Робин Гуд против шерифа - Кинг Диана (книги без регистрации полные версии .txt) 📗
— Тебе, значит, так дороги эти люди… Ну что ж, хотя я, как ты ловко подметил, связан обязательством, так уж и быть, я уступлю тебе головы пятерых бунтарей по пяти тысяч гиней за каждую. Итого — двадцать пять тысяч гиней и неделя сроку. И так королевские псы скребутся в двери замка и требуют крови, требуют настоящего урока бунтовщикам.
«Двадцать пять тысяч», — озадаченно присвистнул Робин. Возможно ли в одночасье собрать такую громадную сумму? Даже при «помощи» Таумента. Впрочем, иного выхода у Робина не оставалось, и он, смело глядя прямо в глаза шерифу, утвердительно кивнул головой и направился к коню: после четырехлетней разлуки с этим человеком говорить было больше не о чем.
«Вот ведь прохвост. Мало с него спросил…» — смотрел ему вслед Реджинальд, уверенный в том, что владелец Локсли, неважно каким образом, но слово свое сдержит. А двадцать пять тысяч гиней в то время составляли ни много ни мало — несколько лет службы самых высокопоставленных сановников, вплоть до министра. За такие деньги треть Ноттингема можно было купить.
Решено было встретиться через неделю на этом же месте.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Встреча Робина с шерифом ноттингемским состоялась во вторник, а в четверг на главной лондонской площади, Уиллбери, позже названной Трафальгар-сквер в честь знаменитого сражения, можно было увидеть проходившего между торговыми лавками простоволосого человека. То, что он не носил шапки, выдавало в нем гостя из леса, охотника. А тип лица, рыжеватая щетина, а также строгая перевязь из черной кожи, на которой крепились лук и стрелы сказали бы уму наблюдательному о том, что этот охотник прибыл из йоркширских лесов в Северной Англии. Впрочем, таких наблюдательных прохожих в тот час не нашлось: мало ли болтается по Лондону всякого сброду. Так что охотник, в котором догадливый читатель, наверное, узнал нашего героя Робина в капюшоне, никем не потревоженный, обдумывал план своих действий, продвигаясь по площади Уиллбери.
Собственно, для обдумывания плана у Робина было два дня непрерывной бешеной скачки к южной оконечности острова Великобритания, где, как известно, находился и находится сейчас главный город этого острова. На разрушенной переправе через Гэллансхилл он едва не потерял своего верного коня Анта, которого выхаживал и отпаивал молоком, когда тот еще совсем слабым жеребенком был найден возле погибшей матери. Робину едва не пришлось вступить в бой с изрядно подвыпившими бойцами с северной заставы королевского гарнизона. Только на спор с полусотни метров расщепив стрелой древко клинка начальника дозора, Робин получил право на въезд в столицу. Впрочем, ему пришлось подарить начальнику свой собственный клинок отменной лейчестерской работы.
Все время, пока он был в пути, Робин вспоминал о своих товарищах, о том, как они были дороги ему, а стали еще дороже. Вспоминал, как вместе с ирландцем Гэкхемом повстречались они у греческих берегов десять лет тому назад, как добирались на родину и какие их ожидали тяжелые испытания. Вспоминал о братьях Фогерти, которые три года назад вдвоем (!) сдерживали взвод разъяренных солдат, в то время как тяжелораненого Робина товарищи вынесли из сожженной деревни буквально на плечах. Каждому, из тех, кто, может быть, по собственной глупости оказался в плену у Реджинальда, — каждому из них Робин из Локсли был обязан жизнью. Это придавало ему силы и уверенности в том, что он на правильном пути. Рука его всей тяжестью опустилась на укрытый за поясом легкий короткий меч.
