Волонтер девяносто второго года - Дюма Александр (книги полностью TXT) 📗
— Я тоже, — подтвердил Ренье.
— Тогда за дело! — вскричали молодые люди.
— За дело! — повторил владелец мебели.
Соединив усилия, они опрокинули повозку, перегородив мост.
Завершив эту операцию, они стали ждать и услышали подобный грому грохот двух экипажей, спускавшихся вниз по улице Монахинь; в городе повсюду раздавался зловещий, угрожающий призыв: «На помощь!»
Вот что произошло на проезжей дороге после того, как мы, г-н Друэ и я, оставили там оба экипажа, — так, по крайней мере, рассказал г-н де Префонтен (закрыв дверь, он раскрыл окно и поэтому все видел и слышал).
Господин де Валори, падая с седла, не выпустил поводья своего коня, и, поскольку упал он не на мостовую, сразу поднялся, отделавшись только легкими ушибами. Тотчас снова вскочив в седло, он поднял хлыст и угрожающе двинулся на форейторов.
— Вы что, мерзавцы, приказа не слышали? — вскричал он.
— Слышали, — ответили форейторы. — А вы разве не слышали другого приказа?
— Чей еще?
— Господина Друэ: он запретил нам трогаться с места.
— Вы смеете ссылаться на Друэ, когда здесь приказывает король!
— Наш король — это господин Друэ. Ведь он говорил от имени нации.
— Давайте прикончим этих мошенников, — с козел предложил один из молодых людей, — и сами поведем карету.
— Господа, господа, успокойтесь! — попросила королева, понимая, что может пролиться кровь.
Потом, обратившись к форейторам, самым ласковым голосом сказала:
— Господа, я не приказываю, а прошу. Каждый из вас получит по пятьдесят луидоров, если мы доберемся до «Великого Монарха».
То ли испугавшись охотничьих ножей трех молодых людей, то ли вняв просьбе королевы, форейторы, наконец, погнали лошадей.
Но было потеряно десять минут, а г-н Друэ, как мы знаем, использовал это время.
Форейторы спустились очень быстро, но не могли проехать под аркой так, чтобы молодые люди на козлах не разбили себе лбы, поэтому, обогнув церковь, они решили двинуться дальше по улице Басе-Кур. Но, совершая объезд, были вынуждены замедлить бег лошадей.
Мы уже писали, что кабриолет ехал впереди берлины; но как только он свернул с площади за угол, двое мужчин схватили лошадей под уздцы. Это были старший из братьев Леблан и г-н Тевенен из Илета.
В этом экипаже ехали две женщины — фрейлины королевы г-жа Брюнье и г-жа де Невиль.
— Что вам угодно, господа? — воскликнули они.
В эту минуту к кабриолету подошел человек; это был прокурор коммуны г-н Сое — его разбудили и сообщили обо всем, — облачившийся в парадное платье и решивший до конца исполнить свой долг.
— Извините, сударыни, у вас, конечно, есть паспорта? — спросил он.
— Паспорта находятся не у нас, — ответила г-жа де Нёвиль, — они у особ в другом экипаже.
Поскольку кабриолет встал, берлине тоже пришлось остановиться.
Вокруг нее скопилась уже весьма значительная толпа, но среди людей не было Друэ и Гийома, перегораживавших мост; скоро они должны были появиться вместе с хозяином мебели, использованной для постройки баррикады. Четверо людей — это были наши бильярдисты Коийар, Жюстен, Жорж Сусен и Делион — пришли с ружьями. Пятым присоединился к ним Бийо, прибежавший на призыв о помощи; шестым оказался Беллэ: он успел выбежать из дома и был так же возбужден, как и другие патриоты.
Я же вдруг почувствовал, что меня цепко удерживает чья-то рука, и услышал, как Софи шепчет мне на ухо:
— Ради любви ко мне, Рене, пусть действуют другие, не вмешивайтесь в это дело.
Если бы г-н Друэ был сейчас здесь и потребовал у меня помощи, я уверен, его призыв заглушил бы просьбу Софи, но Друэ на площади не было; значит, там, где Друэ находился, он не подвергался опасности. Я остался стоять на углу улочки рядом с Софи, державшей меня за руку.
Окно метра Жербо отворилось, и мы услышали, как он поинтересовался, что случилось. По всей улице настежь распахивались двери и окна. Крики «На помощь!» подняли с постели всех, кто их слышал.
