Этторе Фьерамоска, или турнир в Барлетте - д'Азельо Массимо (библиотека книг .txt) 📗

— Она уже в раю.

Все трое опустились на колени и стали молиться, прося небо даровать покой душе, которая так жаждала его и так его заслужила. Фра Мариано сложил руки Джиневры на груди и, сняв со своего пояса четки, переплел ими пальцы покойницы, поставил к ногам ее свечу, сказал: «Requiescat in pace», — а затем вывел обеих девушек из этой мрачной комнаты, продолжая в душе молиться за Джиневру и прося ее заступничества перед Всевышним, ибо знал, что душа ее уже обрела спасение. Вернувшись к усопшей, он оставался там до рассвета, погруженный в молитву.

Когда Гонсало дал согласие на турнир между испанцами, итальянцами и французами, он ставил себе целью главным образом выиграть время, пока подойдет обещанная Испанией помощь; до тех пор он предпочитал оставаться в осажденной Барлетте, не предпринимая никаких решительных действий против неприятельских войск, гораздо более многочисленных, нежели его собственное. Но в тот самый день, когда он принимал у себя французских военачальников, ему доставили письма, извещавшие его о том, что корабли с испанскими солдатами уже миновали мыс Реджо и скоро подойдут к Барлетте. Теперь ему не было нужды затягивать дело, тем более что известие о прибывающем подкреплении подняло дух его войска и он хотел этим воспользоваться. Беседуя с герцогом Немурским и другими французами об условиях поединка. Гонсало уговорил их назначить турнир на ближайший день. Таким образом, было решено, что испанцы будут драться с французами на следующий день после бала, на берегу моря, в полумиле от ворот, ведущих в Бари, а итальянцы — на третий день; Бранкалеоне и Просперо Колонна уже выбрали и осмотрели подходящее для этого место возле Кварато, на полпути между Барлеттой и французским лагерем.

Как только рыцари враждующих армий узнали о решении своих полководцев, они сразу же стали готовиться к сражению: те из французов, которым предстояло биться, покинули бал и вернулись раньше остальных к себе в лагерь, чтобы отдать нужные распоряжения; их противники также разошлись по домам; до рассвета оставалось еще несколько часов, можно было успеть осмотреть оружие и немного отдохнуть. Иниго и Бранкалеоне узнали эту новость после того, как отнесли Джиневру в комнату, откуда ей не суждено было выйти живой. Иниго предстояло участвовать в поединке, и он должен был готовиться к нему; поэтому он вынужден был предоставить своему товарищу заботу о Фьерамоске. Они пожали на прощание друг другу руки, и Иниго сказал:

— Как же Этторе сможет биться завтра, если сегодня он не может держаться на ногах?

Бранкалеоне вместо ответа только покачал головой, задумчиво кусая губы; видно было, что он отлично понимает, насколько испанец прав. Он направился к причалу и поспешно вернулся морем в монастырь, чтобы сообщить Этторе о результатах поисков, как было обещано.

Но раньше, чем поведать читателю, в каком состоянии Бранкалеоне нашел друга, с которым расстался при таких печальных обстоятельствах, мы должны, предваряя события следующего утра, рассказать об исходе боя испанцев с французами.

Спустя час после того, как взошло солнце, противники явились на поле — по одиннадцати человек от каждой из враждующих сторон. Иниго, Асеведо, Корреа, старик Сегредо, дон Гарсиа де Паредес были самыми славными из испанских рыцарей; да и остальные, хотя не столь знаменитые, превосходно владели и оружием и конем.

По приказу Гонсало распоряжаться боем должен был Педро Наварро. С французской стороны эта обязанность была возложена на монсиньора де ла Палисс, а в числе воинов находился сам Баярд, гордость французского войска. Бой начался, но долгое время перевеса не было ни на чьей стороне. Наконец неприятельский меч рассек туго натянутый повод коня Сегредо, конь бешено рванулся вперед и едва не вынес своего седока за пределы поля. По условиям поединка это приравнивалось к поражению, и рыцарю следовало сдаться в плен. Отважный Сегредо, видя, что конь вот-вот переступит границу поля, отмеченную грудами камней, соскочил на землю; но то ли такой прыжок слишком трудно было сделать на всем скаку, то ли годы взяли свое, — он упал на колени и принялся яростно отбиваться от двух напавших на него всадников. Только когда меч — единственное его оружие -

