Путь через равнину - Ауэл Джин Мари Антинен (библиотека электронных книг .txt) 📗
— Подходящее место, — спешиваясь, сказал Джондалар. Он снял с коня сумки, кусок кожи, заменявший седло, и уздечку. Жеребец направился прямо к заводи. Уинни последовала за ним, однако вошла в воду первой и начала пить. Затем она склонила морду, принюхиваясь к чему-то. Уши у нее встали торчком. Согнув передние ноги, она опустилась в воду, затем перевернулась на спину и, болтая всеми четырьмя копытами в воздухе, принялась почесывать спину о дно заводи. Затем повернулась на один бок, на другой. Удалец, увидев, чем занимается его мать, не утерпел и сам стал кататься на отмели возле берега.
— Сегодня у них воды предостаточно. — Эйла подошла к Джондалару.
Улыбаясь, он повернулся к ней:
— Они любят кататься в воде, а впрочем, в грязи и в пыли — тоже. Не видел еще лошадей, которым бы так нравилось это занятие.
— Они любят, когда их скребут. А так они скребутся сами. Иногда они трутся друг о друга и указывают, где надо потереться.
— Разве это возможно? Иногда мне кажется, что ты принимаешь их за людей.
— Они не люди. Они сами по себе. Но обрати внимание, вот один из них пытается дотянуться мордой до хвоста. Тогда другой покусывает это место зубами и ждет ответной услуги. Надо бы как следует вычистить Уинни. Должно быть, очень жарко находиться в упряжи целый день. Иногда мне хочется бросить лодку. Она уже сделала свое дело.
— Мне тоже жарко. Пойду-ка поплаваю. Нагишом, — сказал Джондалар.
— Я тоже приду, но сначала распакую сумки. Мокрую одежду развешу на кустах. Ничего страшного, что мы вымокли. Я нашла мыльный корень и постирала, пока ждала тебя.
Джондалар встряхнул одну из вещей, собираясь повесить ее на ветви ольхи, но, приглядевшись, распознал в ней свою тунику.
— Мне показалось, что ты говорила о своих вещах.
— Твои я выстирала, как только ты переоделся. От обильного пота в коже начинается гниение, к тому же твоя одежда была слишком запачкана.
Джондалар подумал, что они с братом во время странствий вовсе не волновались по поводу пота или грязи, но сейчас забота Эйлы ему была приятна.
Когда они подошли к реке, Уинни уже выходила. Расставив ноги, она трясла головой настолько яростно, что содрогалось все ее тело, вплоть до хвоста. Закрываясь от летящих во все стороны брызг, Джондалар поднял руки. Смеясь, Эйла вбежала в реку и, захватывая воду ладонями, принялась обрызгивать Джондалара. Войдя в воду по колено, он ответил тем же. Капли попали и на отдыхавшего после купания Удальца, тот отпрянул, а потом направился подальше от берега. Он любил воду, но на свой лад.
Устав от игры и плавания, Эйла начала примечать, что может пригодиться на ужин. Из воды торчали стреловидные листья каких-то растений с цветами в три лепестка с пурпурной серединой. Эйла знала, что их крахмалистые стебли сытны и приятны на вкус. С помощью пальцев ног она сорвала под водой несколько этих растений. Ломкие стебли легко было вытащить наверх. Идя к берегу, Эйла набрала водяных бананов и жерухи. Ее внимание привлекли маленькие широкие листья на поверхности воды.
— Джондалар, не наступи на водяные орехи. — Она указала на плоды с шипами, усеявшие берег.
Он поднял плод и внимательно рассмотрел. Четыре шипа были расположены так, что один всегда крепко цеплялся за землю, а другие торчали вверх. Он покачал головой и отбросил орех в сторону.
Эйла, нагнувшись, подняла несколько орехов.
— На них не стоит наступать, но для еды они хороши, — сказала она.
Тут же на берегу она увидела растение с широкими мягкими сине-зелеными листьями и решила завернуть в них орехи, чтобы защитить свои руки. К тому же при варке эти листья приобретали отменный вкус. У самой воды рос водяной щавель в рост человека — это тоже годилось для варева. Рядом виднелись мать-и-мачеха и щитовник с вкусными корнями. Дельта изобиловала пищей.
Эйла присмотрелась к зарослям молодого тростника. Это растение тоже годилось в пищу: из старых корней можно было делать пасту и густые супы, молодые поедались в сыром или вареном виде, из пыльцы изготовлялось нечто вроде лепешек — все было вкусным. Напоминающие пушистый кошачий хвост молодые соцветия на высоком стебле тоже были съедобны.
В дело шли и другие части тростника: листья годились для плетения циновок и корзин, а пух служил отличной набивкой или прекрасным подспорьем для разжигания огня. Хотя Эйла теперь использовала для этого кремни, но она знала, что прежде пух применялся как горючий материал.
— Джондалар, давай воспользуемся лодкой и поплывем к тому тростнику. Можно набрать еще много вкусных вещей вроде стручков водяных лилий и их корней. Корни тростника тоже неплохи. За ними придется лезть в воду, но мы же только что купались. Все найденное сложим в лодку.
— Ты здесь никогда не была. Откуда же ты знаешь, что эти растения съедобны? — спросил Джондалар, когда они отвязывали лодку от волокуши.
— Возле пещеры на полуострове были болота, и там росли такие же растения. Иза знала, как их использовать и где их можно найти. О других мне рассказала Неззи.
— Ты, наверное, знаешь все растения.
— Многие из них. Не все. Особенно здесь. Хотелось бы узнать еще. Женщина на острове очищала какие-то корни. Она, наверное, знает. Жаль, что мы не встретились с ней.
Она явно огорчалась. Джондалар знал, как она скучала по другим людям, ему тоже не хватало людей.
Они принесли лодку и спустили ее на воду. С борта лодки течение было заметным, и они начали активно грести, чтобы их не унесло. Вдали от берега с его обилием ила вода оказалась настолько прозрачной, что были видны стаи рыб, снующих среди водяных растений. Некоторые из рыб были довольно крупными, и Эйла решила потом наловить несколько штук. Они остановились у скопления лилий, которых было так много, что не было видно воды. Когда Эйла скользнула в реку, Джондалар с трудом удерживал лодку на месте. Лодка беспрерывно крутилась, и только тогда, когда Эйла, встав на дно, попридержала борт, суденышко приняло устойчивое положение. Используя в качестве ориентира стебли цветов, Эйла пальцами ног вырывала корни из мягкого ила и, когда те всплывали, собирала их. Когда она опять забралась в лодку, та закрутилась, но с помощью весел они привели ее в нормальное положение и поплыли к тростниковому островку. Когда подплыли ближе, то Эйла отметила, что этот тростник был гораздо ниже, — тот, что рос возле берега, достигал высоты деревьев.
Они внедрились в густые заросли, раздвигая тростник, но им никак не удавалось увидеть твердого дна. Как только они продвигались вперед, тростник сзади снова вставал стеной.
Эйле это показалось плохим предзнаменованием, а Джондалар почувствовал, что ему становится жутко в этих обступивших их тростниковых джунглях. Впереди они увидели летящих пеликанов, и им показалось, что те летят по кругу.
Когда они оглянулись назад, сквозь заросли, то обнаружили, что берег тоже вращается.
— Эйла, мы движемся! Вернее, крутимся! — Джондалар вдруг понял, что не земля, а они сами захвачены водоворотом.
— Давай выбираться отсюда! — Эйла взялась за весло. Острова в дельте возникали и исчезали в зависимости от капризов Великой Матери. Даже густо покрытые зеленью островки могли отрываться от дна, или же поросль на отмелях становилась столь мощной, что вода могла вытолкнуть тесное переплетение растений на поверхность. Оторвавшиеся корни, сплетаясь вместе, образовывали платформу, способствующую быстрому росту новых растений. Со временем они превращались в плавучие острова, дающие жизнь множеству других трав, цветов и даже кустов ольховника и ивняка, которые со временем превращались в настоящие заросли. Над трясиной возникал большой плавучий ландшафт, создающий полную иллюзию надежности и прочности.
Ценой больших усилий они почти выбрались из тростниковых зарослей островка. Но, достигнув границы этой плавучей трясины, они обнаружили, что находятся совсем с другой стороны, на открытой воде озера. От представшей перед ними картины у них перехватило дыхание: на фоне темной зелени расположилась огромная стая белых пеликанов — сотни тысяч птиц в гнездах из травы. А в небе их было еще больше, как если бы они парили в ожидании свободного места. Белоснежные, с легким оттенком розового, с серыми перьями в крыльях, огромные птицы с раздутыми зобами заботливо ухаживали за огромным количеством птенцов. Птенцы шумно шипели и хрипели, а взрослые отвечали громким резким криком, а поскольку всех их было очень много, то шум стоял просто оглушающий.