Тем временем г-н Сое подошел к берлине и, сделав вид, будто не знает титулов пассажиров, спросил:
— Кто вы?
— Я баронесса Корф, — ответила г-жа де Турзель, гувернантка дофина.
— Куда вы следуете?
— Я направляюсь во Франкфурт с двумя моими детьми, двумя сестрами, моим управляющим и двумя горничными, которые едут в первом экипаже.
— Позвольте заметить госпоже баронессе, что она сбилась с дороги, хотя суть дела не в этом, — сказал Сое. — У вас, конечно, есть паспорт?
Госпожа де Турзель достала из кармана паспорт и протянула его прокурору коммуны. Паспорт был исправный, потому что в самом деле принадлежал г-же Корф, а достал его королеве г-н Ферзен.
Господин Сое принял паспорт, поданный ему мнимой г-жой Корф, взял у одного из зевак, стоявших на площади, фонарь и, осветив им лица путников, узнал короля.
Король, несомненно, уязвленный такой бесцеремонностью, попытался слабо возражать.
— Кто вы такой, сударь? — спросил он представителя власти. — Какова ваша должность? Вы национальный гвардеец?
— Я прокурор коммуны, — ответил Сое.
Король, либо исчерпав последние силы своими несколькими словами, либо сочтя ответ вполне достаточным, замолчал.
Прокурор коммуны бросил взгляд на паспорт, и, обращаясь на этот раз не к королю, а к мнимой г-же Корф, сказал:
— Сударыня, теперь слишком поздний час, чтобы визировать паспорт, а, с другой стороны, мой долг состоит в том, чтобы не позволить вам ехать дальше.
В разговор вмешалась королева.
— Это почему же, сударь? — спросила она властным тоном.
— Потому, что вы сильно рискуете по причине распространяющихся сейчас слухов.
— Что это за слухи?
— Говорят, будто король и его семья бежали, — пояснил Сое, пристально смотря на королеву.
Пассажиры замолчали; королева откинулась назад, словно хотела укрыться в темной глубине кареты.
Об этом событии другие поведают с более выразительными подробностями и той поэтичностью, какую они сочтут достойной его августейших участников, о чьих горестях будут повествовать; но я, свидетель, все видевший своими глазами и слышавший собственными ушами, могу сказать только одно: это событие — в каждом его слове, в каждой его детали — разыгрывалось так, как написано здесь.
Тем временем в зале гостиницы «Золотая рука» при свете двух свечей внимательно изучали паспорт. Кто-то из членов муниципалитета заметил, что он действителен, ибо подписан королем и министром иностранных дел.
— Правильно, — согласился г-н Друэ, который пришел на заседание вместе с Гийомом и гражданином Ренье, — но на нем нет подписи председателя Национального собрания:
— Ну и что! При чем тут председатель Национального собрания? — возразил кто-то.
— Она необходима! — воскликнул Друэ. — Сейчас, когда Франция стала нацией и выбрала депутатов, призванных представлять ее права, истинным королем Франции является тот, кто на Марсовом поле сидел на столь же почетном месте, что и король, и человек этот не просто равен королю, он выше его.
Все замолчали: ни у кого не нашлось аргументов против этой неумолимой логики.
Итак, великий, в течение семи веков дебатировавшийся социальный вопрос: «Есть ли во Франции власть, превосходящая королевскую?», был смело разрешен в зале гостиницы городка, затерянного на границе Аргоннского леса.
Друэ сразу направился к карете; во всех крупных событиях находится выдающийся человек, принимающий на себя командование, а значит, и ответственность.
— Сударыня, — обратился он к королеве, но не к г-же де Турзель, — если вы в самом деле госпожа Корф, значит, вы шведка, иностранка. Почему же вы пользуетесь таким влиянием, что в Сент-Мену вас сопровождает один отряд драгун, в Клермоне — другой, наконец, почему в Пон-де-Сом-Веле ваш эскорт составляет один отряд гусар, в Варенне — другой?
Потом я прочитал в «Мемуарах» Вебера, камердинера королевы, будто в тот момент г-н Друэ поднял руку на ее королевское величество.
Я, повторяю, присутствовал на месте, видел все собственными глазами и могу сообщить, что произошло на самом деле. Чтобы положить конец этому утомительному разговору, г-н Друэ — он опасался, как бы прокурор коммуны, человек честный, но способный оказаться не на высоте положения, не дрогнул, — протянул руку внутрь кареты, предлагая королеве помощь, и сказал:
