Анж Питу (др. перевод) - Дюма Александр (первая книга .txt) 📗
– Но была же хоть какая-то причина вашего ареста, сударь?
– Насколько мне известно, никакой, государь. Не успел я вернуться во Францию, как меня арестовали и заточили в тюрьму.
– Скажите, сударь, – мягко спросил Людовик XVI, – не эгоизм ли с вашей стороны прийти сюда и рассказывать о себе, тогда как мне необходимо, чтобы вы говорили обо мне?
– Государь, мне нужно от вас одно только слово.
– Какое же?
– Имели ли вы, ваше величество, отношение к моему аресту – да или нет?
– Я даже не знал о вашем возвращении во Францию.
– Счастлив слышать этот ответ, государь. Теперь я смогу везде во всеуслышание заявлять, что если ваше величество и причиняет вред, то делает это, находясь в неведении, а тем, кто усомнится, приведу себя в пример.
Король улыбнулся и сказал:
– Доктор, вы льете бальзам мне на рану.
– О государь, я готов проливать его сколько угодно, а если пожелаете, то и вылечу эту рану, уверяю вас.
– Еще бы не желать!
– Только вам нужно очень захотеть, государь.
– Но ведь так оно и есть.
– Прежде чем продолжать, ваше величество, – проговорил Жильбер, – благоволите прочитать эту строчку, написанную на полях тюремной книги рядом с моим именем.
– Что за строчка? – с беспокойством осведомился король.
– Взгляните.
«По ходатайству королевы…»
Король нахмурился и воскликнул:
– Королевы? Значит, вы навлекли на себя немилость королевы?
– Государь, я уверен, что ее величество знает меня еще меньше, чем ваше величество.
– Но вы, должно быть, все же совершили какой-то проступок, ведь просто так в Бастилию не попадают.
– Похоже, попадают – ведь я побывал там.
– Однако вас послал сюда господин де Неккер, а приказ подписан им.
– Это так.
– Тогда объяснитесь. Переберите в памяти свою жизнь и посмотрите, не найдется ли какого-либо обстоятельства, о котором вы сами позабыли.
– Перебрать в памяти свою жизнь? Хорошо, государь, я это сделаю, причем вслух. Не беспокойтесь, это будет недолго. С шестнадцати лет я без отдыха трудился. Начиная с того дня, как я покинул Францию, я не знаю за собой ни одного проступка, ни даже ошибки, мне не в чем себя упрекнуть – мне, ученику Жан Жака, соратнику Бальзамо, другу Лафайета и Вашингтона. Когда приобретенные знания позволили мне лечить раненых и больных, я всегда помнил, что в каждой своей мысли, в каждом движении должен рассчитывать на господа. Раз господь поручил мне заботу о здоровье людей, я как хирург проливал кровь, но из человеколюбия и всегда готов был отдать свою, чтобы облегчить страдания или спасти больного. Как врач я всегда утешал, а порой и творил добро. Так прошло пятнадцать лет. Господь наградил меня за мои труды: я видел, как к страждущим возвращается жизнь, и все они целовали мне руки. Некоторые умирали – значит, так судил им бог. Нет, государь, повторяю: с тех пор, как пятнадцать лет назад я покинул Францию, мне не в чем себя упрекнуть.
– В Америке вы встречались с разными новаторами и в своих сочинениях распространяли их идеи.
– Да, ваше величество, я не упомянул об этом в знак признательности к королю и народу.
Король промолчал.
– Государь, – продолжал Жильбер, – теперь вам известна вся моя жизнь. Я никого не обидел, не оскорбил – ни королеву, ни даже нищего, и хочу спросить у вашего величества, за что я был наказан?
– Я поговорю с королевой, господин Жильбер, однако уверены ли вы, что приказ о вашем аресте исходил непосредственно от нее?
– Этого я не говорю, ваше величество, и даже думаю, что королева лишь поставила свою подпись на чьем-то прошении.
– А, вот видите! – радостно заметил Людовик.
– Да, но вам, государь, прекрасно известно, что, ставя свою подпись, королева отдает приказ.
– А на чьем прошении она расписалась? Ну-ка, посмотрим.
– Взгляните, ваше величество, – предложил Жильбер.
С этими словами он протянул королю письмо о заключении под стражу.
– Графиня де Шарни! – вскричал король. – Выходит, это она приказала вас арестовать? Но что же вы сделали бедняжке Шарни?
– Сегодня утром, государь, я даже не знал ее имени.
Людовик провел рукою по лбу.
– Шарни, – пробормотал он, – Шарни – сама кротость, сама доброта, сама невинность!
– Вот видите, ваше величество, – со смехом заметил Жильбер, – меня посадили в Бастилию по просьбе трех христианских добродетелей.
– Сейчас я все выясню, – отозвался король и дернул за сонетку.
Вошел придверник.
– Узнайте, не у королевы ли сейчас графиня де Шарни, – распорядился король.
– Государь, – ответил придверник, – госпожа графиня только что прошла по галерее и сейчас садится в карету.
– Бегите за ней, – приказал Людовик, – и попросите прийти ко мне в кабинет, дело чрезвычайно важное. – Затем, повернувшись к Жильберу, он добавил: – Вас это устраивает, сударь?
– Безусловно, ваше величество, премного вам благодарен.
XXIII. Графиня де Шарни
Услышав приказ короля привести г-жу де Шарни, Жильбер отошел в нишу у окна. Что же до короля, то он принялся расхаживать взад и вперед по зале с круглыми окнами, размышляя то об общественных делах, то об этом настойчивом Жильбере, странному влиянию которого он невольно поддался, хотя в этот миг ничто, кроме новостей из Парижа, его не должно было бы интересовать.
Внезапно дверь отворилась, и придверник объявил о приходе графини де Шарни. В щель между занавесками Жильбер увидел женщину, задевшую своей широкой шелковой юбкой о дверной косяк.
По моде того времени она была одета в полосатое платье из серого шелка, такую же верхнюю юбку, концы накинутой на плечи шали перекрещивались спереди и были стянуты узлом сзади на талии, весьма выгодно открывая пышную красивую грудь.
Маленькая шапочка, кокетливо пришпиленная к самому верху высокой прически, туфельки без задника на высоком каблуке, подчеркивающие стройность лодыжек, и тросточка в длинных, аристократических пальцах изящной руки, затянутой в перчатку, довершали наряд женщины, которую с таким нетерпением ждал Жильбер и которая вошла к королю Людовику XVI.
Он шагнул навстречу вошедшей.
– Насколько я знаю, вы куда-то собирались, графиня?
– Да, государь, – отвечала женщина, – я уже садилась в карету, когда мне передали приказ вашего величества.
При звуках ее звонкого голоса в ушах у Жильбера загудело. Кровь прихлынула к его лицу, по всему телу пробежала дрожь.
Он невольно сделал шаг вперед, выходя из-за скрывавших его занавесок.
– Это она! – прошептал он. – Это она, Андреа!
– Сударыня, – продолжал король, который, как и графиня, не заметил волнения стоявшего в тени Жильбера, – я пригласил вас, чтобы кое о чем узнать.
– Я к услугам вашего величества.
Король чуть наклонился в сторону Жильбера, словно желая предупредить его о чем-то.
Тот, поняв, что показываться ему еще не пришло время, потихоньку отступил за занавеску.
– Сударыня, – заговорил король, – неделю или дней десять назад к господину де Неккеру было доставлено письмо с просьбой об аресте.
Сквозь крохотную щелку между занавесками Жильбер вперил взгляд в Андреа. Молодая женщина казалась бледной, возбужденной, беспокойной и слегка сгорбленной, словно под гнетом каких-то тайных мыслей, в которых она сама не отдавала себе отчета.
– Вы слышали, что я сказал, графиня? – осведомился Людовик XVI, видя, что г-жа де Шарни медлит с ответом.
– Да, государь.
– Вы поняли, о чем я, и можете мне ответить?
– Я пытаюсь вспомнить, – отозвалась Андреа.
– Позвольте, я чуть-чуть освежу вашу память, графиня. Отдать приказ об аресте просили вы, и на вашем прошении поставила подпись королева.
Графиня не отвечала, лихорадочное возбуждение вновь унесло ее куда-то далеко за пределы действительности.
– Но отвечайте же, сударыня, – начиная терять терпение, проворчал король.
– Это верно, – задрожав, призналась графиня, – я действительно написала письмо, а ее величество поставила на нем свою подпись.
