Тени «Желтого доминиона» - Рахим Эсенов Махтумович (бесплатные версии книг .TXT) 📗
– Айда с нами! Рано или поздно мы с Эшши-ханом свидимся, – сказал Аннамет. – Мы все под ним ходим…
– Мне поскорее надо, – возразил Мурад. – Как бы потом поздно не было.
– А это недолго, – вкрадчиво заговорил Силап. Лицо его заострилось, и весь он походил на хищника, изготовившегося к прыжку. – Доедем до Сапалы и обратно… Посчитай, две недели уйдет…
– А кто пойдет с Балта Батыром на Куня-Ургенч? – ехидно вставил Мурди Чепе. – Что-то быстро ты приказ Эшши-хана забыл!
– Заткнись! – Глаза Силапа блеснули ненавистью. – Не суйся не в свое дело! У нас есть сердар…
– Вы как псы голодные, – спокойно произнес Аннамет. – Сына Дурды-бая неволить не будем. Пускай идет к Эшши-хану! А ты, Мурди, в чужие дела не встревай. Я не посмотрю, что ты кое у кого в любимчикам ходишь…
– И в шпионах, – бросил Силап. – И в лизунах.
– Хватит! – Аннамет поднялся с места. Мураду показалось, что безносый прикрикнул на Силапа без особого усердия, скорее для порядка – на губах Аннамета скользнула едва заметная поощряющая усмешка.
Солнце клонилось к закату. Стреножив коней и выставив караулы, басмачи готовились к ночлегу. Мурад тоже укладывался спать – снял папаху, повязал платком наголо обритую голову, как услышал позади себя вкрадчивый голос Мурди Чепе.
– Так ты говоришь, что неделю с лишним, как из Ербента выехал? – Мурди Чепе чуть ли не дышал в затылок Мураду. – А голова-то твоя еще не обросла… Сдается мне, обрили ее дня два-три назад.
Басмачи заржали. Мурад тоже весело смеялся со всеми, но в душе досадовал на свою оплошность: дернуло же его в день отъезда упросить Халлы Меле побрить ему голову.
– Ты прав, Мурди Чепе, – спокойно ответил Мурад. – Я обрил голову три дня тому назад. Сам. На Кизыл Такыре, у старой сардобы с дождевой водой…
Вскоре басмаческий лагерь погрузился в сон; раздавался лишь всхрап коней, осторожный хруст песка под ногами караульных, круживших вокруг стоянки. Ветер доносил тревожный вскрик ночной птицы, неясное бормотание засыпающей пустыни…
Прикрыв глаза, Мурад припоминал, как вел себя с момента встречи с басмачами, что говорил… Не переиграл ли?.. Аннамет будто поверил, с сочувствием отнесся к Мураду. Безносого вообще не поймешь – то ли ему все безразлично, то ли шел на Сапалы против своей воли… Силап тоже занят собой и своими пошлыми выходками – ему б только над кем покуражиться. А вот Мурди Чепе, ханский холуй, опасен – прилип как репейник.
Утром Мурад обратил внимание, что кто-то рылся в его хорджуне, а Мурди Чепе, отведя в сторонку Аннамета, что-то ему нашептывал. Заметив, что Мурад проснулся, Мурди Чепе ехидно улыбнулся:
– Как спалось сыну Дурды-бая? Не приснилась ли ему бритва? А ведь в хорджуне-то ее не оказалось! Хи-хи-хи…
– Наверно, осталась во втором хирджуне. – Мурад сладко зевнул со сна, поднялся с кошмы. – На второй лошади, что загнал…
– И на все-то у сына Дурды-бая ответ заготовлен, – не унимался Мурди Чепе. – Дурды-бай поди…
Мурад неожиданно сильным ударом, как учил его Таганов, снизу вверх в подбородок, сбил Мурди Чепе с ног. Тот брякнулся оземь, как вьюк, сброшенный с верблюда. Опешили все, даже зубоскал Силап. Аннамет же, пряча довольную улыбку, опустил голову.
– Берекелла! Молодец! – Силап, опомнившись, охнул от восхищения. – Так его! Как можно говорить о покойнике и добрым словом не помянуть! Хоть бы для приличия обмолвился: «Земля ему пухом», как у туркмен принято.
– Презренный! Кто ты такой, чтобы отца моего склонять? – Мурад, бледный и решительный, стоял над плаксиво стонавшим Мурди Чепе. – Скотина! Забыл, как надо с достойными людьми разговаривать… Я сын Дурды-бая! Да я куплю тебя с твоими погаными потрохами и отдам тому же Абдулле Тогалаку, чтобы персам тебя сплавил. – Мурад стоял подбоченясь, с презрительной миной на лице: в те минуты он действительно походил на чванливого байского сынка. – Я из уважения к сердару Аннамету молчал: какой с пустомели спрос? А Эшши-хану скажу, каких глупцов он держит подле себя…
– Ну что, схлопотал? – куражился Силап. – Когда у паршивой козы зад чешется, она трется о палку чабана. Теперь узнаю я сына Дурды-бая! – Силап хлопнул но плечу Мурада.
