Погребальные игры - Рено Мэри (книги онлайн без регистрации полностью txt) 📗
— Ему даже в голову не придет спросить, госпожа. Подобная перемена могла бы сильно расстроить его и встревожить.
Слегка успокоенные, они обменялись взглядами, но все еще настороженными. С трудом подыскивая слова, Конон выложил то, о чем следовало упомянуть.
— Госпожа, он не привык к большим празднествам, хотя Александр иногда и пытался приобщить его к ним. Наверное, тебе сказали, что порой у него бывают припадки. Но ничего страшного, в таких случаях его надо лишь оставить на мое попечение, и он быстро придет в нормальное состояние.
Эвридика сказала, что она так и намерена поступать. Они вновь погрузились в неловкое молчание. Конон опять вздохнул. Эта бедняжка могла бы хоть как-то сама попробовать выведать у него то, о чем ему неудобно сказать ей. А сказать надо бы, ведь ее жених не имеет ни малейшего понятия об интимных отношениях между мужчиной и женщиной. Наконец, покраснев от смущения, он решился.
— Госпожа, ты ему очень нравишься. Но сам он не станет беспокоить тебя. Это не в его натуре.
Эвридика была не настолько наивной, чтобы не понять сказанное. Собрав все свое достоинство, она произнесла:
— Благодарю тебя, Конон. Я уверена, что мы с царем найдем общий язык. Ты можешь жить спокойно.
В день свадьбы Филипп проснулся рано. Конон обещал, что сегодня он сможет надеть пурпурную мантию с большой красной звездой. Кроме того, он станет мужем кузины Эвридики. Ей, возможно, разрешат жить у него, и он будет видеться с ней, когда захочет. Это ему сказал сам Пердикка.
В то утро воду для умывания в большом серебряном кувшине принесли два нарядно одетых юноши, и напоследок они окатили его этой водой с пожеланиями удачи. Конон поспешил объяснить ему, что именно так проводится ритуальное омовение жениха. Филипп заметил, что юноши обменялись насмешливыми взглядами, но такое случалось частенько.
За стенами дворца началось массовое гулянье с веселыми песнями, с шутками. Царя уже переселили из привычной палатки в дворцовые покои; он ничего не имел против такого переезда, раз уж ему позволили взять с собой все любимые камушки. Кроме того, Конон пояснил, что знатной даме не уместиться в походном шатре, а во дворце она поселится по соседству.
Юноши помогли царю нарядиться в прекрасную мантию, потом пришел Пердикка и повел Филиппа приносить жертвы в маленький храм Зевса, возвышавшийся на вершине холма. Александр построил это святилище в том самом месте, где на землю упал небесный огонь. Пердикка подсказывал, когда надо бросить ладан на горящее мясо и с какой молитвой обратиться к могучему богу. Филипп сделал все правильно, и люди разразились хвалебным пеаном, только никто потом не похвалил его лично, как обычно поступал Александр.
Пердикка имел весьма веские основания устроить великолепную церемонию. Ведь как-никак это стараниями Алкеты невеста лишилась близких, способных организовать достойное свадебное торжество. Хорошо хоть Клеопатра согласилась держать ритуальный светильник в опочивальне для новобрачных. Но главное — пышное празднество должно было порадовать и смягчить сердца грубых солдат.
В середине дня возникла проблема; два посланных вперед нарочных сообщили о скором прибытии госпожи Роксаны. Вконец замотавшийся в суетных хлопотах Пердикка совершенно о ней позабыл и даже не удосужился пригласить на свадьбу.
Для бактрийки, влекомой по городу в закрытых носилках, спешно подготовили комнаты. Любопытные горожане высыпали на улицы, солдаты пусть вяло, но все же приветствовали кортеж. Все эти женитьбы Александра на чужеземках были им, в общем-то, не по нутру, но сейчас, после смерти своего царственного супруга, Роксана словно бы стала своеобразным носителем его ауры. Кроме того, она являлась матерью его сына и сейчас везла ребенка с собой. Македонская царица не преминула бы поднять малыша и показать людям, но знатным бактрийским дамам не пристало заискивать перед простонародьем. У мальчика резались зубки, он капризничал, поэтому из-за занавесей паланкина доносилось детское хныканье.
Облаченный в праздничную одежду Пердикка самым будничным тоном поздоровался с вдовствующей царицей и пригласил ее на торжество, проводимое, как он сказал, в срочном порядке ввиду угрозы войны.
