Длинная тень - Хэррод-Иглз Синтия (версия книг TXT) 📗
– Неудивительно, – сказал Хьюго. – Я вообще ума не приложу, как там хоть что-то делается. А король стал очень скрытным: я так и не понял, знал ли он о приезде принца Джорджа. Получив письмо от Руперта, он послал курьера в Гринвич с приказом, чтобы принца Джорджа разместили в Уайтхолле. Заказал для него апартаменты и ушел играть в теннис.
– Какой он? – спросила Аннунсиата. – Ты так нам и не сказал.
– Ну, я-то общался с ним недолго, но Арабелле он не нравится. Она сказала, что когда он увидел принцессу Анну, его лицо вытянулось на несколько дюймов. Принцесса испугалась до смерти. Джордж не джентльмен; я точно знаю, что он хороший солдат, но уж слишком неотесан. Ара говорит, что принцесса Анна никогда не простит его. Он едва взглянул на нее и тут же прервал визит.
Хьюго на минуту задумался.
– Он красив? – поинтересовалась Аннунсиата. Хьюго, посмотрел на жену.
– Спроси лучше Каролин, откуда мне знать, кого женщины считают красивыми.
Но Каролин только фыркнула и не ответила. Аннунсиата поняла, что Хьюго дразнит ее и та никогда не знает, серьезен он или нет.
– Ну ладно. Завтра мы сами увидим его, – сказал Ральф. – Принц Руперт настаивает на том, чтобы мы развлекали его племянника, потому что сам он прикован к постели. Поэтому нам предстоит показать принцу Джорджу наши края и поохотиться с ним.
Аннунсиата получила ответ на свой вопрос следующим утром, когда большая кавалькада собралась выезжать на охоту. Принц Джордж не был красавцем – невысокий, коренастый, с выправкой солдата, с жидкими блеклыми волосами; лицо из-за тусклых глаз казалось сумрачным. Он напомнил Аннунсиате треску, а тонкогубый широкий рот придавал ему сходство с лягушкой.
– Смесь лягушки с треской и далеко не джентльмен! – констатировала она. – Неудивительно, что принц не понравился Анне. Он, наверное, пошел в отца. В нем абсолютно ничего нет от Руперта.
Хьюго, проведя чудесный вечер в компании матери, теперь должен был возглавлять кавалькаду вместе с принцем Джорджем и другими джентльменами, оставляя жену плестись в хвосте с остальными дамами. Аннунсиата восседала на новом жеребце, подаренном Ральфом, которого он вырастил специально для нее. Она очень радовалась тому, что на сей раз ей не пришлось возглавлять кавалькаду. Вскоре к ней присоединился Ральф, отстав от мужчин, и поехал рядом, бок о бок, улыбаясь, явно пребывая в хорошем расположении духа.
– А принц не подумает, что вы его бросили? – спросила Аннунсиата.
– Я всегда могу сослаться на возраст, – ответил Ральф, отпуская повод Орикса и позволяя ему заигрывать с новичком. – В отличие от бедного Хьюго, который с большим удовольствием ехал бы рядом с вами, чем с королевской семьей.
Когда они подъехали к Итон Уику, вся кавалькада уже скрылась из вида, но они не особенно старались догнать ее. После свадьбы Хьюго супруги сумели найти общий язык и очень сблизились; по безмолвному соглашению, никто из них никогда не упоминал о том скандале. Отношение Ральфа к Аннунсиате было скорее отношением отца к дочери, брата к сестре, но никак не мужа к жене. Аннунсиата восприняла это с большим облегчением, будто вернулась в детство и он снова был ее другом и защитником, как в давние времена, когда они еще и не помышляли о женитьбе.
– Что ты о нем думаешь? —внезапно спросил Ральф, когда они пересекали ручей, въезжая в полосу молодого леса.
– О ком? О принце? – спросила Аннунсиата, замерев от неожиданности.
Ральф улыбнулся.
– Нет, о Хьюго! Мне кажется, ты им довольна.
– О да! Он стал гораздо лучше. Женитьба пошла ему на пользу. Я думаю, в Каролин есть нечто большее, чем я предполагала.
– Вряд ли это заслуга Каролин, – заметил Ральф; Аннунсиата удивленно посмотрела на мужа, а он продолжал:
– Единственный человек на свете, которого любит Хьюго, – конечно, кроме самого себя – это ты. Теперь он стал твоим любимым сыном и занимает в твоем сердце главное место. Он счастлив!
