Клад адмирала - Привалихин Валерий (читать полные книги онлайн бесплатно txt) 📗
Аляска
Говорят, всегда со вздохом сожаления и осуждением, что царь (Александр Второй) продал Аляску. Всего за каких?то несколько миллионов рублей золотом. Приводят часто слова иркутских купцов, дескать, они бы за эти земли выложили сумму куда более солидную. Между тем как?то не берется во внимание, что царь не принял бы многократно больших денег за Аляску от купцов – ни от иркутских, ни от енисейских, ни от столичных. И ни с каким частным лицом русское царское правительство не повело бы речи о купле?продаже Аляски. Потому что – смею думать так – вообще не собиралось продавать Аляску, денежные интересы там отсутствовали. Соответственно и не было в 1867 году в полном смысле этого слова продажи североамериканского полуострова, а был фактически завуалированный под продажу акт передачи Аляски Соединенным Штатам Америки. В самом деле, нельзя же рассматривать всерьез 14 миллионов, даже и золотом, за полтора миллиона квадратных километров территории, полученные Россией, как хотя бы, скажем, сносную сделку на торгах.
Но чем же тогда руководствовалось царское правительство? В 1867 году Российская империя располагалась на трех континентах. Пространства – необъятнейшие и невообразимые. Нужно было иметь огромное население, чтобы держать такие земли под контролем и в случае необходимости защитить их. Россия не имела. Самые крупные дальневосточные крепости Владивосток и на Камчатке Петропавловск, вместе взятые, насчитывали всего несколько тысяч населения. Русских на Аляске было так мало, что они с трудом сдерживали нашествия местных алеутов. Свежего притока россиян на отделенный от России Беринговым проливом материк ждать не приходилось. А между тем в Соединенных Штатах Америки после окончания Гражданской войны началось стремительное развитие капитализма. С откровенным и небескорыстным любопытством поглядывали американцы на свой приполярно?заполярный северо?запад, где скудно были рассыпаны, преимущественно по побережью, русские староверческие деревеньки и форты.
Что было бы с Аляской, продолжай царское правительство держаться за нее? Да то же, скорее всего, что и с Флоридой, которую Штаты вынудили отдать им испанцев. Или же повторилась бы примерно такая же история, как и с частью северных земель Мексики, попросту захваченных. Кабинет Александра Второго предпочел действовать как французы, – те, не в силах впредь удерживать земли Западной Луизианы, продали их… И как знать, как знать, возможно, продажа Аляски уберегла государство наше от более крупных территориальных потерь: ведь развернись военные действия за Аляску, американцы быстро бы подтянули туда крупные военно?морские силы (чего бы сделать тогдашняя Россия не сумела), овладели бы фортами и, опьяненные легкой победой, видя, что и азиатский север российский (Чукотка, Северная Камчатка) фактически беззащитен, прихватили бы и его. А так, благодаря продаже, военных действий не случилось, американцы принялись «переваривать» необозримые северные просторы, вскоре заболев золотой лихорадкой, а наше царское правительство в компенсацию за неудерживаемую Аляску присовокупило к своим владениям сказочно богатый, климатически куда как благодатный и к тому же более близкий, не отделенный океаном Уссурийский край. Об этом приобретении как о достойном возмещении за проданную Аляску почему?то упомянуть забывают…
Император Александр I и старец Федор Кузьмич
Широко известна, полтора века бытует уже легенда, будто император Александр Первый не умер в ноябре 1825 года в Таганроге, вместо него с царскими почестями был погребен солдат Семеновского полка Струменский. Царь же скрылся, под именем старца Федора Кузьмича прожил еще 39 лет и похоронен в ограде Алексеевского мужского монастыря в Томске. Основные доводы, что так и было, что не скончался царь в городке на берегу Азовского моря, – в последние годы царь, зная о тайных дворянских обществах, боясь их, тяготился монаршей властью, высказывался и писал о желании освободиться от этой власти; удивила и скоропостижность смерти, и, выразимся так, неубедительность ее причины; и то, что многие приближенные, увидя усопшего, не узнали его, а оставшаяся вдовой императрица даже вскрикнула: «Не он, не он!».
