Обитатель лесов (Лесной бродяга) (др. перевод) - Ферри Габриэль (книги хорошего качества .txt) 📗
Впрочем, в течение этого повествования мы будем иметь случай поближе познакомиться с этими людьми, которые попеременно то в качестве друзей, то в качестве врагов представляли страшную угрозу одинаково и для индейцев, и для белых.
Прием, хотя довольно холодный, сделанный Метису со стороны Черной Птицы и его воинов, надменное обращение его с апахами и освобождение военнопленного могут уже дать нам небольшое понятие о таинственном и сильном влиянии этого человека на индейские племена.
— Ну, — произнес Хозе, переставая насвистывать, между тем как оба его товарища продолжали усердно работать над окончанием укреплений, которые они начали устраивать еще при наступлении ночи, — разве я не был прав, объявив вам, что опасно оставаться здесь лишнюю ночь? Теперь мы и попались в ловушку.
— Га! — отвечал Фабиан с выражением мужественной преданности судьбе. — Разве наша жизнь не должна быть непременным рядом битв и разве для нас не все равно, бьемся ли мы здесь или где в другом месте?
— Это было бы отрадно для меня и Хозе, — возразил печально канадец, — но ради тебя я бы желал, не отказываясь вовсе от жизни в саванне, оставить одинокое существование среди опасностей подобного рода. Мой план состоит в том, чтобы нам всем вместе присоединиться к кому-нибудь из моих земляков, занимающихся судоходством на верхней Миссури, или поступить в услужение к горным охотникам, промышляющим ловлей зверей в области Орегона. Там всегда найдутся товарищи. И хотя города в тех местах очень редки, однако там нечего опасаться, в особенности если служишь у бдительного охотника, которых в западных штатах немало.
— Я начинаю опасаться, — прибавил Хозе после краткого молчания, — что это место вовсе не так удобно для защиты, как я сначала думал. С этой вершины, откуда низвергается водяной поток, нас очень нетрудно будет обстрелять.
— Водопад окутывают облака тумана, и негодяи, которым вздумалось бы залечь там наверху, были бы для нас точно так же невидимы, как и мы для них. Посмотри-ка, мы здесь совершенно скрыты густым туманом, и если солнце даже рассеет его понемногу, то туман, покрывающий горы, никогда не рассеется.
— Ты прав, — отвечал Хозе на доводы канадца, — но зато как только туман рассеется хоть на несколько минут, в нас можно стрелять, как в цыплят в курятнике.
— Наша жизнь зависит от воли Всевышнего! — произнес Фабиан.
— Да, и от воли апахов или, что тоже самое, краснокожих чертей!
Охотники не могли не задуматься над тем, что их жизнь зависит от направления ветра, который мог разогнать на несколько минут клубы тумана, покрывающие вершины, но так как нападение предполагалось быть быстрым, то уже не оставалось времени приискать другого, более удобного места.
— Га! — вдруг воскликнул Хозе. — Мне кое-что пришло на ум. Я намерен… Тс, кажется, там наверху слышны чьи-то шаги.
В ту же самую минуту камень, отделившийся от склона, скатился в пропасть.
— Бездельники уже взобрались наверх, — объяснил канадец. — Надо быть начеку!
Лишь шум водопада был слышен из бездны, в которую упал камень, и ничто больше не обнаруживало присутствия краснокожих.
— Эти черти уже рыскают по гребню вершины так же рьяно, как и по равнине, но я все-таки намерен спуститься вниз, чтобы привести в исполнение мой план. Я буду держаться под прикрытием ваших выстрелов, а вы, смотрите, будьте начеку!
Розбуа привык доверяться мужеству и хитрости своего испытанного в охоте товарища так же, как Хозе привык вполне полагаться на канадца. Поэтому старик и не требовал никаких слов от своего товарища.
Фабиан и Розбуа опустились на одно колено и, приложившись к ружьям, замерли в готовности стрелять, между тем как Хозе, закинув ружье за спину, начал спускаться с крутого возвышения, держась на подошвах, и вскоре совсем исчез в темноте.
Неизвестность продолжалась всего несколько минут, вскоре Хозе очутился опять у подножия пирамиды и начал карабкаться вверх.
