Иголка в стоге сена (СИ) - Зарвин Владимир (бесплатные онлайн книги читаем полные .TXT) 📗
Всякий воитель испытывал набегами силу порубежника, выискивая его уязвимые места и стремясь поживиться награбленным добром.
Склоки между татарскими Ханами были на руку Москве. Разрозненные Ханства не представляли для нее былой угрозы, кою несла в свое время сплоченная Орда, но Князь Иван чуял: недалек день, когда какой-нибудь из правнуков Чингисхана захочет подобрать жезл, оброненный прадедом.
Чуял это и Давлет Гирей. В глубине души он даже надеялся, что этим человеком окажется его сын. Но с недавних пор у царевича Ахмеда появился опасный соперник.
Великое Астраханское Ханство, граничившее с Казанским Ханством на юге, всегда стремилось ущемить интересы северного соседа.
Занимая более выгодное положение для торговли со странами Востока, оно успешно перехватывало торговые караваны, идущие на север из Китая и Хивы, лишая тем самым Казань пряностей, дорогих тканей и лучшего для ковки клинков индийского железа. Не раз совершали астраханские ханы и набеги на земли Казани, нанося подданным Давлет Гирея немалый ущерб.
Казань огрызалась ответными набегами и, как могла, укрепляла границы. Но эти меры не отрезвляли южного соседа. Владыки Астрахани положили глаз на вотчину казанских ханов и изо всех сил стремились доказать им свое превосходство в силе.
Однако, всерьез Давлет Гирей почуял опасность с юга, когда на астраханском троне утвердился молодой и честолюбивый Менгли Гирей, его двоюродный племянник.
Он впервые за долгие годы заговорил о необходимости для всех татар объединить силы в борьбе с христианской Москвой под единым началом. Естественно, вождем, способным свершить такое объединение, Менгли Гирей видел себя.
И объединять татар он начал своеобразно: обратился к Давлет Гирею с просьбой выдать за него замуж старшую дочь Казанского Хана, Арзу.
В иное время Давлет Гирей с радостью согласился бы на подобный брак, но сейчас намерения соседа были слишком очевидны. Менгли подбирался к трону Казани и хотел достичь женитьбой того, чего не смог добиться набегами. Ведь в приданое он требовал немалый кусок, лучших казанских земель.
На такое Давлет Гирей никогда бы не пошел. Он не любил делиться тем, что считал достоянием своего рода и собирался передать по наследству сыну. Но и отказывать ретивому соседу было опасно. После такого отказа ни о каком замирении с Астраханью не могло быть и речи. Скорее, наоборот, следовало ожидать новой войны.
Посему Давлет Гирей старался не портить отношения с Москвой, в коей видел союзника в борьбе с Астраханью. Военный союз с христианами против единоверцев-мусульман не казался противоестественным Казанскому Хану: в отношении к Астрахани интересы Казани и Москвы совпадали.
Ни Давлет Гирею, ни Ивану Третьему не нужно было усиление южного соседа, и в войне с Астраханью Казань могла полагаться на помощь Москвы.
Менгли Гирей это хорошо понимал. Пока между Москвой и Казанью была дружба, затевать с последней войны было небезопасно. Посему он безропотно проглотил обиду, нанесенную ему отказом Давлет Гирея в руке его дочери и стал искать другие способы овладения Казанью.
Поскольку главным препятствием на пути к этой цели были Старый Хан и его сын, от них следовало избавиться, но сделать это должна была сама казанская знать.
В окружении Давлет Гирея присутствовало немало людей, тайно желавших его свержения и объединения сил с Астраханью.
Посулами власти и богатства Менгли Гирею удалось склонить их на свою сторону, и вскоре случилось то, чего так опасался Московский Князь.
Как-то на пиру старому Хану нежданно стало дурно. Придворный лекарь, осмотрев своего Владыку, не нашел ничего угрожающего жизни, но спустя пару дней повелитель Казани умер от колик в утробе.
Скорбная весть о смерти отца застала Ахмеда во время его совместной с Иваном соколиной охоты. Он запускал с руки серебристого кречета, когда гонец, прискакавший на взмыленном жеребце из Казани, пал перед ним ниц и поведал о случившемся.
Юноша, коему едва минул семнадцатый год, выслушал его без слез и горестных стенаний, как и подобало наследнику грозных Чингизидов. Не тратя попусту времени, он кликнул своих нукеров, охранявших его во время пребывания на Москве, и велел собираться в дорогу.
Зная, какие опасности могут подстерегать царевича на пути в Казань, Иван предложил ему взять с собой сотню московской тяжелой конницы.
Но Ахмед от такой помощи отказался. Он мнил, что наследнику негоже возвращаться в отчий дом с чужеземными войсками, словно завоевателю. Впоследствии он горько пожалел об этом решении, как, впрочем, и сам Иван, не сумевший тогда настоять на своем.
Вернись царевич в Казань с военной силой, исход дела мог быть иным.
Девять томительно долгих дней Московский Князь ждал вестей, от своего воспитанника. Десятый день, наконец, принес известие, однако, не то, что могло бы обрадовать Московского Владыку.
Царевич Ахмед вернулся на Москву, отвергнутый подданными своего отца. Они так и не открыли наследнику Казани ворот и не пожелали присягнуть ему на верность.
Бледный от гнева и обиды, с сумрачно горящими глазами, предстал перед Иваном несостоявшийся Великий Хан. Он жил лишь одной страстью — вернуться с войском в Казань, покарать изменников, — и просил Ивана о помощи.
Московский Князь оказался перед трудным выбором. С одной стороны, он был кровно заинтересован в утверждении Ахмеда на казанском троне, с другой — не желал, чтобы против него ополчились прочие татарские ханства.
А вмешательство Москвы в дела Казани явно пришлось бы им не по вкусу. К тому же, ее завоевание требовало от Московского Княжества немалых сил, необходимых Ивану для нужд собственной державы.
И все же Иван решился выступить в поход, поскольку знал: скупость может ему обойтись дороже.
Среди казанской знати, отвергнувшей сына Давлет Гирея, вновь вспыхнули разногласия. Одна ее часть стояла на том, чтобы утвердить на троне новую казанскую династию, благо, родственников Чингисхановых кровей, у покойного Хана было предостаточно.
Другие же мурзы видели своим властелином Менгли Гирея и обещали признать лишь его владычество. Они особо рьяно ратовали за войну с Московией и со своими отрядами свершали набеги на московские земли.
Иван знал: не положи он сейчас конец казанской смуте, будет еще хуже. Если в татарской столице возьмут верх сторонники Менгли Гирея, большой войны не миновать. Посему, не считаясь с расходами, он двинул войско в поход на Казань…
…С воцарением на казанском троне юного Ахмеда в жизнь Московского Княжества вернулись мир и покой. Но долгими они не были. Та же рука, что когда-то подлила яд в кубок Давлет Гирея, учинила расправу и над его наследником. Кто-то подсунул ему под седло терновый шип, и обезумивший от боли конь сбросил наездника, сломавшего при падении шею.
Для Московского Князя вновь потянулись томительные дни ожидания. У него не было достаточно сил, чтобы вновь усадить на трон Казани верного ему человека. Ивану оставалось лишь ждать, какое решение примет Казанская знать.
Долгое ожидание и здесь принесло свои горькие плоды. Хотя после возвращения Ахмеда в Казань сторонники Менгли Гирея были частично перебиты, частично изгнаны из Ханства, любителей воевать с Москвой здесь по-прежнему хватало.
Избранный ими на трон Али, племянник прежнего Хана, не отличался добрыми чувствами к Руси. Робкий поначалу, он со временем ощутил вкус власти и стал не менее дерзким и заносчивым, чем Менгли Гирей.
При нем возобновились набеги на московские рубежи, подняли голову притихшие было сторонники возрождения Великой Орды.
В том, что долгое ожидание всегда предвещает беду, Князь убедился еще раз, когда в назначенный срок на Москву не вернулся Бутурлин. Иван сразу почуял, что свершилось недоброе. Боярин Дмитрий был из тех людей, которые исполняют порученное дело точь-в-точь и никогда не нарушат наказ своего Государя.
Посему нетрудно представить, какие чувства вызвал в его душе рассказ королевского посла о причастности Дмитрия к убийству Корибута и о его побеге в леса. Рассудок Князя отказывался поверить в услышаное им.