Камень духов - Кердан Александр Борисович (электронные книги бесплатно .txt) 📗
Синие огоньки боязливо вспыхивали на остывающих углях. Казалось, вот-вот – и они погаснут совсем. Один коснулся брошенного в камин листа и скрылся под ним. Однако не погас, а превратился в красную искру, которая прожгла бумагу. Язычок пламени стал медленно продвигаться к середине листа, потом переметнулся на другие, рядом. Задымив, они занялись, зашуршали, скручиваясь и рассыпаясь пеплом. А осмелевший огонь выбросил сноп искр и уже без церемоний набросился на кипу писем и рукописей, придвинутую к нему услужливой кочергой.
Иван Васильевич Прокофьев, не так давно назначенный исполнять обязанности первейшего директора Российско-Американской компании, наблюдал за работой пламени. На его лице в отблесках огня высвечивалось смятение чувств, среди которых особо выделялись страх и раскаяние.
Новый первейший директор мало походил на тех, кто руководил компанией до него. Не зря говорят, что у истоков любого дела стоят люди одержимые. Именно таким был основатель компании Григорий Иванович Шелихов и его последователи: Николай Петрович Резанов и Александр Андреевич Баранов. Да и предшественник Прокофьева – Михайло Булдаков до того, как, снедаемый тяжким недугом, отошел от дел, сохранял верность курсу, намеченному его тестем – Шелиховым. А вот представители следующего поколения акционеров и директоров оказались в большинстве людьми обыденными, лишенными государственного мышления. Одних интересовала лишь возможность повысить курс акций на мировых рынках пушнины, другие использовали службу для своих интересов, далеких и от забот компании, и от государственных дел. Сам Прокофьев колебался между первыми и вторыми, желая не испортить отношения.
Не повезло Ивану Васильевичу и с подчиненными. Старые служители, знавшие еще основателя компании, уволились. А среди тех, кто пришел на их место, большая половина представлялась Прокофьеву людьми случайными. Например, начальник канцелярии главного правления – отставной поручик Кондратий Рылеев. Его привел в дом у Синего моста старейший акционер компании и член ее попечительского совета адмирал Мордвинов. Несмотря на положительные рекомендации сего почтенного старца, Рылеев не понравился Прокофьеву. Случаются между людьми антипатии, которым сразу и не дашь объяснения. Потом Иван Васильевич понял, что встревожило его в поведении адмиральского протеже. С первых минут разговора проявились в Рылееве резкость суждений и отсутствие уважения к власти и к чину. А это для человека, стремящегося сделать карьеру, по твердому убеждению Ивана Васильевича, было недопустимо. Сверх прочего, как выяснилось во время этой же беседы, отставной поручик оказался еще и пиитом… «Таких токмо компании и недоставало!»
Иными словами, будь на то воля Прокофьева, он в тот же день отказал бы Рылееву в приеме на службу. Но решение принимал Булдаков, и Ивану Васильевичу не оставалось ничего иного, как попытаться наладить отношения с новым сослуживцем.
Сделать это оказалось не просто. Рылеев завел свои правила в канцелярии, привел в компанию новых людей. Кроме того, он превратил свою квартиру, расположенную здесь же, на первом этаже дома на Мойке, в нечто напоминающее клуб для обер-офицеров гвардейских полков и флотского экипажа. Все эти прапорщики и мичманы, поручики и лейтенанты заполонили апартаменты главного правления, завалили столоначальников своими прожектами и ходатайствами. И не то чтобы эти планы казались Прокофьеву лишенными выгод и перспектив. Но все они так или иначе шли вразрез с политикой, проводимой Министерством иностранных дел. И если поначалу это обстоятельство мало беспокоило Ивана Васильевича, знавшего, что подобные противоречия с ведомством графа Нессельроде случались и прежде, но благодаря вмешательству акционеров-царедворцев благополучно разрешались, то после выговора государя императора за «Проект экспедиции от реки Медной до Ледовитого океана и Гудзонова залива», сочиненный лейтенантом Романовым, Прокофьев встревожился не на шутку. На совете попечителей он попытался подвергнуть критике начальника канцелярии, но не был поддержан остальными членами совета. Более того, по настоянию Мордвинова Рылееву выразили признательность за привлечение в число акционеров людей знатных и широко известных в обществе.