Аннамет строго взглянул на Мурада – юноша нехотя отошел от лежавшего на земле Мурди Чепе, который, охая и кряхтя, поднялся с земли – по уголкам рта текла окровавленная слюна. Безносый пристально взглянул в ясные глаза Мурада, подумал: «Нет, такие басмачами не становятся… Он чем-то похож на Тагана. Зачем идешь к Эшши-хану? А знаешь ли ты, что твой отец погиб от его же рук?..» И Аннамет, интуитивно чувствуя, что Мурад знает всю правду о гибели Дурды-бая, и еще неясно осознавая, что делает, решил отпустить юношу на все четыре стороны. Он смутно надеялся, что тот поедет в басмаческий стан и убьет Эшши-хана, которого Аннамет теперь стал в последнее время винить во всех своих бедах – и в потере Байрамгуль, и в собственной неприкаянности… Ему уже за сорок, а что хорошего видел он в своей жизни? Смерть да кровь, слезы и страдания, несправедливость. Ни детей, ни кола, ни двора… А тут еще вечные подозрения, попреки Эшши… Какой же он, Аннамет, глава контрразведки, если к нему Эшши-хан приставил этого недоноска Мурди Чепе? Как поступают с верблюдом, которому перестают доверять груз? Под нож пускают…
Через сутки с лишним Мурад, сделав небольшой крюк по пустыне, встретился со своим отрядом. Ашир Таганов, зная, с каким трудом и мучением дадутся юноше последние километры, спешил ему навстречу, на всякий случай рассылая окрест парные дозоры.
– Это басмачи, – еле держась на ногах, докладывал Мурад командиру. – Аннамет получил приказ Эшши-хана сформировать сотню на колодце Сапалы и, передав ее под начало Балта Батыра, вместе с ним идти к Куня-Ургенчу.
– С какой целью? – спросил Таганов.
– Этого не узнал… Уж очень подозрительны они. А под Куня-Ургенчем, думается мне, очередной разбой задумали.
– Боюсь, что не только разбой. – И страшное подозрение ожгло душу Ашира: «Неужели осмелятся?.. В селе, где много собак, ходят с палкой».
Засаду решили устроить на колодце Аджы, лежавшем на пути банды Аннамета. Воды в том колодце вдоволь. А у басмачей ее в самый обрез, и им этого колодца не миновать.
Объяснив джигитам свой замысел, Ашир Таганов приказал:
– Огонь открывать в крайнем случае, только по моему сигналу. Важно взять их живыми…
К колодцу басмачи подъехали ночью, разгрузили вьюки с верблюдов, расседлали коней и, когда собрались поить животных, ночную тишину огласил громкий голос Ашира Таганова:
– Аннамет! Прикажи своим людям не двигаться. Вы окружены! Бросайте оружие!..
Басмачи от неожиданности опешили. Кто-то вскрикнул: «О, Аллах, спаси нас!..» Первым опомнился Силап – выстрелил в темноту, на голос Ашира. Но чекисты не отвечали. Потом снова воцарилась тишина. Раздался конский топот – по такыру вихрем промчались двое всадников и скрылись в ночи. Поднялся шум, гвалт, заглушавший команду. С двух сторон коротко застучали чекистские пулеметы и тут же смолкли. В безмолвии снова раздался голос Ашира:
– Бросайте оружие! Мы гарантируем вам жизнь.
На миг барханы озарились ярким светом: двое чекистов со всего размаху швырнули в сторону противника связку факелов. Теперь ослепленные басмачи были видны как на ладони. Но кто-то из них проворно вскочил на коня и тоже пустился наутек.
– Это Аннамет! – вскрикнул Мурад, приложился к винтовке – раздался выстрел, конь под седоком припал на передние ноги, и басмач кубарем покатился по земле. Тут же поднявшись, он подошел к пылавшим факелам и бросил рядом с ними маузер. Его примеру последовали остальные басмачи. – А где Мурди Чепе и Силап? – возбужденно кричал Мурад, не видя их среди разоруженных бандитов.
– Ускакали, – буркнул Аннамет. – Они не дураки, как мы…
– Брось прибедняться, Аннамет, – перебил его подошедший Таганов. – Если б не подстрелили под тобой коня, и ты бы удрал.
– Ашир? Сын Тагана? – изумился Аннамет, но, переведя взгляд на Мурада, произнес: – Чуяло мое сердце, что ты с начинкой…
