Иголка в стоге сена (СИ) - Зарвин Владимир (бесплатные онлайн книги читаем полные .TXT) 📗
Он повертел в руках увесистый ослоп, приноравливаясь к новому орудию охоты, и, натянув свое медвежье наголовье, двинулся к избе. За ним последовали Савва и Онуфрий, наряженные волками.
Медведь рассчитал все верно. В обращенной к болоту западной стороне дома бортников, впрямь, не было окон, что позволило маленькому отряду подобраться к нему незаметно.
Теперь Дмитрию и его спутникам оставалось обойти с боков сруб и ворваться в избу, прежде чем душегубы, почуяв незваных гостей, схватятся за оружие.
Пригнувшись, чтобы чья-либо тень не промелькнула мимо окон, они миновали боковые стены хижины и замерли по обе стороны дощатой двери, преграждавшей им путь вовнутрь.
Дверь была заперта изнутри на засов, и открыть ее снаружи не представлялось возможным. Постучать или подать голос значило вспополошить разбойников раньше времени и лишиться преимущества внезапности.
Оставалось дожидаться, пока кто-нибудь из людей Волкича сам не соблаговолит выйти из дома.
В этот день удача была явно на стороне Бутурлина и его спутников. Долго ждать им не пришлось. Скрипнув заиндевелым засовом, дверь отворилась, и на пороге, щурясь на яркое солнце, показался, жолнеж.
Судя по поспешности, с которой он рассупонивал на ходу жупан, на мороз его выгнала малая нужда. Но благополучно воздать дань природе жолнеж не успел.
Ужас сковал его существо и заставил опорожниться в штаны, когда перед ним, словно из-под земли, вырос громадный вздыбленный медведь, сжимающий в лапах увесистую дубину.
Беззвучно хлопая ртом, словно выброшенная на берег рыба, жолнеж попятился к двери, но путь ему преградили два полузверя — получеловека с волчьими мордами вместо лиц.
Жолнежу хотелось кричать, но из горла, сжатого судорогой, вылетал лишь сип. Сочувственно кивнув ему медвежьей башкой, зверолов тюкнул незадачливого вояку промеж глаз дубиной, и, переступив бесчувственное тело, шагнул к двери.
— С богом! — услышал Дмитрий над ухом голос старого Тура.
— С Рождеством Христовым, православные! — зычно взревел, врываясь в избу, Медведь. — Ужо я вас угощу!!!
Повинуясь общему порыву, Бутурлин ринулся вслед за ним вместе с Саввой, и Онуфрием. После яркого дневного света в избе бортников было темно, как в склепе, но московит все же сумел разглядеть картину смятения и ужаса, вызванных вторжением Медведя.
Большинство людей Волкича были прожженными негодяями, не боявшимися вида ни своей, ни, тем более, чужой крови, но суеверный страх перед нечистой силой имел власть даже над ними.
Восемь дюжих мужиков, бражничавших за длинным столом, впали в оцепенение, когда в избу средь бела дня ворвалась троица вооруженных оборотней, чтобы поздравить их с Рождеством.
При других обстоятельствах вид их лиц с изумленно выпученными глазами и выпадающей изо рта снедью мог бы рассмешить боярина, но сейчас ему было не до веселья. Едва разбойники догадаются, что перед ними ряженые, их страх улетучится, как дым, и тогда взять их в плен без крови и потерь не удастся.
Не давая им опомниться, Бутурлин огрел дубинкой по голове первого попавшегося под руку душегуба. Второго ударом ослопа свалил Газда.
Третий попытался вырвать из рук Дмитрия дубину, но, получив кулаком в зубы, распластался на земляном полу.
Работа шла споро. Тур и Чуприна едва успевали вязать оглушенных разбойников, тех же, кому удавалось ускользнуть от дубин Газды и московита, глушил, не давая вырваться на свободу, Медведь.
Один из жолнежей чудом увернулся от его ослопа и с проворством хорька прошмыгнул в дверь. Но младший сын охотника послал ему вдогонку стрелу, и разбойник с воем упал на снег.
— Что ж ты, братец? — вырвалось у Саввы. — Аль не слыхивал, что сказал боярин? Без нужды не убивать!
— Нешто я убил? — хитро подмигнул ему сквозь прорезь в наголовье Онуфрий. — Седалище — не печень, авось не околеет!..
