Золотая лихорадка - Эмар Густав (хороший книги онлайн бесплатно .txt) 📗

— Вы закончили? — сказал он спокойно.

— Кабаллеро! — вскричал, величественно выпрямляясь, дон Антонио.

— Одну минуту, дон Антонио, я и сам не хочу оставаться здесь и заставлять вас попусту терять драгоценное время. Но, надеюсь, и вы согласитесь, что каждый человек, которому дано определенное поручение, должен выполнить его до конца. Вы слишком умны и опытны в делах, чтобы не согласиться с этим.

— Я согласен с вами, милостивый государь, — отвечал дон Антонио, мгновенно успокоенный этими словами.

— Очень хорошо, в таком случае соблаговолите, пожалуйста, снова сесть и выслушать то, что я вам скажу. Это займет очень немного времени.

— Только, пожалуйста, покороче.

— Я прошу у вас всего-навсего пять минут.

— Хорошо, я согласен.

— Вы великодушны, и я вам очень благодарен за эту любезность. Итак, я продолжаю. На вашу долю назначено двести акций, которые стоят, если я не ошибаюсь, сто тысяч пиастров, а это, по моему мнению, представляет довольно-таки солидное вознаграждение.

— Милостивый государь, ни одного слова об этом.

— Я знаю, — продолжал невозмутимо полковник, — вы можете возразить мне: «Mas vole pajaro en mano que buitre volando» 82 .

Дон Антонио, пораженный тем, какой смысл был придан его словам, не отвечал.

Полковник между тем продолжал:

— Заправилы нашего общества рассуждали точно так же, как и вы, милостивый государь. Они отлично понимали, что с таким человеком, во всех отношениях достойным их уважения, нужно действовать открыто и честно, и поэтому они поручили мне, кроме акций, передать вам…

— Милостивый государь, — пытался еще раз остановить его сеньор Паво.

— Пятьдесят тысяч пиастров, — проговорил отчетливо полковник.

— Что! — вскричал консул. — Что такое вы сказали, сеньор?

— Я сказал — пятьдесят тысяч пиастров.

— А-а!

— Чек на эту сумму, с уплатой по предъявлению.

— На какой банкирский дом?

— Торрибио, Делапорпг и К°.

— Этот банкирский дом пользуется безупречной репутацией, милостивый государь.

— Не так ли?

— Конечно.

— Но, — продолжал, поднимаясь полковник, — вы отказываетесь, и теперь, когда мое поручение исполнено, мне остается только удалиться, испросив у вас предварительно прощения за то, что осмелился вас побеспокоить. Ведь вы отказываетесь, не правда ли?

Дон Антонио позеленел, его маленькие серенькие глазки, блестевшие, как раскаленные угли, не могли оторваться от бумаг, которые вертел перед ним полковник.

— Позвольте, — проговорил он, запинаясь.

— Гм! Значит я ошибся, senor caballero?

— Я… я… я думаю, да.

— В таком случае, вы понимаете, нам с вами нужно хорошенько все обсудить, чтобы потом не возникло никаких печальных недоразумений.

— Не беспокойтесь. Я думаю, что теперь у нас с вами все пойдет гладко. Вы сами знаете, что очень часто дело не сразу слаживается.

— Совершенно верно, но теперь, я надеюсь, вы ознакомились с ним как следует.

— В совершенстве.

— Тем лучше, в таком случае мы можем говорить откровенно.

— Да, — отвечал дон Антонио с насмешкой в голосе, — и для начала, сеньор Эль-Гарручоло, сбросьте с себя на время несвойственный вам вид. Мне гораздо приятнее вести дела с людьми, известными мне.

Эль-Гарручоло, а под именем полковника дона Франциско Флореса действительно скрывался прежний бандит, невольно вздрогнул, услышав свое имя. Он бросил зловещий взгляд на человека, сорвавшего с него маску, и крепко схватил его за руку.

— Берегитесь, дон Антонио, есть тайны, которые приносят смерть тому, кто их узнает.

— Очень возможно, милейший, — отвечал дон Антонио, в душе наслаждаясь действием произнесенных им слов, — но если я не ошибаюсь, мы хотим сообща провести трудную во всех отношениях операцию, и я только хочу дать понять вам, что если вы знаете мою тайну, то и я знаю вашу, и поэтому в ваших интересах действовать со мной открыто.

— Люди, которым грозит постоянная опасность, живут долго, — заметил бандит, пожимая плечами.

— Я и не думаю угрожать вам, а только принимаю свои меры предосторожности, вот и все. А теперь потолкуем.

Собеседники придвинули кресла и стали говорить почти на ухо один другому — и так тихо, что никто не мог подслушать их разговор.