И на земле и над землей - Паль Роберт Васильевич (книги онлайн полностью txt) 📗
Допросчик-командир устало потянулся на своем железном стуле и нетерпеливо замахал рукой.
— Ну, хватит сочинять, Свистунов! Чтоб дорогой из сада снять такое… Это же, считай, в черте города! Так чтобы такое снять… Вы представляете, что у нас было бы, будь все на самом деле как вы докладываете? Ну да, такого и представить невозможно. Не-воз-мож-но, Свистунов!
— Ну, это уж от человека зависит. От его развития…
— Не осталось бы тогда тут человека! Никакого, понимаешь, Свистунов? Ни развитого, ни дебила! Совсем!..
Ту ночь он провел в этом же здании, только в другом кабинете, за решеткой. А утром его срочно, первым же авиарейсом, отправили в Москву.
— Ну вот и нашего героя доставили! — встретила его Белокаменная. — У нас, гражданин Свистунов, ты заговоришь. Заговоришь как миленький. Это тебе не твоя провинция, а столица!
— Так я только и делаю, что говорю, — добродушно засмеялся Никита Аверьянович. — Говорю, говорю и все без толку. Чего все от меня хотят? На кой черт я вам сдался?
— Ха, он еще дурачком прикидывается! Этот снимок ты сделал?
И опять все пошло по новому кругу. Но теперь, действительно, это была не провинция. Тут был другой подход. Столичный допросчик не церемонился — кричал, топал ногами, грозился «упаковать» надолго и всерьез. И Свистунов струхнул.
К счастью, в это время в кабинет заглянул какой-то другой начальник, пожилой, седоватый, попросил раскричавшегося пойти прогуляться и долго рассматривал злополучный Свистуновский «Закат»?
— Вот снимок, свежий, недавно сделанный, — начал он спокойно. — Вам он ничего не напоминает?
— Напоминает, — признался Никита Аверьянович. — Гриб мухомор напоминает. Есть в природе такой, ядовитый. Из всех грибов я только его и знаю.
— Когда взрывается ядерный заряд, тоже подобный «гриб» вырастает. По международному договору мы уже много лет их не испытываем. Ни на земле, ни под землей…
— Ни в атмосфере, ни в космосе, — с готовностью продолжил Никита Аверьянович. — Я это хорошо знаю, раньше газеты читал. Только скажите мне, пожалуйста, какое отношение ко всему этому имеет мой снимок?
Седоватый тяжело поднялся, включил компьютер, пощелкал там чем-то, позвал его сесть рядом.
— Сейчас вы все поймете… Вот, видите, — зарубежные газеты. Первые полосы, узнаете?
Свистунов посмотрел и ахнул: во всех газетах крупным планом на первых полосах красовался его «Закат».
— А теперь читайте, что они про нас пишут.
— Извините, кроме родного русского…
— Ну, тогда я переведу.
Из перевода он понял, что Запад обвиняет Россию в нарушении договоров по запрещению испытаний ядерного оружия, о чем, дескать, свидетельствует публикуемый снимок. О фотовыставке в его городе, об авторе снимка — ни слова. Только голый «факт» и… пошла писать губерния. Мол, в России нет никакой демократии, наоборот — возрождается психология тоталитаризма и холодной войны, стало быть, ее следует поставить на место и подумать о том, чтобы в этой стране был другой президент.
— Как видите, голой воды провокация. Тамошняя пишущая братия умеет зарабатывать деньги.
— Но это же самое примитивное и злобное вранье! — вскочил Никита Аверьянович. — Как они смеют так с нами, с Россией?
— С некоторых пор смеют, — выключая компьютер, протяжно вздохнул седоватый, которого Свистунов уже воспринимал как генерала контрразведки, во всяком случае не ниже полковника. — Подобных провокаций на их счету немало. И эту мы тоже можем и должны порушить. Но сделать это можно только с вашей помощью. Очень искренней и честной.
От этих слов, простых и уважительных, Свистунов весь загорелся.
— Да я, товарищ генерал, ради такого дела… Вы только определитесь и прикажите. Только прикажите!
Тот скромно улыбнулся.
— Приказывать не имею права, вы же, Никита Аверьянович, не подвластный мне человек, чтобы вам приказывать. Давайте думать вместе. Вы рассказывайте, а я буду слушать.
