Список Мадонны - Форан Макс (читать книги онлайн бесплатно серию книг .txt) 📗
— Человека, которого вы вызвали сюда, Саймона Макинтоша, я никогда в жизни не встречал. В тот день я вовсе не был в Шатоги. Посмотрите на мою руку. — Мартин вытянул свою правую руку. — Она была сломана, и очень серьезно. И если хотите знать, то это второй ваш свидетель, Теодор Браун, сломал мне ее. Нет, это не совсем точно. Его лошадь сломала ее, когда Браун набросился на меня.
Мартин понимал, что сказанное им звучало смешно, но ему ничего не оставалось, как продолжать. Он сделал паузу, стараясь собраться с мыслями. Но даже пытаясь обрести самообладание, он чувствовал на себе неблагожелательный взгляд председательствовавшего судьи, ощущал, как рок витал над длинным алым рядом напудренных париков. Двое судей фактически спали. Один прижимал руку ко рту, шепча что-то своему коллеге.
Прежде чем продолжить Мартин глубоко вздохнул.
— Я не мог стрелять ни из какого оружия этой рукой. Даже если бы я был у той фермы, о которой вы говорили, я не смог бы совершить того, о чем говорил этот свидетель. Каждый из тех, кто был с моим братом в тот день, мог бы…
Мартин замер. Один из членов трибунала, толстый краснолицый капитан, держал перед собой лист с примитивным рисунком. На нем была изображена виселица, с которой свисало вытянутое тело с головой в форме моркови и сильно деформированным лицом. От лица шли овалом обведенные слова, написанные по-французски неграмотно: «Что-то жмет воротник. Мне трудно дышать». Потом рисунок перешел к офицеру, сидевшему рядом с толстым. Его тихий смех был слышен всему суду. Только председательствующий судья, казалось, ничего не заметил, он сидел и смотрел в никуда. Рисунок переходил под столом из рук в руки. Еще больше ухмылок и хихиканий смешалось с восклицаниями гнева одиннадцати подсудимых, стоявших с выражением ужаса на лицах за ограждением. Один на скамье подсудимых, Мартин, поник головой.
Суд закончился 21 января, а тремя днями позже подсудимых снова доставили во Дворец юстиции, чтобы получить решение суда и заслушать вынесенный им приговор. Все так же с руками в наручниках их по одному ввели в небольшую комнату и поставили перед тремя судьями-адвокатами, сидевшими за столиком с двумя вооруженными солдатами по бокам. Хотя у него не было никаких иллюзий по поводу того, что должно было произойти, Мартин все же вновь почувствовал знакомый холодок страха, когда один из судей поднялся и нараспев произнес слова, которые ставили последнюю печать на его жизни:
— Мартин Гойетт подлежит быть повешенным за шею до смерти в такое время и в таком месте, которые будут одобрены его высокопревосходительством генерал-лейтенантом, командующим в провинциях Верхняя и Нижняя Канада и администратором указанных провинций.
Оба приговоренных за час не произнесли ни слова. Они лежали на койках. Тишину иногда нарушал кашель де Лоримьера или шуршание простыней Мартина, когда он беспокойно ворочался в темноте. День был долгим и тягостным, Мартин вздохнул с облегчением, когда дверь камеры закрылась на ночь.
Он прижал икону к груди. Она блестела в темноте.
— Шевалье, вы не боитесь умереть? Повиснуть на веревке со сломанной шеей, это вас не пугает?
Де Лоримьер тихо ответил из темноты:
— Нет. Это произойдет очень быстро. Глаза откроются, я отойду с миром и увижу Бога.
— А каким вы его увидите? И кого вы еще узнаете?
— На кого он будет похож, я не знаю. Он будет светлым и наполнит меня всем, чем я хочу. Там будут другие. Узнаю ли я кого-нибудь — это не важно, но мы все будем весело смеяться, поскольку увидим Бога.
Мартин поднялся и поднес Мадонну к койке де Лоримьера.
Сначала де Лоримьер не заметил ее, а когда увидел, то воскликнул:
— Боже мой, Богоматерь! Где ты прятал ее, Мартин?
— Она принадлежала человеку которого я люблю.
— Подойди сюда, Мартин. Поставь ее вот тут. — Он указал на низкую полку, где они держали продукты для приготовления пищи. — Мы можем помолиться перед ней вместе.
— Я не могу больше молиться, шевалье. С тех пор как дядя Антуан рассказал мне о своих сомнениях, я начал думать о тех словах, которые я напрасно тратил в молитвах. Впрочем, я думал об этом и до того. Я все еще не понимаю многих вещей. — Он повернул икону к себе. — Она сделана из сплава олова со свинцом, шевалье. Если мы знаем, кто есть Бог, то почему молимся металлу?
Де Лоримьер перекрестился так, словно отгонял эту ересь, но ответил успокаивающим, понимающим тоном. Он взял икону у Мартина.
— Она сделана из металла, но представляет Пресвятую Деву, поэтому, когда мы молимся ей, мы молимся Деве Марии через это рукотворное подобие. Для меня она душа Мадонны. — Де Лоримьер более думал вслух, нежели спорил.
Мартин упорно продолжал:
— Всегда?
— Нет. Только тогда, когда я молюсь ей.
Мартин взял икону обратно.
— Оловянная Мадонна делает настоящую Мадонну подлинной? Вот так, сама по себе прибавляет реальности вере? Мне трудно это принять, шевалье.
— Но ты должен это сделать, Мартин. Вера предписывает делать то, что протестанты, а вместе с ними, очевидно, и ты, называют иконопоклонничеством. — Он благоговейно взял Мадонну. — Иконы, подобные этой, освящаются через богооткровение. Как и вера, которая также является откровением, твоя Мадонна просто материализует духовную сущность.
— Не хотите ли вы сказать, что откровение предшествует вере?
— Нет, я утверждаю, что вера укрепляется и становится более реальной через откровение и в равной мере откровения подтверждают наши представления о божественности. Я не могу сказать, откуда берется вера в каждом человеке. Если говорить обо мне, то я впитал ее с молоком матери. Только избранные получают веру по-другому.
— Избранные? — удивленно спросил Мартин. Мадлен также говорила об избранных. — Что вы имеете в виду, шевалье?
— Они являют собой мост между землей и небесами. Они посланы к нам Богом, чтобы исполнить его волю.
— И в чем Его воля? — Мартин вспомнил Мадлен. — Можно ли безнадежное кровавое фиаско назвать волей Всевышнего?
Де Лоримьер устало ответил:
— Не нам гадать. Уже того, что Он и Его Пресвятая Мать снизошли до того, чтобы предстать перед избранным ими, достаточно для побуждения сердец и душ всех смертных грешников возрадоваться и вновь уверовать в истинного Бога. Только избранным на этой земле известен тот восторг, который ожидает меня через два дня.
— Я все же не понимаю, шевалье. Прошу простить меня за отсутствие веры или за излишнюю въедливость, но как же быть с безумцами? — Он вздохнул, прежде чем продолжил: — Я слышал о лжеизбранных. Я даже разговаривал с человеком, утверждавшим, что ему было небесное видение.
Де Лоримьер долгое время хранил молчание. Наконец он ответил, но так по-детски, что в его ответе Мартин не услышал ничего ни о Боге, ни об избранных, а только о богобоязненном шевалье.
— Я читал об избранных: Павле, Августине, Доминике, Реджинальде и Франциске. Истинность пережитого ими подтверждается нашей святой церковью. Для меня этого достаточно, поскольку это не могло быть по-другому, если бы не было так.
— Я это понимаю. Но узнаете ли вы сами избранного?
— В зависимости от…
— От чего?
— От благочестия этого человека. От соответствия его видения учению святой матери-церкви.
Мартину представилась Мадлен. Он весь подался вперед.
— А как же сила чувства? Внутреннее осознание?
Де Лоримьер понимающе покачал пальцем, улыбаясь и одновременно кивая.
— А вот и ты заговорил о вере. Все возвращается к ней, мой друг. Теперь тебе становится понятно, почему я не боюсь умирать.
Наступила очередь молчать Мартину. Было вполне очевидно, что де Лоримьер не посчитал бы Мадлен избранной. Она не подходила под это определение. А под его собственное? Мартин вспомнил ту силу чувств, которые он испытал, увидев ее взгляд, прикованный к чему-то созданному ей самой за алтарем. В ту пору он не был уверен, поскольку не разделял ее ощущений. Но тогда он поверил, и был убежден до сих пор, в то, что она видела в пустоте что-то действительно существовавшее. Влияние этого чего-то на ее поступки было гораздо сильнее, чем влияние дяди Антуана на него самого. Чья вера была сильнее: его или де Лоримьера? Мадлен назвала его избранным. Он не понял тогда, что она имела в виду. Но если она имела в виду, что она сама, по-настоящему избранная, выбрала также его, тогда это имело смысл. Если Мадлен действительно была избранной, то со временем она бы превратила его сомнения в убеждения, дала бы ему цель вместо неуверенности. А теперь он потерял ее. О Боже! Внезапно его осенило. Он снова встретит ее через два дня. Мартин сразу же почувствовал руками холодную и влажную на ощупь икону. Виселица стояла там, менее чем в двухстах шагах от того места, где он сейчас стоял. Почему веревка и вспышка вечности пугают его тогда, когда он сможет снова увидеться с Мадлен?
