Каперский патент (ЛП) - О'Брайан Патрик (книги .TXT) 📗
— Дорогая Вильерс, я не пытаюсь, упаси Боже, напугать тебя или отговорить. Все это мой сон, не лекция или притча. Я глубоко впечатлен, особенно глубиной чувства цвета — оболочка была ярко-красной — и поделился им с тобой в основном по этой причине, хотя Господь свидетель — мое описание прискорбно плоское, оно вовсе не затронуло сути. А частично, чтобы установить связь между тем, о чем мы говорили, и тем, о чем я собираюсь рассказать сейчас. Связь через символ полной независимости двух диалогов. Ты помнишь Д’Англара из Парижа, друга Ля Мота?
— Помню. — И отчужденное, несколько недоверчивое выражение лица сменилось любопытствующим.
— Он пообещал вернуть тебе огромный бриллиант, «Синего Питера», отправить нам вслед. Он сдержал слово, и сразу после суда над Джеком посланец привез его. Держи.
Стивен никогда не видел, чтобы Диана до такой степени теряла хладнокровие. Пока он передавал камень, обнаженный в лучах солнца, по ее лицу пробежали сомнение, изумление, радость и даже что-то вроде страха. Последний, однако, полностью смыли хлынувшие слезы.
Стивен отошел к окну и стоял там, пока не услышал сморкание и чихание. Диана сидела с бриллиантом в сложенных чашей руках. Ее зрачки расширились, и синие глаза казались черными.
— Не думала, что снова его увижу, — призналась она дрожащим голосом. — Как же я его любила, ох как греховно я его любила. И сейчас греховно люблю, — продолжила она, крутя камень под лучами света. — Выразить не могу, как я благодарна. А я так отвратительно обошлась с тобой, Стивен. Прости меня.
Снаружи кто-то позвал Диану. Она воскликнула: «Господи, это же Ягелло» и быстро осмотрелась — пути для побега не нашлось. Секундой спустя дверь открылась. Но вначале вошла маленькая арабская кобылка, а лишь чуть погодя - Ягелло.
Хотя Стивен и стоял спиной к яркому свету, Ягелло сразу же узнал его. За секунду выражение радостного удивления сменилось предельной замкнутостью, но потенциальный противник шагнул вперед, аккуратно взял его за руку, поблагодарил за доброту к Диане и поздравил с предстоящей женитьбой и с повышением — прекрасный лиловый мундир Ягелло украшали знаки отличия полковника, он носил золотые шпоры.
Диана отличалась сильным чувством общественного долга, так что уведя лошадь и приведя как смогла в порядок лицо (которое вполне можно было назвать «зареванным» — она не из тех женщин, которые плачут без следа), сделала все, что могла, дабы развлечь гостей.
Но Ловиса, невеста Ягелло, оказалась чрезмерно юной. Она боялась Дианы, которую Ягелло считал образцом совершенства. Так что ее молодость, уважение и неподдельная природная тупость в сочетании с незнанием французского и подозрением, что атмосфера в доме напряженная, сделали ее тяжкой обузой.
С Ягелло в этом отношении было бы чуть проще. Но он сумел понять, что обычная его веселая болтовня сейчас неуместна, а альтернативы придумать не смог, так его ошеломила ситуация. Светские навыки Стивена не сделали бы ему чести ни в чьем обществе, так что он ограничился несколькими вежливыми словами в адрес Ловисы (и впрямь до абсурда милой), а затем, слушая, как Диана рассказывает Ягелло последние новости о Джеке Обри, тоже погрузился в молчание.
Некоторое время он чувствовал себя очень странно, приписывая это накалу чувств. Каких именно, помимо очевидного одиночества провала, он еще не понял. Напрашивалась аналогия с ранами в бою — знаешь, что ранили, и примерно представляешь куда. Но не поймешь, ранен ли ты клинком, острием, пулей или осколком, и не узнаешь насколько тяжело до тех пор, пока не найдешь время осмотреть ранения. Все же Стивен жаждал, чтобы эти люди убрались. Так он сможет принять еще одну дозу, чтобы успокоить сердце и вернуться в Стокгольм хотя бы внешне спокойным.
