Приключения Найджела - Скотт Вальтер (читать книги полностью без сокращений бесплатно .TXT) 📗
— Тем не менее, — сказал лорд Дэлгарно, — вы очень обяжете нас, monsieur le chevalier, а также сохраните свое доброе имя, если прикажете своим слугам встретить этого вояку дубинками, как только он осмелится снова показаться здесь.
— Ventre saint gris, milor! note 97 — сказал шевалье. — Предоставьте это мне. Черт возьми, я прикажу судомойке вылить помои на этого grand poltron! note 98
Вдоволь посмеявшись над этим комичным происшествием, гости разбились на маленькие группы. Некоторые завладели недавним местом поединка и стали готовить кегельбан для его настоящего назначения; и вскоре послышались возгласы играющих: «Катись, катись!.. Задень, задень!.. Мимо!.. Будь ты проклят, шар несчастный!», оправдывая поговорку, согласно которой при игре в кегли бросают на ветер три вещи, а именно — время, деньги и ругань.
В доме некоторые джентльмены занялись игрой в карты или в кости, составив партии в ломбер, фараон, брелан, примеро и другие модные в то время игры. Кости тоже применялись для различных игр, с досками и без досок, как-то: азарт, пассаж и так далее. Однако игра велась, видимо, не очень крупная, несомненно с соблюдением всех правил приличия и добропорядочности, и в ней нельзя било заметить ничего, что могло бы заставить юного шотландца хоть сколько-нибудь усомниться в правдивости слов своего спутника, уверявшего, что это заведение посещали лишь люди высокого звания и знатного рода, не отступавшие в своих развлечениях от правил чести.
Лорд Дэлгарно не предложил своему другу принять участие в игре и сам не присоединился к играющим, а лишь переходил от стола к столу, наблюдая за счастьем игроков, а также за их умением ловить его и беседуя с самыми знатными и уважаемыми гостями. Наконец, устав от того, что на современном языке мы назвали бы фланированием, он внезапно вспомнил, что в тот день после обеда в «Фортуне» Бербедж должен был играть шекспировского короля Ричарда и что он не мог бы доставить большего развлечения лорду Гленварлоху, впервые приехавшему в Лондон, как пригласить его на это представление.
— Если только, — добавил он шепотом, — отеческий запрет не относится к театру, так же как и к игорным домам.
— Я никогда не слышал, чтобы мой отец говорил о театральных представлениях, — сказал лорд Гленварлох, — ибо в Шотландии такие новшества неизвестны. Однако если верно то дурное, что я слышал об этих зрелищах, я очень сомневаюсь, чтобы он одобрил их.
— Одобрил их! — воскликнул лорд Дэлгарно. — Но ведь Джордж Бьюкзнан писал трагедии, и его ученик, такой же просвещенный и мудрый, как он сам, ходит смотреть их, так что пренебрежение театром почти равносильно государственной измене; самые умные люди Англии пишут для сцены, и самые красивые женщины Лондона посещают театры. У крыльца нас ждет пара коней, которые молнией промчат нас по улицам, и верховая езда поможет нам переварить оленину и ортолана и развеет винные пары. Итак, на коней! Прощайте, джентльмены! Прощайте, chevalier de la Fortune! note 99
Грумы лорда Дэлгарно ждали их с двумя лошадьми; их владелец вскочил на великолепного берберийского скакуна, а Найджел сел на едва ли менее красивого низкорослого испанского коня с роскошной сбруей. По дороге в театр лорд Дэлгарно пытался узнать мнение своего друга о компании, в которую он ввел его, и рассеять его сомнения.
— Отчего ты так печален, мой задумчивый неофит? Мудрый питомец Alma mater note 100 нидерландской учености, что с тобой? Быть может, страница жизни, которую мы вместе с тобой прочли, написана не так красиво, как ты мог ожидать, начитавшись своих ученых книг? Утешься и постарайся не замечать пятен; тебе суждено прочесть немало страниц таких черных, какие только может написать бесчестие своим грязным пером. Не забывай, мой непорочный Найджел, что мы в Лондоне, а не в Лейдене, что мы изучаем жизнь, а не науки. Не поддавайся угрызениям своей слишком нежной совести, мой друг. И когда ты, лежа на подушке, подытожишь, подобно хорошему арифметику, все свои поступки за сегодняшний день — прежде чем сверить счеты, скажи обвиняющему духу с бородой из серы, что если твои уши и слышали стук дьявольских костей — твоя рука не касалась их и если твои глаза видели ссору двух разгневанных молодчиков — ты не обнажил своей шпаги в их схватке.
