Пять баксов для доктора Брауна. Книга 6 - Маллоу М. Р. (читать книги полные txt) 📗

— Сейчас? — выдавил коммерсант.

— Да, да, сейчас!

— Но я болен.

— Промедление смерти подобно! — шепотом вскричал Фокс. — Завтра, ровно в шесть часов утра Вандерера ждет аэроплан. Сейчас начало восьмого, мне понадобится много труда, чтобы устроить вам исследование немедленно.

Коммерсант подумал, что устал. Разговор был слишком долгим.

— После того, как все будет устроено, — продолжал Фокс, — я заберу вас отсюда. Собирайтесь с силами, вы будете нужны мне в аэропорту. Совершите чудо, Джейк, прошу вас, — Саммерс почувствовал, как его пальцы пожали. — Обещаю, что как только все закончится, я стану ходить за вами, как родная мать.

Саммерс вздрогнул и пробормотал: «Честное слово, не притворяюсь!».

— Нет, не то? — Фокс опять наклонился к самому его лицу. — Что такое?

— Простите, — коммерсант смутился, — задремал.

— Ах, понятно. Ну, тогда я буду ухаживать за вами, как за собственным сыном.

Его оглядели с ног до головы — снисходительно.

— Тоже не устраивает? — с некоторым уже раздражением произнес Фокс. — Ах, вы, считаете, что я для этого молод. Благодарю за комплимент. Ну, как за братом. Такое родство вас устроит?

— Устроит, — согласился, наконец, Джейк.

Через три минуты в коридоре госпиталя Каср-эль-Айни тетя Элизабет кричала на медицинскую сестру. Она утверждала, что бедный мальчик при смерти. Что у него — коммерсант с трудом продирался через теткину нервную скороговорку, — какое-то «малинитэ» [20]. Что он еще что-то и еще что-то. Потом они вошли. Судя по прочно приклеенной улыбке сестры, тетка нарисовала ужасающую картину. Девушка принесла термометр, при помощи которого, сколько он мог судить, пыталась убедить старую даму, что выздоровление происходит медленно, но верно. Что, хотя сегодня у больного только двадцать семь и семь [21], он с каждым днем поправляется. Но тетка продолжала истерику. Присутствие пациентов, которые тоже были очень больны и которым, вообще говоря, полагалось спать, нисколько ее не смущало.

«Через неделю, — разобрал Ральф, — вы сможете…» О, так его дела не так плохи! Но тетку это не устроило. «Через неделю? — передразнила она. — Через неделю я смогу его…». Что такое «антеррэ»? А, очевидно, похоронить.

Пока тетка скандалила, перебудив пациентов, пришла еще одна сестра — постарше. Она знаком велела велела девушке уйти.

«Посмотрите на него!» — тетушка так трясла руками, что у нее отлетела брошка. — Он… «Интересно, что такое «муати гош»»? Что-то слева? Это еще куда — налево? А! Это же «от него половина осталась»!

Коммерсант ощупал себя, заглянул под одеяло.

— Assez vous exagerez, ma tante! [22] — робко вставил он.

— Assez exagerez?! — подскочила тетка, и затарахтела с новой силой.

Теперь уже Ральф ничего не пытался разобрать — бесполезно. Он лежал и ждал, когда дойдет до главного. Он уже ухитрился задремать под все эти «Палябр!» [23] и «Шарлатанс» [24], когда выяснилось, что уже довольно долго в палате стоит тишина, и что тишину эту только что нарушил металлический скрип и дребезжание.

Через мгновение в палату вошла сестра с каталкой. Та, вторая, что занимала, по-видимому, более ответственную должность.

— Не волнуйтесь, мсье, — сказала она. — Это будет только небольшое исследование. Рентген.

— Передайте тете, что я спать хочу, — отрезал Ральф.

Он повернулся к соседям по палате и пожал плечами. Ему покивали.

— Не надо, — Ральф трусливо заглянул сестре в глаза. — Не надо, пожалуйста!

— Простите, мсье. Мадам очень настаивала. Это недолго.

