Дитя Всех святых. Перстень со львом - Намьяс Жан-Франсуа (читать книги полные .txt) 📗
Он наклонился и поднял с полу набитое соломой чучело кошки, худой, совсем облезлой, и сунул его в руки Франсуа.
— Его зовут Черный Принц. Это единственный кот, из которого я сделал чучело. А знаете почему?
Франсуа подумал о Востоке и ответил наугад:
— Он спас вам жизнь?
— Вот уж точно. Было это лет пять назад в Бретани. Мы как раз стояли на отдыхе, и киски мои были на посту, когда одна французская… Ваша милость тут, конечно, не в счет… Так вот, одна французская свинья подобралась ко мне сзади, чтобы убить исподтишка. Да только Черный Принц его приметил, бросился прямо в лицо и ну глаза драть. Я его потом никогда больше не сажал в клетку. Он у меня всегда на плече сидел, будь я пешком, будь я верхом, и в дождь, и в ветер. Мы уже никогда не расставались. Он от старости помер два месяца назад в Бордо…
Джон Мортимер наполнил свою кружку и выхлебал сразу половину.
— А когда я сам помру, то пусть в руки мне дадут не четки, а Черного Принца. Хочу его с собой в могилу забрать, чтобы мои пальцы гладили его, покуда в прах не обратятся!
Франсуа тихонько вскрикнул, уколов себе указательный палец о клык мертвого зверька. Мортимер забрал чучело из его рук.
— Совсем вас предупредить забыл: очень уж он не любил французов.
Его голос дрогнул от волнения:
— Да… это был единственный его недостаток.
Рыбная торговка постучала кулаком по столу.
— Что-то ты загрустил, Мортимер. Давай-ка о чем-нибудь другом.
— Ты права, Капитанша. А знаете, мессир, ведь вам в вашем несчастье даже повезло: пальцы-то у вас целы, значит, вы ими и гладить, и ласкать можете.
Кружки опустели. Мортимер собрал их и направился к бочке для общего повтора.
— Гладить да ласкать — это самое восхитительное из ощущений, потому что служит одной красоте. Все остальные чувства нас подавляют, мы их рабы. Глаза наши заставляют нас видеть одинаково ясно как золото и драгоценные одежды, так и калек и прокаженных; уши заставляют слышать как церковное пение, так и пьяную ругань и стоны умирающих; нос обоняет и розу, и дерьмо; а сколько раз мы брали себе в рот такую гадость, что тут же приходилось выплюнуть! Но зато мы хозяева своих пальцев. Ласкаем мы только то, что сами выбрали: шелк, бархат, мех, женские волосы и кожу. Это единственное ощущение, созданное исключительно для нашего удовольствия!
Г-жа Мортимер приблизилась к своему супругу и попыталась приподнять его со скамьи.
— Ну все, пора в постель! Если продолжишь пить, ни на что не будешь годен!
Казалось, Джона Мортимера охватило внезапное вдохновение. Он ласково отстранил жену.
— Капитанша! А сходи-ка за своими усами!
— За усами?
— Ну да. Хочу, чтобы наши гости на них взглянули. Принеси все, что есть.
Катерина Мортимер сделала жест, выражающий покорность судьбе, и вышла из комнаты, чтобы подняться на второй этаж. Мортимер фамильярно похлопал Франсуа по плечу.
— Будем справедливы, мессир. Что знаете вы более тонкого, более изящного и волнующего, чем кошачьи усы? Кстати, вы никогда не спрашивали себя, почему Создатель снабдил ими как котов, так и кошек? Ответ простой: женскому полу усы нужны ничуть не меньше, чем мужскому. И людям следует поступать так же: раз я сам ношу усы, то ни за что не соглашусь предаться любви с безусой женщиной. Вы даже не представляете, сколько наслаждения я из этого извлекаю!
Франсуа улыбнулся.
— Вы удивительный человек, капитан Мортимер!
Англичанин поднял свою кружку.
— Semper felix! Я претворяю в жизнь собственный девиз: всегда кот, всегда счастливчик!
Вернулась г-жа Мортимер, принеся с собой кошачьи шкурки, и положила их на стол. Мортимер взял одну из них. В действительности это оказалось чем-то вроде маски, целиком покрывающей голову, с отверстиями для глаз, носа и рта; с каждой стороны было пришито по уху, а к верхней губе приклеена великолепная пара усов.
— У нас четыре маски: черная, черно-белая, рыжая и полосатая. Сегодня я хочу черно-белую. Примерь-ка, Капитанша!
