Сатанстое [Чертов палец] - Купер Джеймс Фенимор (книги полные версии бесплатно без регистрации .txt) 📗

Все это произошло с изумительной быстротой. Гурт схватил ружье одного павшего индейца. Джеп — ружье другого, и оба побежали к нам под градом пуль, отстреливаясь на ходу. Мы кинулись к ним навстречу, стреляя по неприятелю, что было не совсем осторожно с нашей стороны, так как главная сила гуронов находилась под прикрытием леса, а мы на открытом месте, но, видя геройскую самозащиту наших друзей, мы не могли выдержать, чтобы не прийти к ним на помощь. Увидев нас, Гурт громко вскрикнул от радости:

— Вперед, Корни! Давай преследовать их вплоть до леса! Через пять минут здесь не останется ни одного индейца! Вперед, друзья!

— Вперед! Вперед! — подхватили все наши, и даже сам мистер Ворден.

Мы бежали вперед под градом пуль, приберегая свои выстрелы для решительного момента. Гуроны, сбитые с толку, обратились в бегство. Паника редко охватывает индейцев, но еще реже они действуют сообща на поле сражения; раз только они побежали, то всегда бегут врассыпную.

Спустившись в овраг, я уже нигде не видел индейцев, но Гурт и Джеп, которые были впереди нас и которых мы еще не успели догнать, дали залп, вероятно, по последним бегущим гуронам. В следующий момент раздался один только ответный выстрел, как бы последний прощальный привет, донесшийся издалека, и от этого последнего выстрела на моих глазах упал Гурт. В одну минуту я был возле него. Какой ужас — достичь победы и счастья и очутиться во власти смерти! По выражению его лица в тот момент, когда я его приподнял с земли, я понял, что рана его смертельная: пуля прошла навылет, не задев кости, но затронула жизненные органы. Смертельная рана всегда кладет на черты человека свой несомненный отпечаток.

— Этот выстрел был для меня роковым. Корни! — проговорил он. — Это, вероятно, их последний выстрел! Я желал бы, чтобы то, что вы мне сказали о Мэри, было неправда!

Я ничего на это не ответил. Как только Гурт упал, наши забыли о погоне и столпились вокруг него; тогда один только Сускезус сознавал, как важно было для нас знать, что намерен делать враг, и хотя он любил Гурта, как и все, впрочем, кто его близко знал, он только на минуту остановился, взглянул на него, и на лице его на мгновение мелькнуло скорбное выражение.

— Плохо, — сказал он Герману Мордаунту, — но скальп спасен! Это хорошо! Несите его в дом. Сускезус пойдет по следу гуронов и узнает, что делают враги!

С тяжелым сердцем двинулись мы с нашим раненым к воротам Равенснеста. Дирк пошел вперед, предупредить о печальном событии, я шел подле Гурта, и он все время не выпускал моей руки. За последнее время мы привыкли к виду смерти, и если двое или трое из нас остались на поле брани, остальные не так бы сожалели об их потере, как сожалели мы теперь о потере Гурта. Есть люди, смерть которых почему-то значит для всех окружающих гораздо больше, чем смерть десятка других людей.

Герман Мордаунт распорядился приготовить для раненого отдельную комнату, где его окружили всеми возможными удобствами. Когда его внесли и положили на кровать, все, кроме меня, вышли из комнаты молча и незаметно, один за другим. Оставшись один с Гуртом, я уловил его тревожный, жадный взгляд, как бы искавший кого-то.

— Я сейчас позову их обеих, — сказал я и встал, чтобы выйти из комнаты. Гурт поблагодарил меня улыбкой и молчаливым рукопожатием.

Я нашел Мэри смертельно бледной, но сравнительно спокойной; ее женское чутье подсказало, что шумное проявление ее горя и отчаяния только ухудшит состояние раненого, и она собрала все свои силы, чтобы подавить это отчаяние.

При первом моем слове о Гурте обе барышни поспешили заявить, что они только и ждали позволения пойти к раненому и, поблагодарив меня, поспешили в его комнату. Я не пошел за ними, не желая присутствовать при первых минутах свидания. Аннеке впоследствии говорила мне, что Мэри держалась с удивительным самообладанием, а горячие выражения признательности со стороны Гурта и пылкость его речи даже ввели в заблуждение бедную девушку, которая, слушая его, начала думать, что положение его не столь безнадежно. Час спустя я пошел к Гурту и у его дверей встретился с Германом Мордаунтом.

