Паруса смерти - Попов Михаил Михайлович (версия книг .TXT) 📗
Почесывая короткими волосатыми пальцами бугристую, до темно-коричневого цвета загоревшую лысину, он сказал:
— Но слишком долго скрывать нашу щедрость не удастся. Плохие сведения имеют обыкновение распространятся мгновенно.
— А вы для чего?! Постарайтесь, если даже такие слухи начнут расползаться, чтобы они расползались медленно.
Олоннэ встал со своего места и подошел к окну.
— Видите, солнце коснулось тех древесных вершин. Шарп и Баддок уже отшвартовались. Когда стемнеет, выступаем и мы.
— Зачем? — спросил Ибервиль.
— В погоню.
— И мы будем с ними драться?
— Не стали этого делать на суше, но сделаем на море? — раздались голоса изумленных капитанов.
— Идиоты! — с чувством сказал Олоннэ.
Никто не обиделся на подобное титулование. По тону, каким оно было произнесено, все поняли, что они действительно ведут себя как идиоты.
— Мы будем следовать в некотором отдалении. Мы не догоним Шарпа и Баддока и высадимся на берег чуть южнее Маракаибо. Наших друзей поджидает неприятная встреча. Дон Антонио ждет в гости меня, а попадутся к нему на прием наши слишком жадные и глупые друзья. Потопив их, он сядет пировать или ляжет спать. И тут явимся мы. Причем не с моря, а с суши. Что мы с ним сделаем?
Воклен снова почесал свою лысину:
— А его не насторожит то, что вместо шести кораблей явилось всего два?
— Вслед за кораблями Шарпа мы направим барк Ибервиля, груженный соломой, с двумя-тремя добровольцами на борту. Дон Антонио потопит и его. А поскольку он уверен, что во время сегодняшнего боя мы не могли не понести ощутимых потерь, он решит, что народу у нас хватило только на половину кораблей.
— Мудрено, — покачал головой Ибервиль.
— Это только так кажется. И потом, тебе просто жаль свою старую посудину. Не переживай, старина. Корабли так же смертны, как и люди. Клянусь, из этого похода ты вернешься на собственном сорокапушечном трехмачтовом галионе, веришь мне?
— А что мне остается делать, ты все равно настоишь на своем.
Олоннэ удовлетворенно захохотал.
— А теперь надо немного потрудиться. Нам не следует слишком сильно отставать от англичан. Погоня должна все-таки напоминать настоящую погоню.
Когда все разошлись, Олоннэ отправился на свидание с Лупо. Он был весьма удивлен, увидев, что заключенный спит. Олоннэ подошел вплотную.
А может быть, не спит?
Может быть, сердце не выдержало от страха?!
Он толкнул лежащего носком сапога в бок. Тот шумно вздохнул и пошевелился. Открыл глаза. Понял, кто перед ним находится, и попытался сесть.
Сел.
— Так ты действительно спал? — спросил Олоннэ. — Я рассчитывал застать тебя трясущимся от страха за свою дрянную жизнь, а ты…
— Если вы усматриваете в этом что-то оскорбительное для себя, готов принести извинения.
— Ты так уверен в себе, потому что я обещал тебя не убивать?
— Тут на все твоя воля.
— Правильно отвечаешь, но моего отношения к тебе это не меняет. Я уверен, что тебя послали убить меня. Меня многие хотят убить. Раньше эти люди ненавидели меня издалека, теперь они подобрались вплотную.
Лупо шмыгнул носом.
— Я рассказал свою историю, вы мне не верили, а зря.
— Я тебе не верю, и правильно делаю. С твоей помощью хотели погубить меня вместе с эскадрой. Это не удалось. Я перерезал до пяти сотен этих испанских свиней и потерял меньше сорока своих корсаров. Теперь у тебя другая цель — убить хотя бы одного меня. Путем выдачи планов дона Антонио ты рассчитывал попасть ко мне в доверие, приблизиться и, выбрав удобный момент, пырнуть ножом.
Пленник застонал, как стонут несправедливо обиженные.
— Но поскольку вы держитесь такого мнения, убейте меня.
— Убил бы. И даже не просто убил бы, но подверг бы очень жестокой казни. Но так получилось, что живой ты мне принесешь больше пользы. Пока.
— Что ж. — Лупо опустил уродливую голову на грудь.
Олоннэ иронически улыбнулся:
— Ты так безропотно приемлешь свою судьбу? Помнится, ты жаловался, что у тебя болят руки от туго стянутых веревок.
— Да. — Лупо исподлобья поглядел на всесильного собеседника.
— Развяжите его, — приказал Олоннэ.
Двое телохранителей капитана исполнили это приказание.
— Теперь встань, Лупо, или как там тебя зовут на самом деле.
Пленник встал.
— Подними их.
— Руки?
— Руки. Пусть кровь отливает. Мы сейчас отплываем. Ты будешь постоянно находиться подле меня. И вот чтобы у тебя никогда не возникало желания…
Тускло сверкнуло в полумраке комнаты лезвие отточенной абордажной сабли, и обе кисти генуэзца шлепнулись на солому. Лупо поднес к лицу обрубки, из которых хлестала кровь.
— Ну вот, кажется, и все, — сказал Олоннэ, выходя на свежий воздух, — пошлите за доктором. Он ни в коем случае не должен умереть.
Глава двенадцатая
После страшного разгрома, устроенного ему корсарами на подступах к Гибралтару, дон Антонио не был столь уверен в окончательном успехе, как в начале своего крестового похода. Теперь он на победу надеялся. Состояние надежды значительно более трепетно, чем состояние самодовольной уверенности.
За те двое суток, что ушли на возвращение на батарею под Маракаибо, холеная внешность его высокопревосходительства претерпела сильные изменения. Губернатор осунулся, глаза ввалились, он сделался молчалив и задумчив. Ему и в самом деле было о чем поразмышлять. Что он напишет в своем докладе, который через месяц надлежит направить в Эскуриал? Где те полтора миллиона реалов, что необходимо отсчитать в королевскую казну? Где четыре галиона королевского флота, лишь весною этого года прибывшие из Старого Света для несения службы в Новом?
Ответов на эти вопросы у дона Антонио не было.
Единственное, что могло бы его оправдать, это голова Олоннэ.
Возможность заполучить ее еще сохранялась.
Может быть, последняя возможность.
Подобные мысли вертелись в голове губернатора, когда он стоял на каменном выступе побережья с приставленной к правому глазу подзорной трубой, направленной туда, откуда должны были появиться ненавистные корсарские паруса.
Ничего не видно.
Что эти скоты опять задумали?!
Его высокопревосходительство направил линзу трубы на сушу. Шестьдесят четыре орудия были тщательно замаскированы в развалинах форта. Кулеврины, мортиры, обычные корабельные пушки. Поскольку корсарские суда будут проплывать всего в полукабельтове перед их стволами… Дон Антонио хищно улыбнулся, представив, что произойдет.
Но может быть, эти бешеные звери захотят снова атаковать со стороны суши? Вооруженный взгляд губернатора ощупал густые заросли, начинавшиеся прямо от самого берега. Что можно высмотреть в этом зеленом аду!
Нет, не потащатся они через джунгли, бросив свои корабли, с тысячами фунтов награбленного добра. Они ведь считают его, дона Антонио, разгромленным и спрятавшимся за стенами Маракаибо. Они рассчитывают спокойно продефилировать к выходу из озера. Там им тоже нечего бояться, поскольку оборонительные сооружения приведены в негодность самими корсарами еще в начале налета.
На самый крайний случай (а события последних месяцев приучили его высокопревосходительство к мысли, что случиться может всякое) дон Антонио предусмотрел пути отступления. В нескольких сотнях шагов от батареи форта, выше по берегу, в укромной заводи, стоял галион «Сантандер», флагман эскадры, призванной защищать берега острова Эспаньола. Адмирал де Овьедо был против того, чтобы бросать крупнейшую испанскую колонию на Больших Антилах без всякой защиты, но губернатор настоял на своем. Сорокавосьмипушечное чудо кораблестроительной техники ожидало в засаде на тот случай, если какой-нибудь из корсарских посудин удастся прорваться по смертельной протоке между Большой Желтой отмелью и артиллерийским изобретением дона Антонио.
И как последний путь к отступлению «Сантандер» тоже был очень хорош. Днище его совсем недавно было очищено от ракушечных напластований, а парусное вооружение позволяло достичь огромной скорости, чуть ли не двенадцать узлов. Правда, о возможности такого использования корабля дон Антонио вслух не говорил.