Он держал в руках толстую шерстяную зарапу, служившую Кучильо вместо плаща.
— Га, это счастливая мысль, — заметил Розбуа, мгновенно разгадавший намерение Хозе.
— Да, да, за этакой защитой, под которую можно еще подложить покрывало дона Фабиана, нас не достанет никакая пуля, по крайней мере, не думаю, чтобы свинец пробил войлочную подстежку.
Тотчас же верхние концы зарапы были связаны и прикреплены на высоте человеческого роста к деревьям, которые выступали над площадкой. Толстые неровные складки накидки представляли защиту, благодаря которой литая свинцовая ружейная пуля непременно должна была потерять свою силу.
— Таким образом, с одной стороны, нам нечего опасаться, — произнес Хозе, весело потирая руки, — а с другой — нас достаточно ограждают кучи камней. И я мог бы вам хоть сейчас обрисовать весь их план нападения! — прибавил с уверенностью испанец.
— Во-первых, Барайя, с которым следуют мексиканские авантюристы и индейцы, поведет их по той же дороге, по которой он бежал отсюда сам. Вот почему они взобрались на высоту. Однако этот негодяй, без сомнения, имеет иную причину, чтобы не идти прямо со стороны равнины. Если правда, что он сбросил своего близкого друга с этого утеса, чтобы самому захватить, побольше золота, то он, конечно, не захочет выдать его своим союзникам и побоится, что они могут открыть его сокровище, если он поведет их по равнине. В случае, если дело дойдет до перестрелки, — заключил Хозе, — мы первые должны угостить хорошим зарядом этого разбойника Барайю.
Но между охотниками находился один, который был очень далек от того, чтобы разделять спокойствие и самоуверенность испанца. То был Розбуа.
С той минуты, как ему открылась возможность провести закат своей жизни, как он желал, в лесах и обществе его возлюбленного сына, окружающие опасности в первый раз всерьез обеспокоили его.
На островке посреди Рио-Гила мужество не покидало его, хотя и тогда мысль об опасности, грозившей Фабиану, наводила грусть. Но теперь мужество его, казалось, было окончательно сокрушено.
Пока охотники совещались насчет образа действий ввиду предстоявшего нападения со стороны индейцев, волки все еще продолжали выть вокруг трупа лошади. Вдруг среди их воя послышались жалобные крики. Старый охотник тотчас понял этот знак.
— Безрассудно думать, что равнина свободна, — начал он, — послушайте-ка, как воют волки над своей добычей, к которой не смеют приблизиться. Я узнаю это по тону их завываний, бьюсь об заклад, что несколько индейцев спрятались за этим трупом.
Услышав такое предположение канадца, Хозе вернулся назад на прежний наблюдательный пост.
— Ты прав, — заметил он канадцу, глянув вниз. — Действительно, я вижу, они лежат на животе.
Розбуа воображал, что Барайя, чей неожиданный союз с апахами он не мог себе объяснить в деталях, подстрекнул индейцев к нападению в надежде на богатую добычу, и, следовательно, их алчность была устремлена к обладанию сокровищами долины. Розбуа решил подождать, пока неприятелю заблагорассудится обнаружить свое присутствие иным способом, нежели диким ревом.
Между тем Барайя вел Метиса к пирамиде. Сначала он думал было просто показать Метису долину, где скрывались богатства, и передать их ему, но немного погодя алчность преодолела в нем опасения за жизнь, и тут ему пришло на ум обмануть Метиса относительно истинного положения дела и объяснить ему, что сокровища хранятся на вершине пирамиды, охраняемой охотниками.
Метис, не зная, что в таком объяснении Барайи скрывается хитрость, остался доволен его рассказом.
Еще не успел Барайя обдумать последствий этого вероломства, как отряд, бывший в распоряжении Метиса, усилился прибытием его отца — Красной Руки.
Пока последний совещался со своим сыном в кустарнике, Диац, чья лошадь была легко ранена, вынужден был остановиться на минуту около этого куста и таким образом имел возможность их подслушать. Из разговора отца с сыном Диац понял, что Метис замышлял похитить дочь Августина Пене, находившуюся вместе с ее отцом близ Бизонового озера, предварительно разделавшись с тремя охотниками в Золотоносной долине.