— Что рассказывать? — опять заволновался Свистунов, опасаясь как бы все не началось сызнова.
— Да все, что сочтете нужным, чтобы я мог получше узнать своего собеседника. Как живете, чем интересуетесь, занимаетесь. Как в своем городе, вот так неожиданно для самого себя, увековечили такую удивительную загадку природы. А это поможет нам принять правильное решение.
И Никита Аверьянович стал рассказывать. И важное и пустячное, и близкое и далекое, нужное и совсем не обязательное. Увлекшись, особенно горячо говорил о любимом фотоискусстве. Как и что снимал, про того же кота, сороку, соловья. А когда дело дошло до «Заката», попросил листок бумаги и карандаш.
— Вот поглядите, товарищ генерал, как все случайно сошлось. Вот тут на пригорке поломался наш автобус. Вот тут — город, а за ним ТЭЦ с трубой…
Он рисовал эту трубу с клубами выбрасываемого белого пара, идущее на закат солнце, его продвижение к вершине трубы и заключил:
— Вот когда солнце вошло в это облачко и как бы село на трубу, все и произошло. Красиво! А потом как-то жутко стало. Тогда-то я его и увековечил.
— И когда это случилось — день, часы?
— Четырнадцатого сентября, часов в восемь вечера. И никакой загадки природы, как видите, тут нет. Это каждый год случается, когда ТЭЦ перед отопительным сезоном проверяет работу своих агрегатов. Но никто не обращал внимания. Мне просто посчастливилось оказаться там в нужное время.
— Значит, и в следующем сентябре можно будет сделать такой же снимок?
— Конечно. Только, может, не четырнадцатого, а пятнадцатого. Или тринадцатого. Или опять же четырнадцатого. Это будет зависеть от готовности ТЭЦ.
— Очень интересное наблюдение. И как это другим в голову не пришло?
— Так для этого нужно быть фотохудожником. И кое-какой талант иметь.
Генерал предложил Свистунову сигарету и закурил сам. Время, потраченное им на его исповедь, не пропало даром.
— Вы знаете, Никита Аверьянович, кажется, я понял, что нам нужно сделать. Раз вы такой интересный человек и талантливый фотохудожник, подошлем-ка мы к вам опытного журналиста. Он, конечно, отнимет у вас не один день, но зато выдаст то, что нам нужно. Допустим, очерк с вашими работами. А мы его тиснем в наших центральных газетах и журналах, двинем за рубеж…
— Это обо мне? — всполошился Свистунов. — Надо ли, товарищ генерал?
— Не скромничайте, Никита Аверьянович. Очень надо. Особенно подробно, как мне сейчас, распишите историю своего «Заката». Тогда от их провокации камня на камне не останется. И нашему МИДу делать нечего будет… Большое дело сделаете, и за него я заранее вас благодарю. И еще прошу извинить за наших дураков, создавших для вас столько неприятностей. Ну, никакого профессионализма!.. А в следующем сентябре сам в ваш город заявлюсь. Вместе снимем еще один «Закат».
Через день Свистунов уже был в своем городе. Торжества по поводу его юбилея уже прошли, но выставку еще не свернули. Никита Аверьянович разыскал того лихого «командира», что снял его «Осенний закат в промышленной зоне», и тоже по-командирски распорядился:
— Вернуть на место. Откуда незаконно сняли. Сейчас же.
Тот вскочил и, бледный, испуганный, вытянулся в струнку.
— Выполняйте. И не забудьте потом доложить… генералу.
До зимы Свистунов закончил все дела в саду, вставил в разбитое окошко новое стекло, помог соседке и устроился на работу. Всю зиму он усердно трудился, заработал сколько-то денег, купил вернувшемуся сыну нужную одежонку, помог дочери выплатить накопившиеся долги, а весной опять перебрался в свою садово-огородную «саклю».
И опять было лето. И опять повторилось все, что с ним связано. А потом, в сентябре, к нему приехал теперь уже совсем седой его генерал. И они вместе сняли еще один великолепный закат в промышленной зоне города.
А статьи и очерки, напечатанные о нем, провинциальном самородке-фотохудожнике, как и ожидалось, сработали лучше некуда. Вырезки из газет он хранит в укромном месте квартирки тети Дуси, где они поселились вместе с сыном. Иногда он достает их, с удовольствием перечитывает, вспоминает и смеется…