— Последняя слабая надежда спасти Гурта пропала, — сказал он мне. — Ему остается всего несколько часов жизни! Боже мой! Лучше бы Равенснест был разорен и разграблен дотла, чем случилось это несчастье!

Подготовленный до некоторой степени этими словами Мордаунта, я не столь был поражен страшной переменой, происшедшей в липе моего дорогого друга; несомненно, он предвидел роковую развязку, но это не мешало ему быть спокойным и даже счастливым. Он не был настолько слаб, чтобы не мог говорить, а лицо его положительно сияло радостью.

Причиной этой радости было добровольное признание Мэри, признание в том, что она давно и глубоко любит его, его одного, и первого человека в ее жизни; после этого он сказал, что умрет счастливым, без горечи, без сожаления. Сам по себе Гурт не думал о будущей жизни, но Мэри не раз беседовала с ним на эту тему, и он слушал ее внимательно, ибо говорила она, а не кто-либо другой. Когда я входил, речь шла как раз об этом.

— Если бы не вы, Мэри, я был бы не лучше язычника, — сказал Гурт, держа в своей руке руку Мэри, с которой он не спускал глаз, — и если Господь примет меня, то только благодаря вам!

— Ах, нет, нет, Гурт, не говорите так! — воскликнула Мэри. — Только Христос мог искупить все наши грехи! Подумайте об этом серьезно, молю вас, мой дорогой Гурт!

От этих последних слов лицо Гурта озарилось радостью. «Мой дорогой Гурт» в устах Мэри звучало для него как хоры ангелов, как небесная мелодия. Так, значит, эта девушка, которую он так долго и безнадежно любил, любит его, недостойного! Он умилялся этим чувством и благоговел перед ним. А Мэри Уаллас, раз дав волю своему сердцу, не стала более сдерживать его порывов. Все это утро она провела на коленях у постели Гурта, склонившись над ним с нежной заботой любящей женщины: если он хотел пить, она давала ему питье; если голова его лежала низко на подушке, она поправляла ему подушки; если пот проступал у него на лбу, она отирала его и никому не позволяла приблизиться к нему или чем-либо услужить ему.

И все это время она помышляла о необходимости причастить больного, но у нее не хватало смелости напомнить ему об этом; наконец Гурт сам высказал желание примириться с Богом и обратился ко мне с просьбой пригласить к нему мистера Вордена.

Я тотчас же поспешил исполнить его поручение, и минут десять спустя мистер Ворден, любивший Гурта, явился к нему исполнить свой печальный долг. Мэри не отходила от раненого ни на минуту и, после того как священник удалился, продолжала весь этот день неустанно ухаживать за ним. Под вечер она пришла к нам и почти радостно, по секрету, сообщила нам, что Гурту, кажется, лучше, а минут десять спустя я заметил, что он сделал мне чуть заметный знак рукой, что хочет сказать что-то.

— Корни, — сказал он совершенно упавшим голосом, — сейчас конец! Я хотел бы еще раз увидеть Мэри Уаллас перед смертью!

Но Мэри стояла у меня за спиной; она кинулась на колени и обняла своего умирающего друга. Ни тот, ни другая не сказали ни слова, а если и было сказано несколько слов, то никто, кроме Бога и их двоих, не слышал этого. Целый час эта робкая, стыдливая девушка продержала в своих объятиях любимого ею человека, и в этом объятии бедный Гурт испустил свой последний вздох.

ГЛАВА XXX

Какое глубокое горе нам всем причинила смерть Гурта, я не стану говорить; всю ночь никто не смыкал глаз. Под утро вернулся Сускезус и сообщил, что гуроны ушли в сторону Тикондероги и теперь нечего более опасаться их нападения. После этого все поселенцы поспешили вернуться на свои участки, особенно те, жилища которых уцелели; те же, что были сожжены, были вновь возведены общими усилиями. Так как Бельстрода еще нельзя было тревожить, то решено было, что Герман Мордаунт пробудет здесь до конца сезона, тем более что присутствие в Равенснесте владельца ободрило поселенцев, которым он к тому же оказывал всякую помощь и поддержку.