Дуэль в Кабуле - Гус Михаил Семенович (бесплатная библиотека электронных книг .TXT) 📗
Действительно Дост Мухаммед писал шаху, что «вовлечен в непрерывные, непрекращающиеся войны с нечестивыми сикхами», от которых страдают Кабул, Кандагар, Хорасан, а их благополучие не может быть отделено от интересов Персии.
«Если даже мои дела придут в расстройство и ваше величество не обратит внимания на положение в этих областях, я тем не менее не прекращу борьбу с сикхами, пока буду способен; но если окажется, что я не в состоянии сопротивляться этому дьявольскому племени, то у меня не будет иного выбора, как соединиться с англичанами, которые тем самым получат полную власть над всем Афганистаном, и тогда останется только смотреть, до какого места и какого размера достигнет пламя силы этой нации».
Сообщая обо всем этом, Симонич рекомендовал составить из афганских областей конфедерацию под покровительством Персии и ручательством России; но предварительно он считал, что необходимо усмирить Герат.
Молодой шах персидский Махмуд поклялся отомстить за неудачу, которую потерпел под Гератом в 1833 году, и решил предпринять новый поход.
В Лондоне переполошились.
Президент Контрольного Совета сэр Джон Гобхауз в своем выступлении в палате общин сказал:
— Лучшие авторитеты считают, что Герат и его ближайшая округа наиболее важны из всех городов и государств в Центральной Азии и что властитель Герата, имея достаточно сил, в состоянии поддерживать равновесие между Персией и Афганистаном и тем самым контролировать положение в непосредственной близости к Индии.
Британский посол Эллис отправился к Симоничу и заявил:
— Афганистан есть граница нашей Индийской империи. Ни одно государство Европы не имеет ни политических, ни торговых отношений с этой страной. Поэтому я не могу скрыть, что британское правительство будет рассматривать всякое — прямое или косвенное — вмешательство в дела Афганистана как враждебный акт.
Пальмерстон решил, что Эллис недостаточно энергичен. Послом в Тегеране был назначен Макнил.
Глава правительства шаха Ходжа-Мирза-Агаси очень верно отозвался о назначении Макнила, с которым он был знаком с давних пор:
— Я знаю английскую манеру. Сперва они посылают в страну врача, чтобы прощупать наш пульс, а затем хирурга, чтобы сделать нам кровопускание; и тогда за ними следуют офицеры, и они распоряжаются нашей страной, как их предшественники распоряжались нашими телами….
Прибыв в Персию, Макнил написал: «С момента моего возвращения в Персию ничто так сильно не потрясло меня, как обнаруживаемые мною повсюду доказательства роста русского влияния на правительство и почти не поддающийся учету упадок нашего влияния».
Поэтому Макнил считал необходимым любым способом не допустить похода шаха на Герат. В этом он видел свою первую и важнейшую задачу.
Симонич же придерживался мнения, что надлежит помочь шаху в его планах и поддержать желание владетелей Кандагара и Кабула подчиниться шаху. Это обязало бы их оказать помощь в овладении Гератом.
Ознакомившись с ответом Симонича, Николай приказал вытребовать Гусейна Али в Петербург.
Получив предписание от Нессельроде, Перовский решил отправить кабульского посланца в сопровождении Виткевича, как хорошо знающего все обстоятельства дел афганских и среднеазиатских.
И этой же осенью 1836 года лорд Окленд принял решение послать в Кабул с «коммерческой миссией» Александра Бернса. 21 ноября 1836 года Бернс отплыл из Бомбея к устью Инда — по маршруту первого своего путешествия в 1832 году.
Виткевич и Гусейн Али тем временем прибыли в Санкт-Петербург.
НА ВЕРШИНЕ ГОРЫ
1
Коляска, въезжавшая в Санкт-Петербург по московскому тракту, остановилась у заставы.
Виткевич соскочил на землю, чтобы немного размяться после утомительной тряски, пока солдат, вышедший из караульного помещения, рассматривал подорожные. Гусейн Али, закутанный в тулуп, хотя мороза еще не было, высунулся из коляски.
— Вот и столица, — сказал Виткевич. — Сейчас въедем.
Солдат вернул подорожные, ямщик хлестнул лошадей, коляска покатила по булыжной мостовой. Замелькали кресты и памятники кладбища. Потянулась широкая и пустынная улица, затем другая, третья, и, проехав вдоль Фонтанки, коляска свернула на Невский.
И Виткевич, и его спутник афганец с жадным любопытством смотрели на развертывавшуюся перед их глазами панораму. Афганец впервые видел европейский город. Вытянувшиеся в одну линию здания с колоннами, портиками и аркадами поражали его своей величественностью.
Проехали Аничков мост. Проплыли мимо вздыбленные кони. Театр… Полукруглая колоннада Казанского собора. Гостиный двор… Слева и справа безукоризненно расчерченные архитектором фасады дворцов… Еще мост… Еще мост… И вот Адмиралтейство со своим золоченым шпилем…
Строгая, парадная, но мертвенная красота… Огромные площади, широкие улицы, торцовые мостовые…
Коляска, выехав на площадь перед Адмиралтейством, свернула и остановилась перед зданием, где находилось министерство иностранных дел.
Дежурный чиновник провел Виткевича и афганца в приемную Азиатского департамента и скрылся за дверью кабинета.
Из него тут же вышел Родофиникин, со звездой на груди, с зеленым козырьком над глазами. Для своих семидесяти шести лет он был удивительно прям, бодр…
Виткевич представился ему, представил Гусейна Али, вручил пакеты от Перовского.
— Вы утомлены дорогой, уважаемый господин Гусейн Али, — сказал Родофиникин по-персидски, и афганец, не ожидавший обращения на понятном ему языке, радостно улыбнулся.
— Отдохните, посмотрите наш город, и тогда мы перейдем к делам… Вице-канцлер сожалеет, что не может тотчас же принять вас, так как не совсем здоров. Мы просим вас пребывать в столице в качестве частного лица, купца, приехавшего за мехами — дабы не привлекать внимания к вашей миссии.
Гусейн Али согласно кивнул головой.
— Для вас отведена резиденция в тихой, отдаленной части Санкт-Петербурга, — продолжал Родофиникин. — Состоять при вас будет специальный переводчик… А сейчас господин поручик доставит вас в назначенный вам дом.
Гусейн Али в изысканных выражениях восточного дипломатического этикета поблагодарил Родофиникина и выразил надежду лично представиться могущественному государю, царю царей, к которому привез письмо повелителя правоверных, высокочтимого эмира Дост Мухаммеда.
Родофиникин ответствовал, что его величества в данное время нет в столице, и попросил Гусейна Али передать письмо эмира.
На мгновение задумавшись, афганец неохотно достал пакет и вручил его Родофиникину.
Провожаемый директором Азиатского департамента до крыльца, Гусейн Али в сопровождении Виткевича покинул министерство.
В коляску с ними сел чиновник, представившийся как старший помощник экспедитора, коллежский секретарь Прейс.
Тощий, с серо-желтым лицом, белобрысый Прейс вызвал у Виткевича почему-то чувство брезгливости.
Гусейна Али поместили на Елагинском острове, на вилле в отдаленном углу Английского парка, позади дворца императрицы, возведенного Гваренги.
Виткевич, сдав своего спутника, отправился в «Отель де Пари», на Малой Морской, указанный ему Прейсом. Очень ему хотелось отдохнуть и выспаться после того, как с курьерской быстротой он проскакал две с четвертью тысячи верст от Оренбурга до столицы. Но пришлось немедленно отправиться в Университет к профессору восточных языков Сенковскому, дабы из его студентов-учеников определить к афганцу толкового переводчика.
О Сенковском Виткевич знал от Зана: Мицкевич назвал Юзефа Сенковского, переименовавшегося в Осипа Ивановича, ренегатом; и Сенковский своей враждебностью к Польше, ко всему польскому, желавший заставить позабыть, что он поляк, заслужил у многих немалое презрение…
Отыскав профессора в Университете, Виткевич увидел полного человека с неприятным рябым лицом.
Ян изложил цель своего посещения. Уловив в его речи оттенок польского акцента, Сенковский ответил по-польски.