— Ты ничего не сообщил мне об этом! — сердито воскликнула Роксана. — Интересно, какую это пастушку вы тут приискали для государя? Уж если он собрался жениться, то ему следовало взять в жены меня.
— В Македонии, — холодно сказал Пердикка, — наследник покойного властелина не наследует его гарем. А внучка двух царей чем не невеста Филиппу?
Возникла насущная необходимость определиться с приоритетами. Свадьбы Александра и его командиров с аристократками завоеванных стран вершились по местным обычаям. Роксана, не знакомая с македонскими традициями, никак не желала понять, почему именно Клеопатра исполняет роль посаженой матери, и пылко отстаивала свое первенство.
— Ведь именно я, — выкрикнула она, — мать отпрыска Александра!
— И поэтому, — рыкнул Пердикка, тоже едва не ударившись в крик, — ты являешься всего лишь родственницей со стороны жениха. Я пришлю к тебе человека, способного объяснить тонкости нашего свадебного обряда. Позаботься о достойном исполнении своей роли, если хочешь, чтобы солдаты признали твоего сына. Не забывай, что им дано и отвергнуть его.
Последнее заявление поумерило ее пыл. «А он изменился, — подумала она, — стал более хладнокровным, грубым, высокомерным. Видимо, не может простить мне смерть Статиры». Она не подозревала, что, кроме нее, перемены в Пердикке заметили и другие.
Весь день Филипп с нетерпением ждал свадебной прогулки. И она не разочаровала его. Последний раз он был так счастлив, когда катался на могучих слонах.
Ему позволили надеть любимую пурпурную мантию и золотую корону. Рядом сидела невеста в желтом платье и венке из желтых цветов, который удерживал на ее голове ниспадающее на спину желтое покрывало. Он думал, что они поедут на колеснице вдвоем, и огорчился, когда туда влез и Пердикка. Ведь Эвридика выходит замуж за него одного. Пердикка не может жениться на ней вместе с ним. Ему поспешно объяснили, что Пердикка исполняет обязанности шафера, но он слушал только кузину. Теперь, когда у него появилась жена, он почти не боялся грозного царедворца и готов был вытолкнуть его из возка.
Влекомая белыми мулами колесница ехала по священной Дороге Процессий, которая, изгибаясь и забирая то вправо, то влево, полого спускалась по склону. Ее обступали древние статуи и святилища — величественные создания лидийских, персидских и греческих мастеров. Повсюду реяли флаги и покачивались гирлянды, после захода солнца зажглось множество факелов. На всем пути свадебный выезд бурно приветствовали восхищенные зрители, забравшиеся на крыши домов.
Мулов укрыли золотистыми сетчатыми попонами, отделанными бахромой и кистями, а вели их солдаты в красных плащах и венках. Впереди и сзади шествовали музыканты, исполнявшие что-то лидийское на флейтах и дудках. Мерно позвякивали колокольчики систр, громко звенели большие кимвалы. Словно волны вздымались доброжелательные крики многоязыкой толпы. Зарево заката побледнело и выцвело, а факелы засияли, как звезды.
Переполняемый чувствами Филипп взглянул на свою спутницу и спросил:
— Ты счастлива, кузина Эвридика?
— Счастлива как никогда.
И действительно, такого великолепия она не могла себе и представить. В отличие от своего суженого ей еще не приходилось сталкиваться со столь яркими проявлениями азиатского неуемного стремления к роскоши. Громкая музыка, радостный гул приветливых голосов будоражили ее, как вино. Она словно попала в родную стихию, о существовании которой ранее даже не подозревала. Не зря же она была дщерью Аминты, царевича, не сумевшего справиться с искушением, когда ему предложили корону.
— Но теперь, — добавила она, — тебе не надо больше называть меня кузиной. Гораздо важнее для нас то, что я стала твоей женой.
Свадебное пиршество состоялась в тронном зале, где на особом возвышении располагались почетные кресла для знатных дам и увитый цветами трон новобрачной. На столах вокруг лежали богатые подношения и приданое. С каким-то отрешенным изумлением Эвридика в очередной раз пробежала взглядом по сияющим самоцветами кубкам и вазам, рулонам прекрасной цветной шерсти, которые Кинна заботливо вывезла из Македонии. Не хватало только одной семейной ценности — серебряного ларца, в котором хранились теперь ее обугленные останки.
