Листья коки - Суйковский Богуслав (читать книги без сокращений .txt) 📗
Слабый звук, который мог уловить лишь слух владыки этих мест, донесся снизу, из извилистого, не очень глубокого ущелья, сбегавшего к главной долине. Словно по расщелине прошуршал маленький камешек или что-то мягкое прошлось по корням деревьев и по валунам. Потом долетел уже иной, более отчетливый и близкий звук: это хрустнул придавленный чьей-то тяжестью сухой стебель травы, зашуршали, словно тронутые порывом ветра, кусты. Но ветра не было. И вот наконец ягуар уловил запах, острый и отчетливый. Хвост хищника дернулся в змеином движении, забил по скале. Подобрались готовые к прыжку лапы, под шкурой напряглись стальные клубки мускулов. Обнажившись, блеснули огромные белые клыки. А глаза потухли, превратившись в еле заметные щели, — зверь словно боялся, что их блеск способен выдать его.
Ему знаком был этот чужой запах. С тех пор, когда ягуар был еще беспомощным котенком, он сохранил о нем смутное воспоминание, связанное с какой-то опасностью. То, что приближалось, было, вероятно, большим и грозным.
Но сегодня черный капак-тити не испытывал страха. Он давно уже не встречал не только более могучего противника, но и такого, который просто осмелился бы помериться с ним силами. Он властвовал над горами и долинами, над всем, что тут жило, дышало, и не только тут, но и повсюду. Любое живое существо могло быть для него только жертвой. Чужой запах уже не возбуждал памятного с детства страха, а вызывал страшную, всепоглощающую ярость. Наверное, только тогда, когда к самке, облюбованной черным ягуаром, осмеливался приблизиться другой самец, он приходил в подобное же исступление. Однако такие схватки были короткими, а исход их уже заранее предрешен…
Но сейчас какое-то инстинктивное чувство, голос предков или звериная мудрость заставили его застыть неподвижно. Он ждал, сжавшись, содрогаясь от возбуждения. Его глаза, глаза ночного охотника, владыки тьмы, видели все абсолютно ясно.
Там, где ущелье расширялось и посреди небольшой рощи бил родник, зашевелилось что-то черное. Какой-то зверь, темнее самой ночи, неторопливо двинулся к скале. И казалось, что его неторопливость — от ощущения собственного могущества. Незнакомый зверь словно чувствовал себя полным хозяином этих мест и совсем забыл о возможной опасности.
Хищник передвигался неуклюже, подминая под себя кустарник и травы. Громко сопя, он обнюхал гнездо, покинутое полевой мышью, лязгнул зубами, схватив слишком поздно пробудившуюся шиншиллу, потом выбрался на край ущелья и остановился над обрывом, глядя вдаль и нюхая воздух.
Это был большой, старый самец, любитель дичи, слишком ленивый для того, чтобы рыться в земле и отыскивать мелких грызунов. Подобно всем медведям, он отличался слабым зрением, зато обладал замечательным нюхом и с его помощью безошибочно определял, что происходило вокруг.
Медведь с удовольствием предвкушал возможную схватку. Хорошо бы неожиданно подкрасться к пугливому стаду травоядных и, дав выход своей чудовищной силе, схватить облюбованную жертву и рвануть зубами трепещущую в последних конвульсиях шею животного. И снова ощутить свою силу, утвердить свою власть над этим краем.
Откуда-то из долины долетел едва уловимый запах приближающихся вигоней и целиком завладел вниманием гигантского черного медведя.
Не слух, не обоняние, а скорее инстинкт заставили его быстро обернуться. Черное, упругое тело взметнулось с высокой скалы и, описав дугу и едва коснувшись земли, снова взвилось в смертоносном прыжке. Зеленые, теперь широко раскрытые глаза горели, а белые клыки угрожающе обнажились.
Прыжок ягуара был стремителен и бесшумен, как бросок копья, но и медведь не медлил. Поднявшись, ощерив клыки, он молниеносными ударами громадных передних лап отразил неожиданное нападение.
Два черных тела, одно — страшное своей стальной упругостью и гибкостью, другое — огромной силой и неодолимым упорством, схватившись не на жизнь, а на смерть, покатились в густеющем сумраке. Медведь зарычал было, но потом уже только посапывал; ягуар разъяренно фыркал. В тишине слышалось щелканье клыков, скрежет когтей. Потом раздался треск сучьев, загрохотали сдвинутые со своих мест валуны, которые лавиной устремились куда-то вниз. А густой сумрак ночи поднимался из ущелья, все дальше растекаясь по склону горы. Наконец и оба зверя покатились вниз, оттуда раздался лишь короткий слабый рык, сопение, хрип, и потом все стихло.
— Медведь! Великий господин, ведь это был медведь! — Синчи дрожал от волнения.
Все вскочили, возбужденные и потрясенные схваткой, за которой они наблюдали со скалы. Первым опомнился Кахид.
— Да, ты говорил правду. Это был медведь, достойный копья самого сапа-инки. Жаль, что этот зверь погиб. Он мог бы великолепно завершить охоту.
— Великий господин, ты думаешь, что…
— Конечно. От него и от ягуара только мокрое место осталось. Они сорвались со скалы и рухнули в пропасть.
— Ягуар… — теперь Синчи уже пришел в себя, и ему вспомнились местные легенды. — А может, это был могучий дух, уака? Так поговаривают люди.
— Молчи! О таких вещах позволительно говорить только жрецам, — оборвал его ловчий. Но сам он долго молча всматривался в мрак ущелья, туда, куда сорвались оба хищника.
Два громадных черных зверя — ягуар и медведь, — схватившиеся насмерть здесь, куда должен прибыть сам сын Солнца Уаскар, — это и в самом деле предзнаменование. Движения большой кошки, ягуара, были проворнее… Ну, конечно, теперь он понял. Он был столь же проворен, как Атауальпа. А этот медведь… могучий и неторопливый. Не он ли воплощение Уаскара?
Ловчий, который принадлежал к окружению царствующего инки и был посвящен — так ему по крайней мере казалось — во все тайны двора и дворцовой политики, забеспокоился. Если бы хоть знать, который из этих двух хищников вышел победителем. Тогда можно было бы сделать какие-то выводы… Однако тьма и пропасть поглотили и того и другого.
Необходимо рассказать о схватке кому-нибудь из жрецов, пусть объяснят. Лучше самому уильяк-уму. Он вернее других умеет толковать всякие предзнаменования и указания бога Солнца. Именно ему необходимо сообщить о том, что два черных хищника бросились друг на друга сразу же после захода солнца. Это может оказаться важным, очень важным знаком.
И ловчий, уже вполне владея собой, повелительным тоном обратился к сопровождающим его воинам и Синчи:
— Я запрещаю вам рассказывать кому-либо о том, что Здесь произошло! Боги не терпят болтовни. Вы ничего не видели! Понятно?
— Мы ничего не видели, великий господин, — послушно отозвался один из воинов, склонив голову.
Синчи, по привычке гонца, тотчас же повторил вслед за ним:
— Мы ничего не видели, великий господин. Однако, когда они отправились разыскивать удобное место для ночлега, Синчи украдкой, боязливо покосился в сторону почти уже неразличимого ущелья.
Глава пятая
— Здесь окончится охота, — решил ловчий Кахид на следующий день.
С вершины скалы, откуда прыгнул ягуар, открывался великолепный вид на окрестности.
— Это место создано для самого сына Солнца. Зверей погонят вон оттуда…
Широким жестом он указал на плоскогорья, на синеющие вдали горные вершины. Отсюда нельзя было различить селения и поля, но ловчий, перебирая узлы на своем кипу, принял решение.
— В этой долине много жителей. Она может дать для облавы сто двадцать человек. Там дальше — всего четыре селения. Но вон за теми вершинами — еще семь. Оттуда придет шестьсот человек. Уануко поставит тысячу. Больше всего зверя можно будет согнать с западных склонов гор. Кто обитает на той стороне горного кряжа?
Синчи не колеблясь ответил:
— Там округ Силустани. Управляет им Каркиляка, человек уже старый. Мужчин много, и все они опытные охотники.
Ловчий кивнул головой, все еще перебирая в пальцах узелки непонятного для Синчи письма.
— Да, Силустани — сильная крепость. Однако туда нам придется добираться с севера — от Кахамарки, через перевалы. Есть ли туда какая-нибудь дорога в горах?