В считанные мгновения с шайкой было покончено. Восемь подручных Волкича, оглушенные и связанные, смирно лежали на земле, двоих, оставшихся снаружи, Савва и Онуфрий втащили в избу и тоже опутали крепкой пеньковой веревкой.
— Ну и смердит, хуже, чем от выгребной ямы! — брезгливо поморщился, Тур, учуяв запах, исходящий от первого оглушенного Медведем жолнежа.
— Так он из избы выходил по малой нужде, — пояснил ему, снимая наголовье, охотник, — а увидев меня, заодно и большую справил! Жаль только, портки снять не успел, так что, придется, братцы, к смраду привыкать!
— Где хозяева?! — грозно вопросил Медведь, пнув ногой жолнежа, коему незадолго до того съездил по зубам Бутурлин.
— Там, в подполе, — сплюнул с разбитой губы кровь жолнеж, — где же им еще быть!
Могучим рывком Медведь поднял дубовую ляду, закрывавшую вход в подземелье, и кликнул хозяев. Из подземелья донесся испуганный женский вскрик, тихий стон и старческое кряхтение.
Но выбираться из подполья никто не спешил. Похоже, бортники не догадывались о том, что власть наверху переменилась.
— Вы что там все, онемели, что ли? — проревел в подпол Медведь. — Да я это, аль не признали?!
— Медведюшка, ты что ли? — донесся из погреба дребезжащий старческий голос, — А я, грешным делом, решил, что это пришлые ироды кличут нас на расправу!..
Из подземелья показался длинный, худой старик с растрепанной бородой и текущими по щекам слезами.
— Спаситель, отец родной!.. — причитал он, обнимая зверолова дрожащими руками. — А я уже думал, конец мой пришел!
— Ничего, дед, поживешь еще! — успокоил его Медведь. — Ваши-то все целы?
— Все как есть! — утвердительно тряхнул бородой патриарх медоборов. — Ану, вылезайте, чего зря в подполе сидеть!
Из темной глубины подземелья показалась скрюченная седая старуха, следом за ней — молодая женщина с грудным младенцем на руках.
Последним покинул подпол крепкий тридцатилетний мужчина, поддерживаемый под руки двумя подростками. Его русая голова была повязана оторванным от рубахи рукавом, на котором проступали кровавые пятна.
— Пришли среди ночи, яко воры, — продолжал сетовать на свои беды старик, — силой всех в подпол загнали! Сын мой старший, Соловушка, воспротивился, так они, ироды, голову ему разбили!
Соловушка огляделся по сторонам мутным взором, и вдруг пнул со всего маху ногой под ребра обгадившегося жолнежа.
— Долги возвращаешь? — понимающе кивнул Тур. — Дело хорошее, только, гляди, ног не замарай. Он тут сходил под себя ненароком…
— Остальные-то где? — обратился к старику Медведь. — Дочери, зятья?
— Их, видать, в других избах затворили! — ответила за него старуха, — там ведь тоже есть погреба…
— Филька, Ярема! — прикрикнул на подростков старик, — ану, бегом вызволять сестер!
Забыв о раненом брате, Филька и Ярема вихрем вылетели за порог.
— Ну, и что мы теперь будем делать со всей этой братией? — вопросил товарищей Газда, кивнув в сторону связанных разбойников.
— Повесить бы их, болезных, за все их веселые деяния! — предложил, по простоте душевной, Чуприна. — А то рыскают по лесам, добрых людей в погреба сажают, а сами подъедают чужие харчи!..
…Глядите, сколько у них здесь всего: похлебка из зайчатины, колбаса, солонина! А еще вино в кружках, да какое!
Похоже, тати его с собой привезли, у бортников таким не разживешься. Запах пряный от него, как от тех вин, что греки с Черного Моря, привозят! Надо бы его и нам испить, раз уж случай представился…
— Стой! — перехватил его руку, потянувшуюся к одной, из кружек Тур. — Не время нам нынче вином баловаться!
— А когда время-то будет? — выпучил наглые рыжие глаза Чуприна. — В коем веке нам добыча привалила, а ты и эту радость отнять у людей хочешь!
— Да погодите вы с разговорами о вине! — прервал их спор Бутурлин. — Главного татя среди них нет!
— Как нет? — насупился Газда. — Погоди, что же это, выходит, что мы Волка упустили?
— Выходит, так, — Дмитрий устало опустился на лавку и потер ладонью чело, словно отгоняя наваждение, — да нет, быть того не может…
