Призрак Адора - Шервуд Том (мир бесплатных книг TXT) 📗
– Пантелеус и Пинта – со мной, – сказал и двинулся вверх по круглым, надёжно обвязанным перекладинам.
ДВОЙНЫЕ ПИСЬМА
За гребнем стены, на широкой площадке проворные люди заканчивали приготавливать залу. Каменный пол вымели и смочили водой, раскатали ковры. Выложили атласными горками подушки, растянули спокойно-зелёного цвета шатёр. Пришёл Хумим-паша и царственным жестом пригласил меня под изумрудную тень полога, к блюдам с фруктами и кувшинам с вином.
Расположились напротив. За его спиной склонились и замерли человека четыре, в том числе и Аббас-ага. За моей – Пинта и Пантелеус с котом.
– Этот мальчик – твой тарджуман? – спросил через одного из стоящих за ним людей Хумим-паша, после того, как я что-то взял с блюда.
– Мой тарджуман, о великий вали, – ответил я, поняв, что тарджуман – это переводчик. – Конечно, он не очень хорошо знает турецкий и уж совсем не блестяще – английский, но переводит понятно.
– А этот вот небольшой человек, у которого на плече сидит животное с недовольною мордой, – это, конечно, твой визирь.
Не знаю, почему и зачем, но только я вдруг созоровал:
– Не совсем визирь. Это человек, внутри которого сидит джинн.
Хумим-паша не сдерживаясь рассмеялся.
– Джи-инн? – сквозь смех выговаривал он, оглядываясь на своего переводчика. – Всесильный волшебник из арабских сказок?
– Ну, конечно, не такой уж всесильный. Но он лечит болезни и прыгает в небо.
– Прыгает в небо?
– Да, прыгает и летает.
– И это можно увидеть?
– Он может делать это только раз в год.
– Что ж, хорошо. Но прими мою просьбу, Томас из Англии. Позови меня, когда он вдруг решит полетать. Конечно, смешно и забавно, но тебя окружают такие события, что начнёшь поневоле верить всему.
Надув важно щёки, я обещал.
Мы отобедали. Паше принесли кальян, я достал свою трубку.
– Даю тебе слово, – заговорил он наконец о деле, – мальчиков увезли не для рабства. Они мне очень, очень нужны. И даже не мне… Но это не главное. А главное – то, что жизнь их должна протекать в роскоши, довольстве и поклонении. Что их ожидало в твоей холодной стране? Ремесленный труд, ну, или торговый, серость и прозябание. Здесь они будут как принцы. Я не могу тебе много открыть, но доказать только что сказанное я сумею. Ты сам можешь спросить у Корвина, как с ним обращались.
– Корвин здесь? – как можно равнодушнее спросил я.
Вали хлопнул в ладоши, послышался стук, скрежет ключа, в недалёкой стене отворилась дверь и из неё, склонившись под низкой притолокой, вышел Корвин. Он щурился на яркий солнечный свет, не видел меня. Одет был в роскошные, дорогие одежды. На поясе висел небольшой, с драгоценными камнями на рукоятке, кинжал. Лицо загорелое, сытое. Да, это он.
Я не вскочил, а, сдерживаясь изо всей силы, медленно встал.
– Ох ты, То-ом!
– Здравствуй, Корвин.
Мы обнялись. Подрос, возмужал. Красавец.
– Как ты здесь? Где все, где отец, где Эдди?
– Всё хорошо, дорогой. Отец дома, в Бристоле. Я на “Дукате” гнался за вами до самого Мадагаскара.
– Там нас схватили пираты!
– Я знаю. Эдда я у них отнял. Он сейчас уже где-нибудь у Западной Африки, Бариль везёт его домой. А я с друзьями пришёл за тобой. Конечно, если захочешь вернуться.
– Том, я очень хочу домой. Только ведь не отпустят. Не отпустят, я знаю. Нельзя и надеяться. А где Бэнсон, где Нох?
– Бэнсона я оставил в Бристоле. Он ранен. И – кто-то должен был дом защищать. Нох спас меня в Адоре, сам же погиб. Мы похоронили его на Мадагаскаре, его и ещё нескольких наших.
– О, проклятье! И всё это из-за нас?!
– Нет, что ты, Корвин. Просто судьба.
Мы помолчали немного.
– Пора! – вали хлопнул в ладоши.
– Том, попросись со мной в шахматы поиграть, – шепнул, уходя, Малыш.
“Здесь, значит, в шахматы играют”, – подумал я. – “Хорошо”.