Таких среди гостей Рылеева на самом деле было немало. Князья Трубецкой, Оболенский, Щепин-Ростовский, аристократы Никита Муравьев и Петр Свистунов… Бывали у Рылеева и старые знакомые Прокофьева: отставной подполковник Владимир Штейнгель и легендарный вице-адмирал Головнин. Однажды и Иван Васильевич оказался в числе приглашенных на так называемые «русские завтраки», которые устраивал Кондратий Федорович. Названием своим застолье было обязано тем блюдам, которые хозяин выставлял перед собравшимися: графины с квасом и столовым вином, несколько кочней кислой капусты да тарелка с крупно нарезанными кусками ржаного хлеба. Иван Васильевич хоть и считал себя патриотом всего российского, но не любил нарочитого. Посему при виде подобного угощения поморщился, а вот знатные гости Рылеева восприняли все как должное. Давясь куском черного хлеба, Прокофьев искоса поглядывал на собравшихся. Силился угадать, что свело их здесь. Это ему никак не удавалось. Разговор за столом не задался, и директор вскоре откланялся.
Да что там завтраки. Рылеев однажды решил завести у себя корову. И это в центре Санкт-Петербурга, где живут люди высшего света! Прокофьев попытался отговорить Кондратия Федоровича, но тот уперся: мол, молоко нужно для новорожденного сына Александра. И вскоре во дворе почтенного дома появилась буренка, наполнившая окрестности мычанием и «лепешками».
Но навоз и квас – еще полбеды. В голову богобоязненного и законопослушного Ивана Васильевича начали закрадываться мысли, что за этими странными, пропитанными табачным дымом и окутанными тайной рылеевскими сборищами кроется нечто, грозящее всему вокруг. «Может, это масоны, запрещенные императорским указом от двадцать второго года?.. – терзался Прокофьев. – Может, карбонарии?.. Но как тогда очутились здесь все эти князья и лощеные гвардейцы?» Он несколько раз порывался писать о своих подозрениях генерал-губернатору столицы графу Милорадовичу, но не осмелился…
Окончательно утвердился Прокофьев в страшных догадках в дни междуцарствования, когда квартира Рылеева превратилась в подобие осиного роя. Сходство с роем еще более усиливали черные вицмундиры офицеров гвардейского экипажа, золотые эполеты конногвардейцев и непрерывный гул голосов, доносившийся из гостиной начальника канцелярии. О чем спорили гости Рылеева, какие решения они принимали? Этого Прокофьев не знал и знать боялся. Но его ничуть не удивило, когда в ночь на 15 декабря за начальником канцелярии явились гренадеры-семеновцы во главе с флигель-адъютантом. По приказу последнего Иван Васильевич помогал опечатывать бумаги Рылеева. «Доигрался, голубчик…» – не без злорадства подумал Иван Васильевич, но тут же испугался и за себя, и за компанию: как арест начальника канцелярии отразится на них?
На следующее утро, когда в подробностях стало известно, что случилось на Сенатской, страх Прокофьева еще усилился… Вот придут и спросят: «А вы, господин директор, куда смотрели?» И уж совсем ушла душа в пятки, когда в течение нескольких дней арестовали двух других квартирантов дома у Синего моста: столоначальника компании Ореста Сомова и штабс-капитана Александра Бестужева, которые неоднократно столовались у самого Прокофьева. «Господи, спаси и сохрани!» – содрогнулся Иван Васильевич, когда до него через одного из адъютантов государя – акционера Российско-Американской компании – дошло высказывание нового императора.
«То-то хороша у вас там собралась компания!» – так якобы сказал Николай Павлович, допрашивая Сомова.
«Не видать нам теперь высочайшего покровительства как своих ушей! – такой приговор послышался Прокофьеву в словах молодого царя. – Вот ведь как бывает: отец облагодетельствовал, сын отказал в милости… Да тут и не до милостей: голову бы на плечах сохранить. Самому в числе злоумышленников случайно не оказаться. А то ведь у нас в отечестве так заведено: лес рубят – щепки летят…»