Наконец-то Диане пришло в голову рассказать Ягелло, что его бабушка заходила перед обедом и предложить, чтобы он отправился в большой дом, пока она снова не появилась. Графиня Тессин, разумеется, видела, как они проезжают мимо, а пройти туда и обратно два раза — слишком тяжело для нее.
Ягелло с благодарностью согласился. Он имел те же намерения с первых минут, но не мог придумать пристойного повода, чтобы уйти. Но после первых прощаний, стоя в открытых дверях, Ловиса начала рассказывать Диане о свадебном платье. Она все болтала и болтала, в основном на шведском, а Стивен все сдавал и сдавал назад, пока с финальным кивком не скрылся наверху.
Его снова ошеломила сила настойки, и на этот раз ему пришла в голову мысль, что разница заключается в опиуме, а не в растворителе. «Но все же, — размышлял он, спускаясь вниз, — ни разу не слышал об имеющей значение разнице между фармакопеями разных стран в этом вопросе. С учетом разницы в несколько скрупулов на унцию, настойка получается одинаковой в любой уважаемой аптеке, будь то в Париже, Дублине, Бостоне или Барселоне».
— Господи, Мэтьюрин, — призналась Диана, — я думала, они никогда не уйдут. Эта глупая милая гусыня все еще разглагольствовала о вышивке на платье, когда показалась графиня Тессин. Тогда я толкнула Ягелло, и он увел свою невесту.
— О нем можно сказать много хорошего.
— Да, и на этот раз он ни слова не сказал против воздушных шаров, хотя отлично знает, что я планирую полет на субботу.
— В эту субботу?
— Да, шар уже начали наполнять
— А могу я отправиться с тобой?
— Конечно же, можешь. На этот раз красный шар, в корзине полно места. Хочешь взглянуть?
Стивен не ответил, пока она не повторила вопроса. Он взглянул на Диану несколько ошеломленно и признался:
— Великолепно. Ты держишь его здесь?
— О нет, конечно нет. Он огромный. Но наполняют его в литейне — используют железные опилки и серную кислоту, чтобы получать негорючий воздух, как ты понимаешь, и его можно увидеть с башни. Стивен, ты себя хорошо чувствуешь?
— Признаюсь, моя дорогая, немного странно. Но подняли меня до зари. Я вполне способен забраться на вершину башни.
— Поднимемся аккуратно. На буфете за тобой лежит подзорная труба.
Она провела его сводчатым коридором позади зала к темной башне, гораздо более старой, нежели дом.
— Будь очень осторожным, Стивен, — предупредила она, поднимаясь по спиральной лестнице. — Держись стены, на полпути пропадают перила.
Двигаясь по спирали в густой тени, они добрались до крохотной дверцы наверху и выбрались на яркий свет. Поднялись они удивительно высоко, и под ними раскинулся весь остров.
— Сюда, — показала Диана, отведя его к восточному парапету. Там виднелся старый Стокгольм - где-то в часе ходьбы, а с одной его стороны сгрудились высокие трубы фабрик.
Диана несла «Синего Питера», теперь она завернула камень в платок, положила в карман и навела подзорную трубу на трубы.
— Вот. Видишь ту, которая сильно дымит? Влево от нее, во дворе, виднеется верхняя часть круглой красной штуки. Это мой воздушный шар!
— Благослови его Господь! — ответил Стивен, возвращая трубу.
— Кажется, нам надо спуститься и выпить чаю, — побеспокоилась Диана, изучив его лицо. — Выглядишь ты, как белая оберточная бумага. Иди первым, я за тобой. Я-то знаю, где задвижка на двери.
Стивен открыл дверь, сказал что-то неразборчиво насчет субботы и нырнул головой вперед в пустоту.
Похоже, что несмотря на смутные задержки и неприятности, полет скорее отложили, чем отменили. По крайней мере, если из него сделали представление, то весьма скромное — он не помнил ни толпы, ни шума.
Какие-то беспорядочные воспоминания о падении, ранах и возбуждении заслоняли недавнее прошлое. Но сейчас они поднялись над облаками — довольно близкая аналогия его временно затуманенного сознания, и оказались в чистом воздухе на высоте, со странно знакомым темно-синим небом над головой и со всех сторон, пока Стивен не выглядывал за край корзины вниз, разглядывая фантастические завихрения медленно меняющейся карты облачно мира. Гораздо чище и интенсивнее, чем в его сне, который он прекрасно помнил.
