Роковое наследство - Феваль Поль Анри (список книг txt) 📗
– Тайну сокровищ?
– Именно! Величайшую тайну, священную тайну – как они говорят. Ты не знакома ни с Карпантье, ни с Ренье, но зато ты не раз говорила с дочерью первого, бывшей некогда невестой второго...
– Так, значит, Ирен?.. – воскликнула укротительница.
– Да, да. Вышивальщица, что живет напротив нас. Госпожа Канада широко раскрыла глаза от удивления.
– Она мне чужая, ведь верно? И все-таки, сама не знаю почему, я всегда вспоминаю нашу Валентину, когда вижу ее грустный ласковый взгляд. Прелестное, чудное дитя! Если выяснится, что ты сделал ей что-нибудь плохое...
– Ну, бей меня, Леокадик! – перебил ее Эшалот, чуть не плача. – Бей смертным боем, но только Не прогоняй от себя!
III
ШЕВАЛЬЕ МОРА
Эшалот замолчал: молчала и его повелительница. Госпожа Канада глядела на мужа сурово, и в ее глазах таилась тревога. – Голубчик, – наконец проговорила она, – чтобы вынести тебе приговор, я должна все знать. Я женщина справедливая и не потерплю, чтобы мой муж... Одним словом, если окажется, что ты мерзавец, то – берегись!
Эшалот собрался было что-то возразить ей, но она положила руку ему на плечо и грубо велела:
– Нечего вилять, давай рассказывай. Мне не терпится узнать все до кон ца.
– Хорошо, – сказал Эшалот. – Одно утешение: все-таки и у меня было в жизни счастье. Жаль только, что сейчас оно развеется, как сон. Что ж, малыша я поручу твоим заботам, а сам пушу себе полю в лоб. Зачем мне жить, раз ты перестанешь уважать меня?
А вышло все так потому, что мне претила даже мысль о том, чтобы притронуться к твоим деньгам. В своем первом письме ты писала: «Я сейчас пересекаю океан, желая убедиться: действительно ли Морис и Валентина прибыли в Новый Свет живыми и невредимыми. Горю желанием скорее вернуться на родину». Прочитав это, я подумал: «Нужно работать. Мое состояние должно быть не меньше, чем ее, иначе я как последний негодяй сяду к ней на шею».
Итак, как видишь, намерения у меня были наилучшие. И кажется, я не сделал тогда ничего плохого. Разве что, вопреки твоему запрету, возобновил знакомство с Симилором – с благой целью, разумеется, а вовсе не для того, чтобы ввязываться в разные истории, интересуясь, «Будет ли завтра день?». Впрочем, я не хочу ничего скрывать от тебя: мне поручили вкрасться в доверие к моему старому приятелю и выведать у него всю подноготную Черных Мантий.
– Так, значит, ты все-таки бываешь на Иерусалимской улице? – спросила укротительница без гнева, но с некоторым презрением.
– Вот еще, скажешь тоже! – воскликнул Эшалот. – Власти тут ни при чем. Ты обратила внимание на соседа, что снимает комнату для прислуги в конце коридора – ту самую, окна которой выходят на Грушевую улицу и кладбище?
– Ну да, бледный такой и бороду бреет. Шевалье Мора, кажется?
– Вот-вот! Это мой патрон.
– И чем же занимается этот патрон?
– Я не могу тебе сказать.
– Черт побери! Ничего себе исповедь у тебя получается! – вспылила укротительница.
– Слушай, Леокадия, ну чего ты все вскипаешь, как молочный суп?! Не могу сказать, потому что сам не знаю.
– А что за работу он тебе поручил, ты можешь мне открыть?
– Могу. И скажу тебе все без утайки. В Париже сейчас разыгрывается драма, главные действующие лица которой живут здесь, в особняке Гейо, на нашей лестничной площадке. Я знаю это абсолютно точно, знаю наверняка. По поручению шевалье Мора я кое-где бывал и кое к чему присматривался – и все ради его любви.
– Любви? – переспросила госпожа Канада, окончательно сбитая с толку.
– И благополучия, – продолжал Эшалот. – Ведь он в одиночку сражается со всей этой мразью.
– Как? – вскричала укротительница. – Значит, шевалье Мора противостоит «Охотникам за Сокровищами»?