— Что ж, может быть, все это звучит мудро и остроумно, — возразил Найджел, — все же, признаться, мне кажется, что ваша светлость и другие знатные молодые люди, с которыми мы обедали, могли бы выбрать для своих встреч место, где вам не грозило бы вторжение таких забияк, и лучшего церемониймейстера, чем этот чужеземный авантюрист.
— Все будет исправлено, святая Нижель, когда ты, подобно новоявленному Петру Пустыннику, придешь к нам, чтобы проповедовать крестовый поход против игры в кости, распутства и веселых сборищ. Мы встретимся за трапезой в храме гроба господня. Мы пообедаем в алтаре и разопьем вино в ризнице. Пастор будет откупоривать бутылки, а причетник будет говорить «аминь» после каждого тоста. Подбодрись, мой друг, и стряхни с себя эту кислую и хмурую хандру! Поверь мне, пуритане, порицающие нас за безрассудство и слабости, свойственные человеческой натуре, сами обладают пороками настоящих дьяволов — затаенной злобой, лицемерием, злословящим за спиной, и непомерной гордыней. К тому же в жизни много такого, что мы должны видеть, хотя бы только для того, чтобы научиться избегать его. Уил Шекспир, который продолжает жить после смерти и который сейчас доставит тебе такое наслаждение, какое может доставить только он, устами славного Фоконбриджа называет этого человека так:
Но вот мы уже у входа в «Фортуну», где несравненный Уил будет говорить сам за себя. Эй, бесенок, и ты, молодец, передайте лошадей грумам и проложите нам дорогу сквозь толпу.
Они спешились, и усилия неутомимого Лутина, действовавшего локтями и угрозами и выкрикивавшего имя и титул своего господина, проложили им путь сквозь толпу глухо ворчавших горожан и крикливых подмастерьев ко входу, где лорд Дэлгарно сразу же приобрел два кресла на сцене для себя и для своего спутника. Сидя среди других знатных кавалеров, они имели возможность блеснуть своими нарядами и светскими манерами и в то же время высказывать свои суждения о пьесе во время действия, составляя, таким образом, одновременно важную часть спектакля и значительную долю зрителей.
Найджел Олифант был слишком поглощен тем, что происходило на сцене, чтобы играть ту роль, которую ему предписывало занимаемое им место. Он был совершенно зачарован волшебником, воскресившим на подмостках жалкого деревянного балагана длительные войны Йорка и Ланкастера и заставившим героев обоих лагерей гордо выступать по сцене, говорить и двигаться так, как они говорили и двигались при жизни, словно могила отдала своих мертвецов для развлечения живых и им в назидание. Бербедж, считавшийся лучшим Ричардом до тех пор, пока не появился Гаррик, играл этого тирана и узурпатора так правдиво и жизненно, что, когда битва при Босуорте закончилась его смертью, реальные и вымышленные образы боролись в воображении лорда Гленварлоха и он с трудом пробудился от грез, услышав столь странно прозвучавшее предложение своего спутника, заявившего, что король Ричард должен поужинать с ними в «Русалке».
Тем временем к ним присоединилась небольшая группа джентльменов, с которыми они вместе обедали в ресторации, и нескольких из них, самых изысканных остряков и поэтов, редко пропускавших представления в театре «Фортуна» и горевших желанием закончить день развлечений ночью наслаждений, они пригласили с собой. Туда и отправилось все общество; и среди полных бокалов испанского вина, среди возбужденных умов и веселых собутыльников, соперничающих друг с другом в остроумии, они, казалось, олицетворяли радость хвалебной песни одного из современников Бена Джонсона, напоминающего барду
Note97
Проклятие, милорд! (франц.).
Note98
Великого труса (франц.).
Note99
Рыцарь удачи (франц.).
Note100
Матери-кормилицы (лат.).
Note101
Перевод Н. Рыковой.