– Ральф, что за бред ты несешь! – недоумевая, сказала Аннунсиата. – Он мне нравится больше потому, что лучше себя ведет.
Ральф покачал головой, улыбаясь еще шире.
– Он лучше себя ведет, потому что больше тебе нравится! Он же всегда ревновал тебя к Джорджу. Даже я это видел.
Тень набежала на лицо Аннунсиаты, как и всегда при упоминании о любимом сыне.
– Как бы я хотела, чтобы Джордж был здесь, – очень тихо сказала она.
«А Хьюго – нет!» – подумал Ральф, а вслух произнес:
– Я никогда, не мог воспринимать тебя как мать Хьюго. Ты до сих пор кажешься мне такой молодой.
Аннунсиата счастливо улыбнулась в ответ на комплимент, и супруги пришпорили коней. Подъезжая к Дорни, она вспомнила об Арабелле, и улыбка превратилась в болезненную гримасу.
– Я всегда волнуюсь, даже тогда, когда она ведет себя вполне прилично, – ответила она на немой вопрос Ральфа. – И никогда не знаю, что она выкинет через минуту. А особенно мне страшно, когда она тиха. По-моему, именно в это время в ее голове зарождаются самые ужасные планы.
– Например, положить дохлую мышь в карман Берч? – спросил Ральф.
– Об этом я совсем забыла, – расхохоталась Аннунсиата. – О, бедная Берч! Я никогда не слышала, чтобы люди так громко визжали, должно быть, она чувствовала себя не лучшим образом.
– Да, это была очень дохлая мышь, – со смехом согласился Ральф.
– Берч так и не простила ее.
– Берч не простила ее за жесткие волосы, которые так и не захотели завиваться, – сказал Ральф, заливаясь еще громче. – Она мечтала, чтобы твоя дочь была похожа на тебя. Хотя, может быть, в конце концов так оно и есть – не лицом, так характером. Ты еще не забыла, как тебя пороли в детстве?
– Я никогда не делала таких вещей, как Арабелла, – горячо возразила Аннунсиата, но, перехватив изумленный взгляд Ральфа, смягчилась и продолжила: – Во всяком случае, таких ужасных. Ну, Ральф, скажи, ради Бога, что мне делать с этой девчонкой?
– Выдай ее замуж, – ответил Ральф. – Как только у нее появятся муж и пара детей, она успокоится. Помнишь ту рыжую кобылу, которую никто не мог объездить?
– Ты имеешь в виду Орифламму? Да, да, конечно!
– В конце концов я нашел ей достойную пару, и она принесла мне трех отменных жеребят, после чего успокоилась навсегда и стала тихой, как старая плужная кляча.
– Звучит красиво, – сказала Аннунсиата. – Но найти мужа – проблема.
Ральф ответил просто, будто это была самая обычная вещь на свете:
– Выдай ее замуж за Мартина.
Полог на кровати был задернут твердой рукой, свечи погашены, звуки шагов и шепчущихся голосов затихли. Кто-то рассмеялся; шелковые гардины, которыми была задрапирована дверь, зашуршали; кто-то произнес фразу, конец которой звучал: «...еще вина!»; затем донесся звук окончательно захлопнувшейся двери. Внезапно темнота показалась плотной и полной звуков. Арабелла слышала дыхание Мартина, и ощущение его близости действовало на ее тело сильнее, чем если бы он действительно до нее дотронулся. Ей казалось, что кожа напряжена до звона, а растущая боль в груди заставила понять, что она все еще сдерживает дыхание.
Выдох получился громким, и Мартин, словно приняв его за сигнал к действию, придвинулся. В темноте она ничего не видела, но ощущала движение простыни сверху и матраса снизу, а его дыхание казалось жарким и многозначительным. Арабелла была напугана, ката кролик, попавший в лисью нору.
– Не прикасайся ко мне! – заверещала она. Движение замерло, но тут же возобновилось.
– Арабелла... – начал он убедительным тоном, но она не поддавалась никаким уговорам.
– Не трогай меня! Если дотронешься, я... я... я убью тебя!
Ее голос зазвенел, она была близка к истерике, и Мартин замер.
– Хорошо, – сказал он, – я не трону тебя. Успокойся, Арабелла. Ты же видишь, я не двигаюсь. Успокойся же.
Мартин лежал тихо, прислушиваясь, она дышала, как загнанный заяц. Постепенно дыхание стало ровнее, хотя напряжение еще чувствовалось. Спустя некоторое время он сказал:
