку в салюте. — Надеюсь, принцепсу вскоре станет лучше, и тогда я снова приду.
Ливия захлопнула дверь у него перед носом.
Выходя из дома, Сабин увидел, как из больших служебных носилок, только что поднесенных рабами к воротам, торопливо вылезают сенаторы Аттик и Плавтий, возбужденно переговариваясь.
Сатурнина, как на грех, на месте не оказалось. Слуга сообщил, что его господин еще с утра отправился в гости к одному из своих друзей, у которого была вилла в окрестностях Нолы, и собирался пробыть там до завтра. Огорченно сплюнув, трибун пошел восвояси. Больше посоветоваться ему было не с кем. Оставалось набраться терпения и ждать. Ну, и молиться Эскулапу, чтобы лекарь Симон не загнал цезаря в гроб раньше времени какими-нибудь своими иудейскими медикаментами, изготовленными, наверное, из ослиного навоза. Ведь не зря рассказывают, что в своем закрытом для посторонних храме в Иерусалиме эти нечестивцы молятся ослиной голове и пьют кровь невинных младенцев, а при этом еще и поют мерзкие песни, призывая проклятие на весь род человеческий.
Когда Сабин выходил из ворот, к ним подлетела взмыленная лошадь, со спины которой тяжело свалился молодой мужчина в дорожной одежде. Даже не обратив внимания на трибуна — как того требовала элементарная вежливость — он бегом бросился к дому, громко крича и размахивая руками:
— Эй, кто-нибудь! Немедленно скажите сенатору Сатурнину, что прибыл Луций Либон из Рима. У меня важные новости!
Сабин проводил юношу взглядом, пожал плечами и зашагал к себе на квартиру, чтобы растолкать, от нечего делать, Корникса и поподробнее выспросить его насчет смерти Фабия Максима и пропавшего завещания.
