Клад адмирала - Привалихин Валерий (читать полные книги онлайн бесплатно txt) 📗
«Лишь бы жива была, а уж найти я ее найду обязательно».
Жажда деятельности охватила его. Он взглянул на часы. Вечер, но не самый конец рабочего времени. Сегодня еще много можно успеть. Особенно если Онищенко на месте. Он заторопился.
Через четверть часа подкатил на такси к Управлению. Открыв массивную парадную дверь, кивнул дежурному, прошел в левое крыло, где размещался отдел «А» – архивный и реабилитации жертв репрессий.
Онищенко был в своем кабинете, а дверь рядом – опечатана сургучной печатью, и в этом Платницын усмотрел добрый для себя знак. Будь молодой начальник архивного отдела на месте, пришлось бы долго объясняться, зачем ему нужно в архив; скорее всего, пришлось бы писать рапорт на имя начальника Управления. А с заместителем, подполковником Онищенко, просто: они старые приятели, проработали вместе без малого сорок лет, понимают друг друга с полуслова, можно обойтись без предисловий. Платницын и начал без долгих вступлений:
– В пятьдесят первом году, летом, я вел дело одной врачихи, Михаил Павлович.
– А фамилия? – спросил Онищенко.
Фамилия, как Платницын ни напрягал память, пока не вспоминалась.
– Монголка. Или бурятка…
– Это без разницы… А статья?
– Пятьдесят восемь – восемь.
– Уже кое?что. У тебя какой отдел был тогда?
– Оперативный.
– Ладно, попробуем найти, – сказал Онищенко, вставая из?за стола.
Пройдя до конца коридора и спустившись по ступеням лестницы вниз, они миновали одну железную дверь, другую и оказались в помещении без окон со стеллажами, на которых плотно, ровными рядами выстроились папки. Папок было так много, что у Платницына при виде их настроение упало: попробуй, не зная фамилии, найти среди этого моря нужную.
У входа письменный стол и стул возле него.
– Посиди пока, – кивнул Онищенко. Сам нырнул в промежуток между стеллажами.
Наступила тишина. Платницын, глядя, как на часах на руке секундная стрелка обегает циферблат, все пытался вспомнить фамилию.
– Поздно ты сегодня пришел, – раздался через несколько минут голос Онищенко. – Ну ничего, не нынче, так завтра найдем…
– Лучше бы сегодня, – отозвался Платницын.
– Ну, как удастся… – Онищенко вышел из?за стеллажей, переместился в другой ряд.
Опять воцарилась тишина. И опять Платницын силился вспомнить фамилию. Мысли, как ни пытался руководить ими, сбивались. Снова и снова память возвращала к сегодняшнему разговору в больнице.
– Ты что, уснул, Иван Григорьевич? – вернул его к действительности голос Онищенко.
– Нет?нет, – поспешно ответил Платницын.
– Зову его, зову… – Подполковник стоял рядом. – Не эта?
Сразу определил: та самая, нужная ему. «Басаулова» – была выведена его рукой фамилия. Аяна Тэндэновна. Бурятка. 1927 года рождения. Почти ровесница ему, на год моложе. «Это хорошо, что моложе, больше шансов, что жива. Если тогда все кончилось для нее благополучно». Он не знал – как. Но должно было кончиться благополучно.
– Выносить нельзя, – предупредил Онищенко. – Только здесь читать. Здесь немного. Ты быстро, да?
– Мг… – Платницын кивнул. Он уже скользил глазами по документу, благодаря которому «познакомился» с Басауловой. Целая страница текста на пишущей машинке.
«Считаем своим гражданским и профессиональным долгом сообщить, что врач Басаулова Аяна Тэндэновна применяет на больных настойку аконита, который как лекарственное средство в данное время в фармакопею не включен. Чтобы понять даже неспециалисту, насколько опасен аконит, нужно знать, что все растение ядовито, один грамм его, а то и меньшее количество, несет смертельное отравление. Поэтому необоснованное применение яда аконита без утверждения Министерством здравоохранения как лечебного средства граничит с преступлением. Несмотря на письменное предупреждение облздравотдела от 15//II?1951 года о прекращении применения указанного выше растения в качестве лечебного средства больным злокачественными болезнями, товарищ Басаулова А. Т. продолжает и по сей день, т. е. спустя четыре месяца, пользоваться им, отвлекая больных от специального лечения. Причем врач тов. Басаулова А. Т. применяет аконит в амбулаторных условиях. Выяснить, как проводится лечение, в каких дозах, продолжительность его не представляется возможным, т. к. каких?либо документов в амбулаторных картах больных нет. Настойка аконита хранится Басауловой А. Т. в ее рабочем кабинете в письменном столе, таким образом нарушается инструкция в отношении хранения настойки.