разлетелся на куски, а до своих было слишком далеко, Сегредо сдался и вышел из боя. Однако мужество его вызвало общий восторг, и все сожалели о постигшей его неудаче. После этого, казалось, счастье стало склоняться на сторону испанцев. Под многими французами были убиты лошади; читателю, кстати, следует знать, что в таких поединках, несмотря на все старинные правила рыцарской чести, обычно разрешалось убивать лошадей, чтобы придать турниру сходство с настоящей войной, где об учтивости почти не помышляли, а также и для того, чтобы рыцари могли блеснуть всей своей ловкостью. Спустя два часа после начала битвы трубачам приказали сыграть сигнал краткой передышки.

Все испанцы были на конях, недоставало одного только Сегредо. Из французов один был взят в плен, и таким образом положение было равным, но на поле остались семь убитых лошадей французских воинов. Баярд был еще в седле. После получасового отдыха сражение возобновилось, и, несмотря на все усилия испанцев, их противники стойко держались, укрывшись позади трупов своих лошадей, через которые неприятельские кони, как их ни пришпоривали, ни за что не хотели перепрыгнуть. Французы предложили наконец закончить этот утомительный бесплодный бой и считать исход его одинаково почетным для обеих сторон.

ГЛАВА XVIII

Упорная оборона французов и невозможность разбить их окончательно, поскольку они укрылись за телами своих лошадей, были причиной того, что большинство испанцев согласилось принять французские предложения. Но Диего Гарсиа был непреклонен: он в бешенстве кричал своим товарищам, что стыдно отступать перед почти побежденным врагом, что надо закончить дело, ибо испанцы и пешие не уступят французам. Так как у него не было никакого оружия, кроме меча, которым он не мог достать противников, то, совершенно разъяренный, он стал швырять в середину неприятельского отряда громадные камни, которыми были выложены границы поля и которые человек, наделенный обыкновенной силой, с трудом сдвинул бы с места. Но уклониться от камней было нетрудно, так что даже и этим способом ему не удалось нанести французам урон. Тем не менее схватка разгорелась с новой силой и продолжалась до тех пор, пока солнце не стало клониться к западу; французы по-прежнему мужественно оборонялись, так что в конце концов обеим сторонам пришлось остановиться. Судьи объявили, что исход дня равно почетен для тех и других, причем испанцы заслужили славу храбрейших, а французы — более стойких. Стороны обменялись пленными, после чего все участники поединка, утомленные, запыхавшиеся, изможденные, отправились кто в лагерь, кто в город.

Когда испанцы возвратились в Барлетту, уже наступил вечер. Спешившись у замка, они явились к Гонсало и рассказали ему обо всем. Великий Капитан пришел в ярость и стал бранить их за то, что они не сумели закончить бой так же хорошо, как начали. Тут в полном блеске проявилась благородная натура Диего Гарсии. Он, который на поле боя резкими словами корил товарищей за то, что они бросают дело на половине, теперь, в присутствии Гонсало, стал с жаром защищать их, утверждая, что они сделали все, что было в человеческих силах, вели себя как подобает благородным рыцарям и достигли своей цели, заставив французов признать, что они равны им в конном бою. Но Гонсало неохотно принял эти оправдания и, обрезав Диего словами: «Рог mejores os embie yo al campo» [35] , — отпустил их всех.

Вернемся теперь к тому, что случилось с Бранкалеоне накануне вечером, после того как он покинул Иниго, чтобы отправиться к Фьерамоске.

Когда он причалил к островку святой Урсулы, то нетерпеливое желание поскорее оказаться на месте, желание, которое он испытывал во все время пути, стихло в нем; он стал размышлять, каким образом объявить Этторе о болезни Джиневры и о том, что с ней случилось. Бранкалеоне медленно поднялся по лестнице на площадку перед монастырем и, собравшись с мыслями, направился к дому для приезжих. Но речь, которую он приготовил, оказалась ненужной. Войдя в комнату, он увидел Зораиду, сидевшую у изголовья постели, пальцем сделавшую ему знак не шуметь, и Этторе, который спал глубоким сном. Бранкалеоне тихонько удалился, а девушка, поднявшись, поглядела на Этторе и, убедившись, что он спокойно спит, вышла на цыпочках за Бранкалеоне в соседнюю комнату.