В это время Таумент, изрядно разжиревший за последние семь-восемь лет, продвигался по Ипсвичскому мосту в сторону Вестминстера. Знаменитое аббатство в то время еще не было построено, но район этот и тогда уже приглянулся церковной братии. Один за одним на невысоком холме возводились монастыри, спрятанные среди густо разросшихся ивовых и осиновых деревьев. Тут, среди этих монастырей и часовен зарождались когда-то идеи британского участия в крестовых походах; тут коленопреклоненные горожане с хмурой покорностью внимали проповедям Босоногого Иакова; тут епископ Беррийский призывал богатых мещан взяться за оружие и снарядить отряды во спасение Гроба Господня. Здесь были истоки баснословного богатства Таумента. Сюда приходил он вновь и вновь, считая себя обязанным «этим безумным попам» за те сокровища, что он вывез из Палестины.
Теперь Таумент считался дорогим гостем и, завидев его идущим по улочке Валлийской, на которую выходили ворота трех монастырей — бенедиктинцев, кармелитов и воинственных иоаннитов — настоятели всех трех наперебой зазывали к себе не столько знатного, сколько богатого и щедрого вельможу. Наиболее симпатичен ему был отец Амвросий — настоятель босоногих кармелитов. Монастырь кармелитов, реконструированные остатки которого и сейчас еще можно обнаружить в Лондоне, был одной из первых ласточек этого ордена аскетов, позднее ставшего орденом нищенствующим. За плотной стеной средней высоты тесной кучкой располагались каменные строения, в которых и летом, и зимой было одинаково холодно. Английские кармелиты, правда, в отличие от французских, имели право на камин с несколькими сырыми поленьями в часовенке для совместных бдений. В парижском же монастыре, который к тому времени еще только достраивался, монахи были лишены и этого удобства.
Таументу в обществе такого действительно небогатого ордена, было, пожалуй, легче всего. Он чувствовал себя щедрой натурой и, предоставляя монахам право распоряжаться ничтожной частью своей ежедневной ренты, мог своими глазами наблюдать, как быт этих неприхотливых созданий становится хоть чуть-чуть легче. При этом сознание собственной непогрешимости заставляло его сердце трепетать от сладостного восторга.
С отцом Амвросием Таумент вел душеспасительные беседы. Хотя он давно уже натворил в жизни такого, в чем не то что духовнику, но и самому себе старался не признаваться. Сейчас, впрочем, было не до душеизлияний: за напряженной партией в шашки противники не упускали момента для того, чтобы обговорить кое-какие дела.
Кармелитам, только-только обосновавшимся в Европе, необходимо было заполучить в собственность новые земли — для расширения своего влияния. В данный момент Таумент и отец Амвросий, отвлекшись от острейшей ситуации на доске, вели оживленный разговор по поводу йоркширских земель — идеального места для строительства нового уединенного монастыря. Для того чтобы выгодно перепродать недавно приобретенную Таументом землю, ему необходимо было заполучить в свою собственность поместье Локсли, тонким и длинным мысом врезавшееся в окрестные земли Таумента. Амвросий сам был родом из Йоркшира и уже давно положил глаз на этот лакомый кусочек. Но у ордена не хватило в тот момент средств, чтобы строить сразу два монастыря. Несмотря на нарочитую скромность построек, настоящем чудом можно было считать изумительную церковь Святого Николы, которая, затмевая прочие лондонские храмы своей роскошной внутренней отделкой, сразу вывела орден кармелитов в разряд особо почитаемых.
Пока Таумент и отец Амвросий решали, как можно выкурить Робина из его родового гнезда, за ними из угла наблюдала маленькая белая мышка с красными глазками-пуговками. Она так внимательно поглядывала то на одного, то на другого собеседника, словно хотела не упустить ни одного слова.
— Христианское благоразумие повелевает нам избегать кровопролития и насилия там, где это возможно, — сокрушенно вздыхал проницательный отец Амвросий.
— Да, но этот Робин — совсем другой случай, смею вас заверить. — Многочисленные подбородки Таумента нервически подрагивали. — Он водится с нечистью, в его компаньоны записались язычники, он вот уже десять лет грабит странствующих проповедников и епископовых слуг.
— А я все-таки слыхал, что этот Робин довольно славный малый, что он был оболган и безвинно осужден, а теперь стал настоящей защитой и опорой беднякам в своем крае, — говорил Амвросий, проводя свою шашку в дамки с двумя боями. Мышка, которая тоже симпатизировала отцу Амвросию, даже прифыркнула от удовольствия.