Г-жа Мортимер подчинилась. И мгновение спустя Туссен изумленно вскрикнул: со своими миндалевидными глазами, остренькими ушками и длинными усами она сделалась совершенно неотразимой. При этом она улыбалась — шаловливо и вызывающе. Оруженосец сглотнул слюну.
— Да, это весьма… убедительно.
Джон Мортимер повернулся к Франсуа с расстроенным видом.
— Какая жалость, что вы не можете этого оценить!
Вдруг он хлопнул в ладоши.
— Есть только один способ: погладьте ее. Приласкайте!
— Да что вы!
— Сделайте одолжение. Ну-ка, Капитанша, сядь рядышком.
Г-жа Мортимер поместилась на скамье рядом с Франсуа, взяла его руки и положила их себе на лицо. Сначала Франсуа не осмеливался даже шевельнуться, но потом все-таки начал слегка поглаживать кончиками пальцев. Он перешел от кошачьей шерсти к бровям и ресницам, скользнул вдоль носа, тронул усы, приоткрытые губы, зубы, подбородок… Мортимер чуть не кричал:
— Не останавливайтесь! Продолжайте… спускайтесь ниже!..
Очарованный Франсуа пробежался по шее и достиг пышной груди. Он почувствовал, как она отвердела под его пальцами, в то время как дыхание и сердцебиение резко ускорились. Франсуа окутывал сильный рыбный запах, от которого у него кружилась голова. Голос Мортимера становился все более настойчивым:
— Вообразите, что это кошечка, большущая такая киска, а вы кот, готовый с ней побаловаться. Вот счастье-то, правда?
Г-жа Мортимер мягко высвободилась и подошла к своему мужу.
— Бедный мальчик! В какое состояние мы его привели! Надо что-нибудь сделать…
Мортимер, казалось, очнулся от сна.
— Ты права. Какой же я осел! Думал только о том, чтобы доказать свою правоту, и вел себя как чудовище.
Он резко встал.
— Анна! Вот кто нам нужен! Схожу за ней.
Г-жа Мортимер с воодушевлением одобрила эту мысль, а когда муж ушел, обратилась к своим гостям, даже не подумав снять маску:
— Мы с Мортимером привыкли пить пиво вместо ужина, но, может, вы хотите съесть что-нибудь? Я могу пожарить рыбу.
Франсуа и Туссен, которых целый день ходьбы по Лондону заставил проголодаться, и которым от пива уже становилось не по себе, поспешно согласились, и мгновением позже над очагом поднялся запах горячего масла. Меж тем вернулся Джон Мортимер в сопровождении какой-то молодой женщины, прятавшей лицо под черным покрывалом.
— Мессир, это Анна, наша соседка. Самое красивое тело во всем Лондоне, после Капитаншиного, конечно. Не хотели бы вы разделить с ней эту ночь?
— Ничего не скажешь, умеете вы принимать гостей, капитан Мортимер!
— А вам, Анна, по вкусу ли этот благородный и любезный французский рыцарь?
Молодая женщина сделала трагический жест.
— Зачем вы привели меня сюда? Чтобы посмеяться?
— Подойдите к нему поближе и снимите ваше покрывало!
Анна повиновалась, и Туссен едва сдержал крик. На теле, достойном дивной статуи, красовалась жуткая голова, вышедшая, казалось, из самой преисподней. Все лицо покрывало огромное родимое пятно, которое при этом имело не обычный оттенок винной гущи, — нет, оно все было в многоцветных переливах: зеленых, фиолетовых, черных… За исключением этого уродства кожа женщины была безупречно гладкой, а черты — правильными, что лишь подчеркивало его безобразие. Вот почему в свои шестнадцать лет Анне, девушке из достойной семьи, не на что было надеяться, кроме монастыря, да и то самого отдаленного и бедного.
Анна подошла к Франсуа еще ближе. На него это не произвело ни малейшего впечатления. Он лишь рассеянно улыбался. Девушка вдруг поняла:
— Так вы… слепой?
Франсуа кивнул и привлек ее к себе. Но Капитанша грубовато прервала их объятие:
— К столу! Рыба готова. Рыба придает мужчинам силу, а женщинам изобретательность!
Все расселись по местам, и ужин начался. Но только Туссен отметил всю его фантастичность. Капитанша, так и не сняв маску, обслуживала гостей с королевской величавостью; Мортимер, рассевшись на скамье, чуть не мурлыкал в своем кошачьем блаженстве; Анна, кошмарное видение, все еще не пришла в себя; на нее старались не смотреть, и только Франсуа вперял пустой взор прямо в ее жуткую личину.