– Леокадия, – проникновенно произнес Эшалот, – ты осудила меня слишком поспешно. Да я сквозь землю провалился бы со стыда, я бы умер прямо перед тобой от невыносимой душевной боли, если бы не надеялся в конце концов вернуть твое расположение. Потому только я и рискнул все тебе объяснить.
Что мне известно о шевалье Мора? Да почти ничего. Кто он и чем занимался прежде – никто не знает. Живет, как девица какая-нибудь, – не пьет, не курит, табаку не нюхает. Молчалив, говорит с чуть заметным овернским акцентом, что и понятно, – он родом из Италии. Роскоши, судя по всему, не любит, нерасточителен, но платит хорошо. Одна у него слабость: неравнодушен к своей соседке, молоденькой вышивальщице, но, клянусь, ухаживает за ней с самыми серьезными намерениями. Им очень удобно строить друг другу глазки, улыбаться и кивать: господин Мора живет в эркере, и окно Ирен как раз напротив одного из его окон.
– Не нравится он мне, – проговорила укротительница в задумчивости.
– У каждого свой вкус! – пожал плечами Эшалот. – А по-моему, он мужчина красивый, женщины на таких заглядываются.
– Может быть, – отозвалась бывшая мамаша Лео, – да больно уж лицо у бедняжки Ирен печальное. С чего бы это?
– Что ж тут удивительного, – ответил Эшалот. – Она безумно влюблена в моего патрона, а пожениться они почему-то никак не могут.
– Постой, ты ведь говорил, что у нее есть жених, – перебила его укротительница. – И по-моему, это вовсе не шевалье.
Рассказ мужа вызывал у госпожи Канады все больший интерес.
– Ну да, это красавец Ренье, художник с Западной улицы, – объяснил Эшалот. – По правде сказать, я не встречал человека легкомысленнее его. Но что мы с тобой все ходим вокруг да около, пора наконец и до сути добраться.
Итак, я жил в мансарде, как раз над нашей теперешней компанией. И вот однажды сталкиваюсь я на лестнице с шевалье Мора. Я раньше никогда его не видел и просто остолбенел от изумления. Почему? Сейчас объясню. Как-то паз я приподнял полотно, закрывавшее одну картину в мастерской господина Ренье. Странная это была картина, ну да ладно, не в этом дело... Так вот, там был нарисован шевалье Мора собственной персоной. Я его сразу узнал, даже вскрикнул. Господин Мора спросил, что со мной, а я честно признался, что видел его лицо на картине господина Ренье.
– Да что вы? – удивился он. – Вы знакомы с молодым художником?
– Когда он писал большую картину для графини де Клар, то Диомеда рисовал с нас – с меня и моего друга Симилора, – ответил я.
– Да вы и графиню де Клар знаете? – снова спросил он.
Я молча кивнул.
– Вы кажетесь мне неглупым, да и многословием не отличаетесь. А мне как раз нужен человек, на которого я мог бы положиться в одном весьма деликатном деле. Если вас не смущает возможность получать неплохое жалованье, но при этом не носиться целый день по Парижу с поручениями и не просиживать штаны в какой-нибудь пыльной конторе, то заходите как-нибудь ко мне – надеюсь, столкуемся.
В то время мы с Симилором снова объединились в идеального натурщика. Я говорю «идеального», но это не совсем так, – да, у него красивые икры, а у меня хорошо развита грудная клетка, но для полной гармонии нам всегда не хватало третьего компаньона, с физиономией поприличнее наших – ведь ни Симилор, ни я никак не можем сойти за красавцев, чьи лица желал бы запечатлеть на холсте любой художник.
Я растил малыша и с каждым днем чувствовал все большую потребность в няне для него, а дела наши шли хуже некуда, так что Симилору и мне приходилось даже продавать наши изысканные формы за жалкие пятнадцать су, позируя господину Барюку-Дикобразу и господину Гонрекену-Вояке в хорошо известной тебе мастерской Каменного Сердца, где рисуют для ярмарочных балаганов всяких акробатов, канатоходцев с шестами, тигров, львов, ученых обезьян и прочих зверюшек.
Тут мамаша Лео тяжело вздохнула. – Прости, я не должен был напоминать об ушедших днях счастья и славы, – сказал Эшалот. – Но слушай же дальше.
В общем, шевалье Мора предложил мне именно то, о чем я мечтал чуть ли не с детства, – надежный заработок, не мешающий жить спокойно и в то же время не ограничивающий меня в моих перемещениях по городу.