Его уложили на каталку и повезли по коридору. Перед глазами проплывали тусклые лампы темных больничных коридоров, слышались стоны, кашель и плач. В полумраке проковыляла одинокая фигура на костылях — должно быть, в уборную, затем каталка наклонилась изголовьем назад, проехала вниз — наклонный коридор вел в подвал. Потом вернулась в нормальное положение. Распахнулись створки между коридорами. Каталка остановилась. Племянник взбалмошной тетки увидел, что за овальной решеткой из толстой проволоки горит красная лампочка.

«Удивительная вещь война, — думал Саммерс, пока его с уговорами укладывали на длинный деревянный стол, обтянутый кожей, — приносит столько разрушений, и в то же время столько всяких полезных штук!»

Голова его дернулась — подняли на шарнирах изголовье.

«Сказал бы кто раньше, что бывает переносной рентген — это в лучшем случае сошло бы за научную фантастику. А алюминий? Все эти рамы и штативы теперь делают только из алюминия. Все, чем что-нибудь крепится к чему-нибудь — из него. Алюминиевые трубки складных стульев и походных кроватей, алюминиевые миски, кружки и кастрюли. Раньше только походные котелки были из алюминия, а теперь даже ножки мебели — да что там, она даже целиком бывает алюминиевая! Алюминиевые столовые приборы — кажется, скоро столовое серебро вообще выйдет из моды. Алюминиевые зажигалки «Зиппо», которые не гаснут на ветру. Всякие части автомобиля теперь вообще из алюминия все. А разве можно было представить, что сами автомобили из модной игрушки станут вещью, без которой невозможно жить? А фанера? Господи, ведь почти все, без чего теперь нельзя обойтись, пришло в обычную жизнь с войны, из авиации! Странно, что на аэропланах по улицам не летают. А электрические чайники, кипятильники и грелки? А радио? Каких-нибудь десять лет назад им пользовались только военные, а теперь в каждом доме свой радиоприемник. Если так пойдет дальше, дойдет до того, что в каждом доме заведется своя радиостанция!»

Несмотря на свою портативность, рентгеновская установка была все же довольно громоздкая. Обшарпанная кожа, казалось, пахнет порохом. Все сооружение выглядело красивым, прочным и сообщало ту неуловимую респектабельность, которой отличались вещи, сделанные в Англии.

Врач зашел за деревянную перегородку, в которой было выпилено квадратное окошко, чем-то защелкал. Аппарат, стоявший на металлическом штативе над столом, засипел. Запрыгали у круглого отверстия пылинки в зеленоватом свете.

Саммерс потянул носом — запах был, скорее, приятным. Сестра успокоительно защебетала и отбросила прикрывавшую пациента простыню. Голый коммерсант трусливо подхватил простыню у самых бедер, но, к счастью, на этом все кончилось.

Из-за стены послышался голос врача. Он велел не двигаться и не дышать.

— Боже мой, он умрет! — вскричала миссис Кеннел. Она сидела у стены на стуле, теребя сумочку.

И тоже затарахтела по-французски. Говорили слишком быстро, чтобы можно было что-нибудь разобрать. Потом повисло молчание. Наконец, заговорил врач. «Э бьен», — разобрал коммерсант. Потом «иси» и «же дире» [25], после чего тетушка кавалерийским шагом проследовала за перегородку. Опять затарахтели. Голос доктора не выказывал никакого раздражения, хотя тетка то и дело прерывала его вопросами. Снова щелкнуло и отверстие аппарата погасло.

— Я могу увозить его, доктор? — спросила сестра, показывая на пациента.

Миссис Кеннел выглянула из-за перегородки, как кукушка из часов.

— Увозите, — она махнула рукой.

«Опять ждать, — уныло подумал Ральф. — Что за черт. И, кстати, который час? Что, если мы опоздаем? Ведь я даже не знаю, сколько у нас есть времени. Я ничего не смогу сделать!»

Но тетка потрепала племянника по бритому черепу и его повезли обратно. Оказавшись в палате, коммерсант кое-как натянул ночную рубаху, мысленно прикинул полтора часа — с поправкой для надежности, и уснул.

Разбудил его голос старшей сестры. На этот раз говорили по-английски.

— …а завтра мы переведем его в палату для выздоравливающих.