Паж герцога Савойского - Дюма Александр (читать книги полностью TXT) 📗
— И как мы с вами условились, сударыня, — сказал кардинал, — я привел господина де Немура прежде всего к вам.
— Но, — ответила Екатерина, — отозвать герцога де Гиза — это значит отказаться от претензий короля Франции на Неаполитанское королевство и от моих — на Тосканское герцогство.
— Да, — сказал кардинал, — но заметьте, сударыня, что во Франции сейчас не замедлит разразиться война и речь пойдет уже не о том, чтобы отвоевать Неаполь или Флоренцию, а о том, чтобы защитить Париж.
— Как Париж? Вы смеетесь, господин кардинал! Мне кажется, что Франция способна защитить Францию, а Париж — сам себя.
— Боюсь, что вы заблуждаетесь, сударыня, — возразил кардинал. — Лучшие наши войска в расчете на перемирие были отправлены в Италию с моим братом, и, безусловно, если бы не двойственное поведение кардинала Караффы и не предательство герцога Пармского, забывшего, что он должен французской короне, и перешедшего на сторону императора, наши успехи в Неаполе и необходимость для короля Филиппа переправить туда войска, чтобы обеспечить Неаполь, спасли бы нас от нападения; но на сегодня король Филипп уверен, что его войск в Италии достаточно для сопротивления нашей армии, и он обратит взор на Францию и не преминет воспользоваться ее слабостью, уж не считая того, что племянник господина коннетабля предпринял безрассудную вылазку, которая придаст нарушению перемирия со стороны Испании видимость справедливости.
— Вы имеете в виду его наступление на Дуэ?
— Именно.
— Послушайте, — сказала королева, — вы знаете, что я люблю адмирала не больше, чем вы, поэтому постарайтесь сами подорвать его влияние, я же вам мешать не буду, а напротив, помогу всем, что в моей власти.
— А пока что вы решили? — спросил кардинал. И, видя, что Екатерина колеблется, он продолжал:
— О, вы можете говорить при господине де Немуре. Он хоть и из Савойи, но он наш друг настолько же, насколько принц Эммануил Филиберт, его кузен, наш враг.
— Решайте сами, дорогой кардинал, — ответила Екатерина, искоса взглянув на прелата, — я ведь всего лишь женщина и не слишком разбираюсь в политике своим слабым умом… Так что решайте.
Кардинал понял взгляд Екатерины: для нее друзей не существовало, а были только сообщники.
— Неважно, — сказал Шарль де Гиз, — выскажите ваше мнение, сударыня, и, если оно не совпадает с моим, я позволю себе вам возразить.
— Ну что же, я думаю, — сказала Екатерина, — что король как единственный глава государства должен быть прежде всех других извещен о важных событиях… И мое мнение таково: если господин герцог не слишком устал, он должен взять лошадь и разыскать короля, где бы он ни находился, и сообщить ему раньше других новости, которые вы, дорогой кардинал, по вашей дружбе ко мне, сообщили мне, к моему великому сожалению, до него.
Кардинал повернулся к герцогу Немурскому, как бы задавая ему вопрос.
Но тот, поклонившись, сказал:
— Я не чувствую усталости, монсеньер, когда речь идет о службе королю.
— В таком случае, — сказал кардинал, — я прикажу седлать вам лошадь и на всякий случай предупрежу секретарей, что по возвращении короля с охоты состоится совет… Идемте, господин де Немур.
Молодой герцог почтительно поклонился королеве и приготовился идти за кардиналом Лотарингским, но в это время Екатерина тихонько дотронулась до руки кардинала.
— Идите вперед, господин де Немур, — сказал Шарль де Гиз.
— Монсеньер… — колеблясь, промолвил Жак де Немур.
— Прошу вас.
— А я, — сказала королева, протягивая ему прекрасную руку, — приказываю вам, господин герцог.
Герцог, понимая, что королева, несомненно, хочет еще что-то сказать кардиналу наедине, повиновался без возражений и, поцеловав ей руку, вышел первым, намеренно опустив за собой портьеру.
— Вы хотели мне что-то сказать, дорогая королева? — спросил кардинал.
— Я хотела вам сказать, — ответила королева, — что добрый король Людовик Одиннадцатый, который за пятьсот тысяч экю, полученных им взаймы, дал право нашему предку Лоренцо Медичи изобразить на гербе три лилии, обычно повторял: «Если бы мой ночной колпак узнал мою тайну, я бы его сжег!» Вы слишком доверчивы; подумайте над этим высказыванием доброго короля Людовика Одиннадцатого, дорогой кардинал.
Кардинал улыбнулся этим словам. Он, слывший самым недоверчивым политиком своего времени, столкнулся с недоверчивостью еще большей, чем его собственная!
Правда, это была недоверчивость флорентинки Екатерины Медичи!
Кардинал вышел из кабинета и увидел, что герцог, чтобы его не обвинили в подслушивании, ждет его в коридоре шагах в десяти от двери.
Оба они спустились во двор, где Шарль де Гиз приказал пажу немедленно привести из конюшни оседланную лошадь.
Паж вернулся с лошадью через пять минут. Немур сел в седло с изяществом безупречного наездника и поскакал галопом по главной аллее парка.
Молодой человек спросил, куда направилась охота, и ему ответили, что зверя загонят, должно быть, около дороги на Пуасси.
Поэтому он и двинулся в ту сторону, полагая, что, когда он приедет к тому месту, где подняли зверя, он услышит звук рога и по этому звуку найдет короля.
Но у дороги на Пуасси ничего не было ни видно, ни слышно.
Он спросил дровосека, и тот ответил, что охота ускакала в сторону Конфлана.
Герцог тут же повернул в ту сторону.
Через четверть часа, пересекая поперечную дорогу, он увидел на соседнем перекрестке всадника, приподнявшегося в стременах, чтобы разглядеть что-то вдали, и приложившего руку к уху, чтобы лучше слышать.
Это был, очевидно, охотник, пытающийся найти правильное направление.
Но даже если этот охотник и заблудился, он все равно был осведомлен о местонахождении короля явно лучше, чем молодой герцог, прибывший из Италии каких-нибудь полчаса тому назад.
Поэтому г-н де Немур направился прямо к нему.
Тот в свою очередь, видя, что к нему приближается всадник, и надеясь разузнать у него, куда направилась охота, проехал несколько шагов ему навстречу.
И тут оба одновременно пришпорили лошадей: они узнали друг друга. Заблудившийся охотник, привставший в стременах и поднесший руку к уху, был капитаном шотландской гвардии.
Всадники приветствовали друг друга с той фамильярной любезностью, которая отличала молодых вельмож того времени. Впрочем, если один из них, герцог Немурский, принадлежал к княжескому дому, то другой, граф Монтгомери, — к старейшей нормандской знати, ведущей свое происхождение от того Роже де Монтгомери, что сопровождал Вильгельма Бастарда в его завоевании Англии.
В то время во Франции было несколько старинных фамилий, которые считали себя ровней самым могущественным и знаменитым семействам, несмотря на то что они носили менее громкие титулы. Это были Монморанси, именовавшие себя всего лишь баронами; Роганы — всего лишь сеньоры; Куси — всего лишь сиры и Монтгомери — всего лишь графы.
Как и подумал герцог Немурский, Монтгомери потерял охоту и пытался сориентироваться.
Впрочем, место, где они стояли, как раз годилось для этого, потому что этот перекресток находился на небольшой возвышенности, куда доносились все звуки и где сходилось пять или шесть дорог; на одной из них обязательно должен был появиться поднятый зверь.
Молодые люди расстались более полугода тому назад, и у них было немало вопросов друг к другу: Монтгомери хотел знать об армии и о славных боевых действиях, которые, естественно, должен был предпринять г-н де Гиз, а Немур — о французском дворе и любовных интригах, которыми там занимались.
Их интересный разговор был в самом разгаре, но тут Монтгомери положил руку на рукав герцога.
Ему показалось, что издалека доносится лай своры.
Оба прислушались. Граф не ошибся: они увидели, как в конце широкой аллеи стрелой пронесся огромный кабан, в пятидесяти шагах за ним неслись самые горячие собаки, затем большая часть своры, а в конце — отставшие.
В то же мгновение Монтгомери поднес рог к губам и протрубил сигнал «вижу зверя», чтобы те, что, как и он, заблудились, могли собраться, а таких было много, поскольку по следу зверя неслись всего три всадника — один мужчина и две женщины.