Корень аконита хранится дома. Настойка изготовляется в домашних условиях самой Басауловой А. Т. без предварительной проверки на содержание ядовитых алкалоидов в корне. Права на приготовление лекарственных средств у врача Басауловой А. Т. нет, т. к. она не имеет специального образования, ввиду этого настойка приготовлена с завышенным содержанием алкалоидов. Нормальное содержание алкалоидов составляет 0,052 процента, в составе же сданной по требованию комиссии на анализ содержание алкалоидов составляет 0,77 процента, что есть 12?кратное превышение допустимого. А больные получают от Басауловой А. Т. настойку аконита на руки без учета и контроля за употреблением.
Не случайно поэтому только за последние полгода благодаря „лечению“ у Басауловой А. Т. умерли четыре человека (Попов А. Г., Баскакова В. Ю., Сыренко Е. П., Извекова Г. Г.).
Предупреждение облздравотдела Басаулова А. Т. проигнорировала, теперь комиссия вынуждена обратиться в органы…»
Платницын помнил, как, прочитав этот документ за подписями – они и сейчас стояли, никуда не девались, эти подписи, – шести врачей, из которых четверо имели ученые степени, посмотрел на сидевшую перед ним Басаулову. Он ожидал увидеть на ее лице страх, а встретил совершенно спокойный взгляд. Он даже оторопел тогда от этого безмятежного взгляда, спросил:
– Ты хоть понимаешь, где находишься?
Басаулова кивнула: она понимала.
– Напрасно ты так спокойна. Один из умерших, Сыренко, директор крупного завода, кандидат в члены ЦК партии. А это пятьдесят восьмая статья. Пункт восьмой. «Совершение террористических актов, направленных против Советской власти или деятелей революционных рабочих и крестьянских организаций и участие в выполнении таких актов хотя бы и лицами, не принадлежащими к контрреволюционным организациям…»
Платницын держал перед собой серенькую залистанную книжечку – Уголовный Кодекс РСФСР, но не раскрывал ее, говорил по памяти.
– А они, – кивнула на донос Басаулова, бесстрастно выслушав, – указали, что Сыренко пришел ко мне за помощью за три недели до того, как ему умереть? Пришел сразу после того, как они выписали его домой умирать. И что все остальные, кто потом умер, обратились слишком поздно?
– Значит, ты признаешь, что занималась знахарством?
– Нет. Знахарством не занималась. Я – дипломированный врач.
– Настоящий врач не станет лечить отравой. Ладно, не будем уклоняться. Признаешь, что лечила аконитом?
– Признаю.
– И что яду в твоей настойке было в двенадцать раз больше допустимого – это тоже признаешь?
– Лечебное начало – семьдесят семь сотых процента, иногда больше. Они не знают.
– Профессора, опытные медики не знают?
– Нет.
– А ты знаешь?
– Да.
– Откуда?
– От деда.
– Кто твой дед?
– Он умер два года назад. Он был провизором в Петербурге в аптеке у…
– В Петербурге? – перебил сурово Платницын.
– Тогда Ленинград назывался Петербургом… Дедушка был учеником самого Бадмаева.
– Какого такого Бадаева?
– Бадмаев – очень знаменитый тибетский врач, – вмешался в разговор начальник отделения капитан Ведерников. Он вошел в кабинет, встал у окна почти тотчас, как ввели на допрос азиатку. – Очень знаменитый. Был одно время личным врачом семейства Романовых. Верно я говорю, Геката? – спросил, подойдя к допрашиваемой.
– Каких Романовых? Царей, что ли? – опешил Платницын.
– Царей, царей, – кивнул Ведерников. – И Гришку Распутина, и всех самых знаменитых князей, министров, промышленников лечил.