Лично я отношусь к тем, кто не верит в «Не он». Есть, однако, помимо прочих, еще косвенное, но весьма значимое свидетельство в пользу того, что царь и старец Федор Кузьмич – одно и то же лицо. Мало кто на это свидетельство обращал внимание, если вообще обращал. И свидетельство это дает сам Александр I. Четырнадцатого сентября 1812 года французы заняли Москву, и почти тут же французский император начал слать императору русскому отчаянные письма с просьбой о мире. Ответ Наполеону Александра Первого таков: лучше он будет есть картофель с крестьянами в глубине Сибири, нежели согласится на такое, то есть на мир, так вдруг сделавшийся нужным Наполеону. Да, дословно: «Есть картофель с крестьянами в глубине Сибири». Не правда ли, странное сравнение, неожиданное для российского государя? Куда как естественней, уместней было бы сравнение из привычной великосветской жизни. А тут. Значит, император уже в 1812 году думал о загадочной коренной Сибири, о населявших ее крестьянах и их жизни. Возможно, примерял на себя эту Сибирь, жизнь в ней. И ведь именно в глубокой Сибири (в сельце под городком Ачинском теперешнего Красноярского края) объявился старец Федор Кузьмич – человек с изысканными манерами, с окутанным глубочайшей тайной прошлым, внешне, по свидетельству современников, весьма и весьма похожий на Александра Первого. Был ли это император или же кто?то другой, мы не узнаем никогда. Могила была осквернена, уничтожена, как и часовня, в начале тридцатых годов, все перекопано на кладбище при монастыре, бойкие потомки автомобилисты?атеисты, едва ли слышавшие о странном старце, поставили на том месте гаражи… Легенда останется легендой, и каждый волен думать как ему хочется о том, где похоронен один из российских самодержцев – в Томске, в Санкт?Петербурге, но фраза Александра Первого о том, что он лучше будет есть картофель с крестьянами в глубине Сибири при сопоставлении всех «за» и «против» постоянно, думаю, будет вспоминаться, мешать принять окончательное решение, был или нет похороненный в Томске старец в молодые годы царем.
Имперские амбиции или патриотизм?
«Где раз поднят Русский флаг, он уже спускаться не должен!» – сказал царь Николай Первый, узнав о том, что капитан?лейтенант, будущий адмирал Невельской 1 августа 1850 года на мысе Куенгда в низовьях Амура поднял флаг России. Царь был сначала сильно разгневан: во?первых, Невельской сделал это, никого не спросясь, во?вторых, поднятие флага означало, что вся прилегающая территория впредь есть владения России. Однако, поостыв, подумав, Николай Первый произнес приведенную выше фразу, начертал ее на приготовленном приказе о разжаловании Невельского.
Имперские амбиции императора? Возможно.
А может, все?таки русский патриотизм.
О мужестве женщин
О подвиге жен декабристов, последовавших за мужьями добровольно в ссылку в Сибирь, написано много. Не забыты и их предшественницы. Сестра умершей жены Радищева Елизавета догнала автора «Путешествия…» в Тобольске. В Илимском остроге они обвенчались и разделили тяготы ссылки. Много прежде другая знатная русская женщина Наталья Шереметева отправилась в Сибирь за мужем Иваном Долгоруким.
Верность, мужество этих женщин похвальны. Но вот какой мерой измерить благородство, подвиг наших женщин тридцатых?пятидесятых годов, жен «врагов народа». Им не давалось такой возможности – мучиться вопросом: ехать или не ехать за мужем, от них страшные обитатели страшных кабинетов требовали отречься от мужей. И сколько сил нужно было, чтобы отказаться от предательства?отречения, какие муки предстояло претерпеть, отказавшись подписать нужные следователям бумаги. Об этих женщинах, о сложных, трагических судьбах их нет крупных поэтических и прозаических повествований, которые бы вошли в золотой фонд отечественной литературы. Однако если бы о каждой такой благородной Душе написать, как о Волконской, как о Трубецкой, хотя бы по странице, то это были бы миллионы страниц. Господи, даже не берусь прогнозировать, какие миллионы…
