Фанфан и Дюбарри - Рошфор Бенджамин (читаем книги онлайн txt) 📗
Рампоно даже в голову не приходило опасаться, что настороженное чьим-то донесением военное министерство могло бы доставить ему неприятности — он вел себя как абсолютный властелин, собравшись выковать стране таких воинов, которые бы стали абсолютно непобедимыми.
Нет, просто Рампоно был прикован к постели — не считая того, что раз пятнадцать в день слетал с неё на горшок, чтобы потом вернуться совершенно обессиленным, стуча зубами. Как мы уже поняли, Рампоно пробрал ужасный понос, словно в справедливую расплату за его злодеяния — ведь все солдаты тоже страдали от дизентерии, подцепленной на злосчастных учениях.
Рампоно по своей кастовой ограниченности, из дурацкого снобизма и демонстративного презрения к комфорту отказался поселиться в доме какого-нибудь видного горожанина — из страха, что попав к богатым людям, выглядеть будет как нищий. Поэтому велел соорудить большой шатер, который украсил коврами и вполне приличной мебелью, позаимствованной в мэрии. "Палатка — дом воина", — думал Рампоно. В своем шатре, полном мечей, сабель, пистолетов и деловых бумаг, мнил себя маршалом Туренем! Правда, страдавшим поносом, но все равно маршалом! И как Турень, который временами упрекал сам себя, когда над ним свистели пули: "- Дрожишь от страха, баба чертова!" сейчас и Рампоно дрожал всем телом, когда сидел на горшке.
Весь штаб его был вне себя от ярости. Офицеры, сумевшие устроиться со всеми удобствами в городе — причем обычно спали с хозяйкой дома или её дочерью — теперь ютились по палаткам без всякого комфорта. Палаток этих с дюжину расставили вокруг его шатра в полулье от города, на лугу, прикрытом от ветра сосновым леском. А ведь зима была не за горами!
Полковник был готов перевести на этот образ жизни и солдат, но палаток для этого не хватало, и большая часть бойцов осталась, где была, — в конюшнях, подвалах и мансардах. Те, кому не повезло, размещены были в палатках и могли утешаться тем, что их начальникам не легче, и что они не меньше взбешены таким положением.
Ноябрь, декабрь и часть января следующего года прошли довольно спокойно. А потом все пошло в том же темпе, как и до появления полковника Рампоно — с молчаливого согласия офицеров было столько учений и караулов, сколько нужно, и даже ещё меньше. И больше всего занимались… игрой в карты! Потом произошло с виду невинное событие, которое, однако, имело тяжелые последствия.
Фанфан, стоя декабрьской ночью в карауле, придумал песенку, чтобы развлечь своих скучающих товарищей, пытавшихся согреться, топая вокруг костров.
"Рампоно — наездник бравый
На горшке скакал со славой Оттопыривши губу,
И трубил в свою трубу.
Если он с горшка спадет,
Народ смехом изойдет.
Рампоно — наездник славный
И горшок — конь его главный.
Поглядите, вот оно
Наш полковник Рампоно!
Через три дня песенку эту знал весь полк. Одного пьяного солдата, распевавшего эту песню в таверне, накрыл лейтенант де Шаманс, который как раз там ужинал. Лейтенант де Шаманс строго приказал пьянице повторить, и солдат повиновался, причем дрожал от страха, пока лейтенант списывал текст в записную книжку. Потом лейтенант, ни слова не говоря, вышел из таверны, а несчастный вояка, которого в полку иронически именовали Сухарем, разрыдался при мысли о том, что с ним будет, — но ничего не произошло ни на следующий день, ни позднее.
Лейтенант де Шаманс из таверны отправился прямо в игорный зал на рю А ль'Эпи, куда ходили все офицеры. В тот вечер их там было не меньше дюжины играли в карты, пили и волочились за девицами. Лейтенант де Шаманс прочитал им этот злосчастный куплет, а потом и спел его. На лицах всех присутствовавших появилось выражение глубокой задумчивости.
— Мсье, — заявил де Шаманс, минутку помолчав, — с этим нужно что-то делать!
— Слушаюсь, мсье лейтенант! — ответил безусый корнет и сел за пианино, стоявшее в салоне, чтобы сыграть песенку с подобающим аккомпанементом.
— Вам нравится, мсье лейтенант?
— Чуть поживее ритм, — посоветовал де Шаманс. — Мсье?
Все встали по его призыву, обступив пианиста. Через десять минут офицерский хор достиг похвального совершенства в исполнении того, что они единодушно назвали "Марш полковника Рампердоно"!
Но кто потом, когда полковник крепко спал, положил текст этого марша ему на грудь? Этого так никогда и не узнали, хоть и подозревали брата одного из тех рекрутов, кому пресловутые ночные маневры стоили жизни.
На рассвете весь лагерь был разбужен дикими криками. Офицеры и несколько солдат, выскочившие из палаток, увидели полковника в одной ночной сорочке, орущего и размахивающего листком бумаги.
— Трибунал! Требую созвать полевой трибунал! Проклятье, ну вы у меня получите!
Полковник как безумный метался взад-вперед, опасно размахивая вокруг себя саблей. И тут упал в снег, — снег выпал той ночью. Его подняли и отнесли в палатку. К ложу поспешили полковые лекари. Когда они вышли из палатки, офицеры и солдаты, во множестве собравшиеся вокруг, поскольку пошли слухи, что полковник окончательно обезумел, не знали, аплодировать или принять скорбный вид. В конце концов приличия победили и все разошлись в фальшиво огорченном молчании после того, как шеф-лекарь Элембер сказал:
— Мсье, полагаю, нужно вызвать полкового священника!
Бумажка с текстом была найдена в снегу и Фанфан таким образом узнал, что смерть полковника Рампоно будет на его совести! Фанфан был недоволен, что убил полковника только косвенным образом, он предпочел бы сам проткнуть его клинком, ибо не чувствовал себя полностью отмщенным за свое прошлое унижение. Нет, это не была месть с открытым забралом, как ему хотелось!
В последующие четыре дня напряженного ожидания штабные офицеры ретиво репетировали погребальную церемонию, положенную по чину командиру полка.
Но хлопоты оказались излишними! Рампоно не отдал концы. На пятый день он встал, уже не столь желтый, и натянул форму. Взрыв ярости его не только не убил, но и спас! Теперь у него был запор! И не было уже слабости, и ненависть лишь удесятерила его силы! Полковник лихорадочно размышлял, как осуществить самое жестокое коллективное наказание, поскольку прекрасно знал, что автора памфлета никогда не найти. И хорошо зная, как его все ненавидят, хотел, чтобы все поплатились за это!
Вопреки опасениям Фанфана, Оливье Баттендье помнил о его деле! Каковы бы ни были тому причины, мы видим, что он был человеком, исполнявшим свои обещания, поэтому какое нам дело, что целью этой дружеской заботы было оживить свой собственный интерес к супруге!
Как верно угадала Аврора, Баттендье не хотел обращаться прямо к грубияну Рампоно. В Бордо не нашлось никого, кто захотел бы это сделать.
— Он просто тут же вышвырнет меня вон, — заявил ему даже городской советник Лариага.
Поэтому Баттендье отправился в Марсель, к старому другу своего отца, весьма влиятельному человеку, который уже тридцать лет был армейским поставщиком. Теперь удивимся тому, какие повороты затевает жизнь, какие изобретает сцены — и театр себе такие не позволит! Ведь поставщик этот был никто иной, как человек, знакомый нам в связи с Анной Беко, тот человек, который наряду с Рансоном и братом Анже считался отцом маленькой Жанны, тогда матери Фанфана, а теперь графини Дюбарри!
Поставщик выслушал Оливье Баттендье, но покачал головой, теперь уже совсем седой. Он сам ничем помочь не мог! Рампоно, бедный и честный полковник, ненавидел армейских поставщиков, богатых и бесчестных!
— Но кое-что я сделать могу, — добавил поставщик, — написать одной особе, которую я знаю от рождения и с которой поддерживаю хорошие отношения. Поклянитесь мне, что сохраните это имя при себе и никому не скажете ни слова! Это фаворитка, да-да, графиня Дюбарри, мой милый! (И в самом деле написал на следующий день письмо по всей форме).
Как хорошо было бы теперь узнать, как Фанфана вырвала из рук Рампоно всемогущая Жанна, которая была его матерью, не зная этого, так же как и сам Фанфан — однако это письмо, доставленное через двадцать дней, было найдено в секретариате графини Дюбарри в огромной груде писем, жалоб и прошений, которые к графине поступали со всей Франции, только десятого мая! В тот день в 3 часа 15 минут умер Людовик XV. И в ту же ночь рота гвардейцев окружила замок Лувесьен, где пребывала фаворитка. Их командир приветствовал графиню и сказал ей: — Мадам, я получил приказ немедленно доставить вас в аббатство Пон-о-Дам.