– Будет разумно, Том из Бристоля, если мы договоримся, – с какой-то даже дрожью в голосе заговорил Хумим-паша, когда я вернулся под полог шатра. – Иначе я во второй, в третий раз пошлю людей за другим близнецом. Будут новые смерти. Зачем?
– Что предлагает великий вали?
– Ты напишешь письмо. Немедленно. Его отвезут в Стамбул, а там – через Средиземное море, вдоль севера Африки – туда, где твой “Дукат” может зайти в порт за водой. Такое же письмо я направлю прямо в Бристоль, к твоему Бэнсону. Ты должен убедить всех, чтобы Эдда привезли ко мне. Им я обещаю роскошную жизнь, полную почёта и наслаждений. Тебе – сундук, наполненный золотой посудой и оружием. И, конечно же, жизнь и свободу.
– Мой “Дукат”, о великий вали, стоит в английской фактории в Басре. Эдда везёт в Бристоль другой корабль. “Хаузен”.
– Это ведь твой корабль, Аббас-ага, – зловещим голосом, тихо, чуть повернув голову, проговорил изменившийся в лице вали. И снова обратился ко мне: – Но как тебе это удалось, юный наш капитан?
– Аллах помог, великий вали.
– Ты хочешь сказать, что Аллах помогает неверным?!
– Иногда. Так же, как иногда он не помогает и правоверным. – Я бросил короткий взгляд на упавшего на колени, с бледным лицом, Аббаса.
– Нет, мой дорогой англичанин. Яснее ясного, что Аллах – на стороне наших с тобой близнецов. Здесь и разгадка всему. О, как много слухов идёт об их чудесах! О, как мы этому рады!..
Он сделал знак, и рядом со мной, справа, невесомо поставили низенький круглый столик, чёрный, лаковый, с прекрасно выписанным под лаком красно-золотым драконом. На столик, закрывая свитый в кольца змеиный хвост, растопыренные когтистые лапы, пучеглазую, с обнажёнными иглами клыков морду, опустились листы бумаги, чернильница на подставке, стянутый шёлковой ниткой пучок цветных перьев. Павлиньи, что ли? Однако, как торопится Хумим-паша, как спешит! Хорошо бы в его торопливости отыскать какую-нибудь выгодную для себя слабость.
Я повернулся к столику. Подвинул к себе бумагу (хорошая, плотная и гладкая рисовая бумага. Редкая. Дорогая), смотал нитку. Очернилил перо. Задумался, замер. И – стал писать. Но не слова и не буквы. Проведя поперёк листа длинную тонкую линию, я принялся зачёркивать её вертикальными штришками, то наклонными, то прямыми.
– Это чей же язык? – тревожно вытянул шею Хумим-паша. – Я не знаю такого.
– Это не язык, великий вали. И даже не письмо. Это счёт, торговая запись. Цифры здесь заменены чёрточками. Среди бристольских купцов – обычное дело. Чтобы никто из соперников, случись ему этот счёт увидеть, не узнал бы чужих секретов и планов. (Я врал уверенно, вдохновенно, со спокойным и даже чуть скорбным лицом.) Я трезво оцениваю положение, великий вали, и отношусь к нему со всею серьёзностью. Поэтому. Письмо пишу в подлинном виде. Все верные и близкие мне люди знают, что на обратной стороне моего письма обязательно должен быть такой вот торговый счёт. А если его не будет – то как бы не угадывалась в почерке моя рука – письмо в глазах моих людей будет чужое. Я, видишь ли, кое о чём думал, отправляясь в погоню.
– Это мне известно. Мой Аббас-ага, имея преимущество в деньгах и внезапности, потерял три корабля и троих лучших своих янычар…
Сидящие напротив, оставив меня в покое, повели тихие разговоры довольным, отрывистым полушёпотом. Я же быстро набросал текст.
“Любимые мои, здравствуйте. Имели морское сражение с кораблями “Царь Молот” и “Нэж”. (Дата и место.) Оллиройс их потопил. Пираты в южном море захватили “Хаузен”, разделили мальчишек. В пиратском городе Адор, что на Мадагаскаре, я отнял Эдда. Он на “Дукате”, в английской фактории в Басре. Корвин в Багдаде, у виновника всех бед, наместника султана, зовут которого Хумим-паша. Только что виделся с Малышом. Довольный и сытый. Я здесь в плену, со мной моих – двадцать. Обращение человеческое. Паша требует в обмен на жизнь, свободу и золото привезти к нему Эдда. Думаю, что сумею выкрасть Корвина и сбежать. Нох, Каталука, Кальвин и ещё шестеро наших погибли. Помолитесь за них. Эвелин, целую и обнимаю. Скоро увидимся. Томас”. (Дата и место.)
