Дитя Всех святых. Цикламор - Намьяс Жан-Франсуа (читать полностью книгу без регистрации TXT) 📗
Отныне в Вивре установилась напряженная атмосфера. В душе Франсуа клокотала ярость, которую он с трудом сдерживал. Ведь Анну еще нет и тринадцати лет, он вступит в борьбу слишком поздно; все решится без него.
Изидор Ланфан стал более суровым, более требовательным к своему ученику. Упражнения, к которым оруженосец принуждал юного Анна, делались все сложнее и тяжелее для его возраста. Однако сам мальчик безропотно выполнял все, и так шли дела вплоть до рокового Михайлова дня 1424 года…
Изидор был по-прежнему недоволен Стеллой. Она капризничала и не слишком-то слушалась всадника, в частности нередко отказывалась брать препятствия. Однако поскольку Анн ни за что не желал расставаться со своей лошадью, требовалось непременно улучшить ее поведение. Вот почему Изидор решил всерьез заняться ее выездкой и особенно – прыжками через барьеры.
То был дождливый сентябрьский день… Изидор с Анном отправились на равнину в сопровождении нескольких конных стражников. После недолгой стремительной скачки Изидор Ланфан указал на изгородь какого-то поля. Сначала он сам перемахнул через нее на собственном коне, вслед за ним – и стражники. Наконец, настал черед Анна, замыкавшего цепочку.
Стелла легко пошла галопом, но в последний момент уперлась всеми четырьмя копытами – и сделала это так резко, что всадник чуть не вылетел из седла головой вперед. Анн как можно мягче постарался успокоить кобылу. Он ласково уговаривал ее, гладил по шее, потом развернулся, отошел назад для разбега и снова погнал Стеллу к препятствию.
Лошадь никак не могла выбрать между послушанием и отказом, и эта нерешительность послужила причиной трагедии. Стелла помчалась во весь опор и вдруг снова в последний миг остановилась. Но сделала это слишком поздно. Поскользнувшись на раскисшей от дождя земле, она проехалась вперед и рухнула в глубокую канаву, выкопанную вдоль ограды.
Анн не смог удержаться в седле. Больно ударившись при падении, он с трудом встал, весь перепачканный грязью… И тотчас же закричал от ужаса. Стелла барахталась на земле, не в силах подняться. Она сломала себе ногу. К несчастью, надежды не было никакой. Сломанная кость торчала наружу, и животное ржало от боли…
Изидор подошел к своему юному господину.
– Мужайтесь, монсеньор…
И пока Анн стоял, застыв от горя, вынул из-за пояса кинжал, подошел к животному и метко всадил клинок в шею, перерезав яремную вену. Кровь хлынула потоком. Стелла дернулась пару раз и замерла.
Анн содрогнулся всем своим существом. Испустив ужасный вопль, в котором слышалось рыдание, он вскочил на лошадь одного из стражников и бешено помчался в сторону Вивре…
Мальчик заливался горючими слезами. Стелла, волшебная кобылица, Стелла, дар волхвов, валялась в грязи и крови! Стелла, которой он поверял все свои мечты и надежды! Бессловесная тварь, она, тем не менее, стала его единственным другом, его наперсницей, сестрой, которой у него никогда не было. И вот злая судьба в один миг уничтожила все!
Анн скакал к замку сломя голову. В те мгновения в его груди горело только одно желание: поделиться невыносимым горем с прадедом.
Он нашел Франсуа в большом зале греющимся у камина и бросился к нему.
– Монсеньор! Моя лошадь, ваша лошадь…
Захлебываясь от рыданий, Анн рассказал все. Когда он умолк, заговорил прадед. Тон его был сочувствующим, но в нем звучала твердость.
– Я понимаю твою боль, Анн, но в некотором смысле даже лучше, что это произошло сейчас. Стелла была капризна, вот что ее сгубило. Случись такое в бою, ты бы тоже погиб.
У Анна перехватило дух. Холодность прадеда лишила его дара речи. Неужели Франсуа ничего не понял? А тот продолжал с пугающим, как казалось мальчику, спокойствием:
– Веди себя как мужчина. Утри слезы. Я подарю тебе другую лошадь, такую же красивую, но более послушную.
Анн не захотел ничего слушать. Забыв даже поклониться, он выбежал вон…
Франсуа разослал по всей Бретани верных людей, поручив им доставить лучшего коня, какого сыщут, и уже спустя несколько дней смог сделать Анну подарок. Это был жеребец, тоже белый, но крупнее и сильнее Стеллы. Он выглядел куда более спокойным – стоял неподвижно, дожидаясь своего нового хозяина.
Франсуа сказал Анну те же слова, что и в тот раз, когда дарил Стеллу:
– Возьми его. Он понесет тебя в битву на врага.
Но Анн больше не был тем восхищенным ребенком, как на то Богоявление, в день своего одиннадцатилетия. Его лицо приняло замкнутое, даже враждебное выражение. Долго в молчании он рассматривал нового коня и, наконец, объявил:
– Стелла была белоснежной, а он – нет. У него там пятно.
Действительно, у животного на лбу имелось вытянутое рыжеватое пятнышко, словно язычок пламени.
– Он таков, каким его создал Творец. А теперь дай ему имя.
Анн воспротивился этому приказанию всем своим существом.
– Не могу, монсеньор. Я любил Стеллу. А его не люблю.
Впервые Франсуа де Вивре повысил голос на своего правнука.
– От тебя требуют не любить его, а назвать. Повинуйся!
Анн вздохнул.
– Я повинуюсь вам, монсеньор. Но только нет мне в нем никакой отрады. Так я его и назову: Безотрадный.
Франсуа пропустил мальчишечью дерзость мимо ушей. Анн одним махом вскочил в седло, дал шпоры своему Безотрадному, и тот пустился в галоп…
Франсуа де Вивре рассудил, что, когда горе пройдет, Анн снова станет таким же, как прежде. Но старый сеньор ошибся. Смерть Стеллы оставила в душе мальчика глубокий надлом.
Анн стал замкнутым, скрытным. Безрассудно и несправедливо злился на весь белый свет. На Изидора – в первую очередь. Упрекнуть оруженосца за то, что он прекратил страдания Стеллы, Анн не мог, но и с собой ему не удавалось сладить: снова и снова он видел перед собой, как Изидор вонзает кинжал в шею волшебной, белоснежной лошади, и та истекает кровью. Отныне и, быть может, навсегда Изидор Ланфан стал неотделим от этого образа.
Злился мальчик и на Франсуа. Забывая о том, что тот говорил по поводу опасности, которую представляла бы строптивая Стелла в бою, Анн считал прадеда человеком циничным и бессердечным.
Примерно в то же время он попросил брата Тифания обучить его греческому. Однако молодой монах, немного смутившись, признался, что не знает этого языка. И с тех пор Анну, полагавшему – может, и справедливо, – что он владеет латынью уже лучше, нежели его учитель, стало казаться, будто он только теряет время с подобным наставником.
Однако несправедливее и суровее всего он обходился с Безотрадным. Когда Анну разрешали вволю поездить верхом, он чаще всего отправлялся к Мон-Сен-Мишелю. И по пути нарочно искал препятствия – изгороди, пни, поваленные деревья, скалы, – принуждая своего коня к упражнению, оказавшемуся роковым для Стеллы. Эти злые выходки, по счастью, не только не угробили жеребца, но даже привели к счастливому открытию. Анн вдруг обнаружил, что Безотрадный просто обожает прыгать. И вкладывает в свои прыжки столько же мощи, сколько и легкости.
Шло время… Анну исполнилось тринадцать, и он подрос еще больше. Поражение при Вернее отнюдь не обернулось для страны катастрофой, как того опасались. Франция не пала; соотношение сил между войсками англичан и дофина опять выровнялось, и война все тянулась, превратившись в своего рода рутину. Наступил Троицын день 1425 года, который потряс Анна не меньше, чем памятное Богоявление.
Во время службы в часовне Анн горячо молился. Троицын день, праздник Святого Духа, был для него, быть может, самым важным из всех, поскольку именно Духу Святому он отдавал предпочтение, ставя эту ипостась Троицы даже выше Бога-Отца или Иисуса. Он закрыл глаза и произнес вполголоса, со всем пылом души:
– Дух Святой, просвети меня!
Когда он снова взглянул на алтарь, увиденное вдруг поразило его. Черная ряса брата Тифания составляла удивительный контраст с кровавыми тонами витража, видневшегося позади… Красное и черное, священник и воин! Внезапно Анну показалось, что у герба его рода совсем другое значение, нежели то, о котором поведал ему прадед. Надо непременно поговорить с ним, даже если Анн рискует показаться самонадеянным! После богослужения он наберется мужества и сделает это…
