Книга алхимика(Роман) - Уильямс Адам (читаемые книги читать txt) 📗
— Больше всего меня беспокоят мои двоюродные братья, — продолжил Паладон. — Иаков и Лукас приняли духовный сан. Иаков вообще перебрался в монастырь в горах, собирается присоединиться к братии. Наверное, это из зависти: я не стал их просить принять участие в строительстве мечети, а тут еще и мой переход в ислам… Они презирают нас с отцом и ненавидят за то, что мы никуда их не стали пристраивать по знакомству. Они ни за что на свете не упустят возможности поучаствовать в этом действе. Шанс познакомиться с герцогом-христианином! Да еще в нашем доме! И в этом заключается дополнительная причина, почему я должен быть там. Я никому из них не доверяю. Им плевать на Мишкат, в глубине сердца они все еще остаются кастильцами. — Паладон ударил кулаком по раскрытой ладони. — Ничего, я с ними справлюсь. Все обойдется. Эх, ну почему посольство не могло приехать попозже? Мы ведь как раз собираемся ставить колонны…
Надо сказать, что не только Тосканий приводил в порядок свой дом. Салим объявил, что к приезду герцога весь Мишкат должен сиять чистотой. Он приказал заново побелить и покрасить все дома, располагавшиеся вдоль дороги, по которой предстояло проследовать посольству. Часть рабочих Паладона отрядили на восстановление облупившихся участков позолоты купола главной городской мечети. Портнихи кроили шелк для флагов и знамен и расшивали их золотыми нитями — все это должно было пойти на украшение улиц. Армия тренировалась в поле, а конница патрулировала тракт от границы эмирата до столицы. Готовились и ратные забавы. У городских ворот построили маленькую крепость, которую нашей армии предстояло обстрелять с помощью баллист и катапульт. С веранды дворца я видел, как за стенами города клубится пыль. Это упражнялись участники предстоящего турнира. Салим хотел впечатлить Эстрагона не только нашим богатством, но и военной силой.
К моему изумлению, мне тоже была отведена своя роль. Герцог Эстрагон намеревался привезти с собой сына по имени Санчо, примерно одного возраста с Азизом. Принцу предстояло взять под свою опеку гостя и развлекать его, пока визирь с герцогом будут заняты переговорами. Санчо и Азиза ждали охоты и турниры, в том числе и шуточная схватка друг с другом на ристалище у дворца. Однако Санчо слыл юношей, проявляющим интерес к наукам. Герцог отправил его на учебу в аббатство Клюни, и теперь Санчо ехал в Мишкат не один, а со своим наставником — монахом по имени Элдрик, попросившим познакомить своего подопечного с арабской наукой. Саиду велели на время оставить свои изыскания и заняться переводом на латынь разных текстов по философии, ну а мне поручили провести практические занятия по алхимии, астрологии и астрономии.
Больше всего христиане поразили жителей нашего города своими габаритами и красновато-розовым оттенком обгоревшей на солнце кожи. Северяне в металлических доспехах и тяжелых конических шлемах заживо варились на жаре в собственном поту, отчего их тут же прозвали омарами. Эстрагон с сыном были потомками вестготов, смуглыми и дородными, особенно упитанным оказался герцог. Внешне они практически ничем не отличались от христиан Мишката. Однако эскорт почетных гостей состоял в основном из франков и норманнов. Они казались нам исполинами, напоминавшими телосложением Паладона, и, точно так же как и мой друг, были светловолосыми. Так мы впервые увидели большой отряд воинов, которых впоследствии будем в страхе именовать крестоносцами.
Мы с Саидом хмуро наблюдали за процессией, стоя на террасе дворца. От нашего внимания не ускользнуло, что вслед за мрачными воинами, ехавшими на роскошных боевых лошадях, с кротким видом следует колонна священников в белых одеждах. Распевая псалмы, они вздымали кресты, что держали в руках, и размахивали кадилами с курящимся в них ладаном.
— Ничего, кроме тщеславия, — пробурчал мой учитель, — мы пытаемся произвести впечатление друг на друга… Добром это не кончится. В подобные моменты мне хочется последовать примеру Диогена и укрыться от всего мира в бочке. — Его лицо сделалось задумчивым. — Какую бы бочку я выбрал? Бочку сардин? Анчоусов? Не знаю, как ты, Самуил, а я лично проголодался. Пойдем-ка и хорошенько перекусим. Последняя трапеза приговоренных… После нее нам предстоит встреча с этим ужасным Элдриком.
Вопреки опасениям Саида, Элдрик, с которым мы встретились после завтрака в библиотеке визиря, оказался приятным улыбчивым седовласым мужчиной с умным и, я бы даже сказал, веселым лицом. Высокий и хорошо сложенный, явно преисполненный энергии и сил, он всем своим видом выражал любопытство и тягу к знаниям. Если бы не сутана, его легко можно было бы принять за торговца, объездившего весь свет, опытного царедворца или даже воина, которому выпало вести переговоры. Элдрику хватило всего нескольких минут, чтобы очаровать Саида. Монах с величайшим уважением приветствовал моего учителя согласно традициям мусульманского мира, после чего заговорил с ним по-арабски.
По словам Элдрика, слава об учености Саида достигла стен Парижского университета и аббатства Клюни. Даже в христианском мире Авиценну и Разеса (он назвал Ибн Сину и ар-Рази на франкский манер) почитают великими философами, однако, увы, ни один из их трудов пока еще так и не переведен на латынь. И все же купцы, побывавшие в мусульманских странах, утверждают, что самым авторитетным автором комментариев к их работам является великий Дауд ибн Саид. Элдрик выразил самую искреннюю надежду, что придет день, и все эти знания станут доступны христианскому миру, а пока он предлагает позабыть о религиозных разногласиях, ибо мы все ученые, силящиеся постичь тайны бытия. Он, Элдрик, лишь робкий ученик, желающий присесть у ног подлинного философа, коим является Саид. Именно Саид обладает ключом к сокровищнице Божьих тайн и загадок, что были открыты грекам в языческие времена и ныне, увы, позабыты на его родине. Мудрейшие из мудрецов христианских королевств не более чем необразованные дети по сравнению с Саидом. Именно поэтому, подчеркнул Элдрик, для него огромная честь побеседовать со столь знаменитым ученым.
У монаха было чудовищное произношение, и речь свою он, вне всякого сомнения, готовил заранее, однако Саид засиял, а его толстые щеки покрылись столь густым румянцем, что стали почти в цвет окрашенной хной бороды. О, мой бедный учитель! Несколько льстивых фраз — и он уже оказался у Элдрика на крючке.
Далее беседа протекала на латыни, поскольку, как я и подозревал, познания Элдрика в арабском были столь же ограниченны, как и понимание наук, к которым он проявлял такой интерес. Я сидел в сторонке и незаметно делал записи. Элдрик произвел на меня сильное впечатление. Не часто мне доводилось встречать человека столь умного и сладкоречивого. При этом уже в ту самую первую с ним встречу мне подумалось, что этот умеющий втереться в доверие соглядатай — ибо кем еще он мог быть? — пожалуй, самый опасный из всех людей, которых мне доводилось встречать. Саид принял за чистую монету его красноречие и смирение, а я — нет. Я наблюдал за Элдриком со стороны, и потому от моего внимания не ускользнул холодный блеск в его глазах. Это были глаза непримиримого фанатика, совсем как у аль-Газали. Они по-змеиному сощурились, полыхая алчностью и торжеством, когда Саид протянул монаху переводы выписок из работ Аристотеля, Галена, Ибн Сины и Птолемея.
Захлебываясь от восторга, ибн Саид рассказывал о содержании каждого из документов. Склонив голову набок, Элдрик внимательно слушал, время от времени кивая и бормоча приличествующие случаю слова признательности. Вдруг, будто лишившись терпения, он схватил длинными пальцами лист пергамента с текстом, о котором рассуждал Саид. Быстро, ловко, будто опытный ботаник, отыскавший редкий цветок, Элдрик разгладил пергамент, положил его между двумя прямоугольными кусками телячьей кожи, после чего убрал в ящичек, который специально для этого принес.
— Спасибо, — проникновенно произнес он, — очень интересно. Вы бесконечно добры. Скажите, а вы, случайно, не перевели заодно и аль-Фергани [56]?
