Державы верные сыны - Бутенко Владимир Павлович (читаемые книги читать txt) 📗

Наурцы, высыпавшие на оборонительный вал, стали с удивлением наблюдать, как несметное крымское войско двинулось прочь от станицы. После целого дня осады, потеряв сотни убитых, прекратило штурм. Узревшие святых стали утверждать, что чудесным спасением они обязаны этим всадникам, напустившим на османов ужас. Савельев, однако, приказал казакам не покидать своих боевых мест до рассвета…

Утром на поле боя среди сотен убитых врагов было обнаружено тело Коргоки Татарханова, командующего конницей, брата верховного правителя Кабарды. Только нечто необъяснимое, небывалая паника могла заставить воинов бросить своего владетеля.

Было ли это на самом деле деянием святых – никто не ответит.

Но у взятого в плен узденя, находившегося вблизи ставки калги, удалось доподлинно выведать следующее: ядром, долетевшим с вала, во время молитвы был убит племянник Шабаз-Гирея, который упал головой на запад. Калга призвал муллу и держал с ним совет: продолжить осаду или отступить? Мудрый старик предупредил, что это недобрый знак. И калга, не раздумывая, дал приказ отходить к Моздоку и далее, на Чегем…

16

Фельдмаршал Румянцев, получив рескрипт императрицы Екатерины и все полномочия на негоциацию с Портой, в конце мая предложил султану условия для заключения мира: Россия снимает все претензии, связанные с Крымом и свободой мореходства военных судов, в пользу Очакова, Кинбурна и Гаджибея. Пожертвовать тремя крепостями? Стамбул отверг эти кондиции…

Второго июня корпус Каменского, сосредоточившись на правом берегу Дуная, штурмом взял Базарджик. Через неделю с ним соединился корпус генерала Суворова. Сводное русское войско тут же атаковало сорокатысячную турецкую армию Абдул-Резака и после упорного сражения разгромило наголову. Путь на Шумлу, где находился визирь, был открыт. Ничто не мешало Каменскому и Суворову пленить Мухсен-заде и, предприняв прорыв за Балканы, принудить Порту подписать мир. Но Каменский, на правах командующего группировкой, сделал шестидневный бивак, ввиду «недостатка пропитания». И только 17 июня заблокировал все выходы из Шумлы.

Находясь в окружении, турецкий визирь предложил перемирие и возобновление переговоров. Румянцев отклонил перемирие и потребовал немедленного подписания мирного договора. Пятого июля два полномочных визирских комиссара Ресми-Ахмед и Ибрагим-Мюниб встретились в деревеньке Кючук-Кайнарджи с фельдмаршалом Румянцевым. Вариант с передачей России Керчи и Еникале взамен свободного мореходства и отказа русской гарантии независимости Крыма устроил обе стороны. Десятого июля договор был скреплен оными подписями, заверен визирем и с Репниным отправлен в Петербург…

Белые ночи изводили Потемкина! Он, оказавшись в своей постели, опустошенный любовной встречей с «Катюшкой», засыпал мгновенно. Но спустя час-полтора, точно толкал кто-то, внезапно открывал глаза. Бодрствование вмиг возвращалось к нему, наделенному завидным здоровьем. Он поднимался, отодвигал портьеру и подходил к высокому венецианскому окну дворца. Со второго этажа вид на парк, на Большой каскад, с дивными скульптурами, на замысловатый контур дорожек открывался чудесный!

Но в матовом освещении июльской ночи всего волнующей были фонтаны. Жемчужный бисер осыпал и мощную фигуру Самсона, и тускло блистал вблизи дворца, и живыми струйками дрожал над большим фонтаном, с мифологическими божествами, на предпарковой площади.

В открытое окно вливалась зябкая балтийская свежесть, за курчавыми купами дальних деревьев сизой полосой проступало море и призрачно лиловое небо. Он восхищался Петергофом, как и все, кто приезжал сюда, но вместе с тем ощущал некую скованность. В Петербурге ему, подполковнику лейб-гвардии Преображенского полка, было спокойней…

Григорий Александрович, вглядываясь в глубину парка, полную синих и фиолетовых теней, тихую и таинственную, подумал с тревогой, что такой подавленной, как в последние две недели, он никогда не видел государыню. Известие о прорыве Пугачева к Казани вызвало у Екатерины слезы. Князь Щербатов не смог дать разбойнику отпор. Мятеж, который, мнилось, был подавлен, разгорался снова!

– Гришечка, милая милуша, что же делать? – потерянно спросила его Екатерина, вытирая глаза кружевным платочком. – Среди дворян и чиновников наших паника сильна!

– Я готов сочинить рескрипт о передаче командования. Надобен полководец, который совершит поиск и разгромление государственного злодея. Наши полки, дислоцированные в северо-западных губерниях желательно перебросить к Москве.

С той встречи Екатерина стала несколько уверенней, но ее уныние передалось всему Двору. И потому вчера, 22 июля, в Петергофе был созван Государственный совет.

Потемкин явился на заседание графом, о чем члены совета были уже осведомлены и поздравили его со столь высоким званием. Но по лицам сановников недолго перелетала приятная улыбка. Чувствовал фаворит, что иные таят против него умысел. И был предельно собран, следил за каждым словом выступающих. После чтения подробной реляции о сожжении Казани и злодеяниях, чинимых самозванцем, императрица заявила, что отправится в Москву, чтобы лично возглавить войска для борьбы с Пугачевым. Потемкин знал, что императрице в таком состоянии перечить бессмысленно, и поддержал ее решение. Он это сделал, однако, лишь потому, что, находясь с ней рядом, собирался взять командование в свои руки.

Его слова, для многих неожиданные, грянули как гром среди ясного неба! Льстиво улыбаясь и вздыхая, ничего путного не сказали ни Голицын, ни Разумовский, ни Вяземский, ни Чернышев. Высказал сомнение лишь Григорий Орлов. Атмосферу неопределенности, будто за столом сидели не прославленные военачальники и государственные мужи, а семинаристы, разрушило выступление графа Панина. Никита Иванович твердо и доказательно разубедил государыню оставлять столицу, откуда шло управление и государством, и войсками. Лишь после этого члены совета приняли решение направить в Москву дополнительные полки, в том числе донских казаков, а для командования войсками определить «знаменитую особу с такою же полною мочью, какую имел покойный генерал Бибиков».

Но Панин не был бы Паниным, ежели бы не воспользовался этой вакансией в угоду себе! После заседания и обеда во дворце он попросил Григория Александровича об аудиенции. И ничтоже сумняшеся предложил на должность главнокомандующего своего братца, графа Петра Ивановича. Что же было делать? «Катюшка» недолюбливала «панинцев». Но в данной ситуации выгодно подыграть недоброжелателям! Выбить у них почву из-под ног своим великодушием. Он немедленно передал государыне разговор. Екатерина заколебалась. Так и не дала ответа ни днем, ни вечером на концерте великого скрипача Лолио, ни ночью…

Потемкин в шлафроке вышел на балкон, ежась, ощущая на лице влажность морского ветра. Подавали первые голоса птицы. Он разобрал высвист дрозда и треньканье синички. Вспомнилась скрипичная музыка. Божественные мелодии итальянцев. Жаль, что государыня к музыке равнодушна. Не только не понимает ее, а почти пренебрегает, считая за бесполезное времяпрепровождение. Зато у нее столько иных достоинств!

Григорий Александрович вернулся в покои и открыл ящик стола, где находилась переписка. Он любил Екатерину до безумства, и потому никакими силами и ухищрениями не мог отвязаться от ревности. И странно, – чем больше проявлялась ее страстность в постели и в письмах, тем сильней становилось желание, чтобы она принадлежала только ему.

Он взял ее вчерашнюю утреннюю записку.

«Душатка, cher Epoux [50], изволь приласкаться. Твоя ласка мне мила и приятна. Тебе за то спасибо…» Стук в окно внезапно отвлек его от чтения. На перильцах балкона сидела белоснежная голубка. «Может, к счастью прилетела?» – мелькнула смутная мысль.

Добрая примета подтвердилась поздним вечером.

В петергофский дворец с рапортом фельдмаршала Румянцева прибыл его сын Михаил, полковник, и князь Гагарин. О заключении мира с Портой первым узнал Панин, затем Потемкин. Не сдержавшись, ликуя и не гася на лице улыбки, Григорий Александрович прошел в покои императрицы. Она, надев очки, читала сидя на канапе. Внезапные шаги фаворита, которые она узнала издали, встревожили государыню. Но сияющий вид «милуши» вызвал только интерес: