Шевалье де Мезон-Руж (другой перевод) - Дюма Александр (читать лучшие читаемые книги .txt) 📗
При виде толпы Моран остановился, ноги у него подкосились, и он вынужден был опереться на парапет моста.
Через несколько секунд он призвал свою способность собираться во время сильных потрясений, смешался с толпой и поинтересовался, что происходит. Ему сказали, что десять минут назад с улицы Нонандьер, дом 24 увели молодую женщину, виновную в преступлении, застали ее за упаковкой чемоданов.
Моран также узнал, где должны были допрашивать бедную девушку. Ему сообщили, что ее повезли в секцию Матерей, и он тотчас направился туда.
Клуб был переполнен. Но тем не менее Моран, поработав локтями и кулаками, пробился к трибуне. Первое, что он увидел, была высокая благородная фигура и гордое лицо Мориса, стоявшего у скамьи подсудимых, готового взглядом испепелить Симона, который в этот момент как раз разглагольствовал.
— Да, граждане, — кричал он, — гражданка Тизон обвиняет гражданина Линдея и гражданина Лорэна. Гражданин Линдей рассказывает о какой-то цветочнице, на которую он хочет свалить вину за свое преступление. Но я хочу вас предупредить заранее, цветочницу, конечно же, не найдут. Это заговор аристократов, которые пытаются свалить вину друг на друга, потому что они трусы. Вы хорошо видели, что гражданин Лорэн быстро убрался, когда все это случилось. Его не найдут точно так же, как и цветочницу.
— Ты лжешь, Симон, — яростно произнес чей-то голос. — Его не нужно искать, потому что он здесь!
И Лорэн вошел в зал.
— Пропустите меня, пропустите! — закричал он, пробиваясь вперед.
И занял место рядом с Морисом.
Это появление Лорэна, показавшее всю силу характера молодого человека, произошло очень естественно, без всякой напыщенности и манерности. Оно произвело огромное впечатление на присутствующих, которые принялись ему аплодировать и кричать: «Браво!».
Морис только улыбнулся и протянул руку своему другу, сказав при этом себе: «Я был уверен, что не останусь долго в одиночестве на скамье подсудимых».
Собравшиеся в зале с видимым интересом глазели на этих молодых красивых людей, которых обвинял завидующий их молодости и красоте гнусный сапожник из Тампля.
Сапожник заметил, что по отношению к нему обстановка в зале меняется в худшую сторону. Тогда он решил нанести последний удар.
— Граждане, — завопил он, — я требую, чтобы выслушали отважную гражданку Тизон, я требую, чтобы она говорила, я требую, чтобы она обвиняла.
— Граждане, — остановил его Лорэн, — я требую, чтобы до этого была выслушана молодая цветочница, которую только что арестовали и скоро доставят сюда.
— Нет, — сказал Симон, — это будет еще один лжесвидетель, какой-нибудь сторонник аристократов. Гражданка Тизон и сама сгорает от желания оповестить правосудие.
Тем временем Лорэн разговаривал с Морисом.
— Да, — кричали на трибунах, — пусть дает показания гражданка Тизон!
— Гражданка Тизон в зале? — спросил председатель.
— Конечно, она здесь, — воскликнул Симон. — Гражданка Тизон, скажи, что ты здесь!
— Я здесь, гражданин председатель, — ответила тюремщица, — но, если я все расскажу, мне вернут мою дочь?
— Твоя дочь не имеет никакого отношения к делу, которое мы расследуем, — ответил председатель, — сначала дай показания, а затем обращайся в Коммуну с требованием вернуть твою дочь.
— Слышишь? Гражданин председатель приказывает тебе дать показания, — прокричал Симон. — Сейчас же говори!
— Подожди минуту, — сказал, повернувшись к Морису, председатель, удивленный спокойствием обычно такого пылкого молодого человека. — Гражданин Линдей, может сначала ты хочешь что-нибудь сказать?
— Нет, гражданин председатель. Только прежде, чем называть меня трусом и предателем, Симон мог бы лучше осведомиться на этот счет.
— Что ты там говоришь? — кривляясь, твердил Симон с выговором парижской черни.
— Я говорю, Симон, — продолжал Морис, и в голосе его было больше грусти, чем гнева, что ты будешь жестоко наказан, когда увидишь, что произойдет дальше.
— И что же сейчас произойдет? — спросил Симон.
— Гражданин председатель, — продолжал Морис, не реагируя на своего отвратительного обвинителя, — я присоединяюсь к своему другу Лорэну с требованием, чтобы молодая девушка, которую только что арестовали, была заслушана раньше, чем заставят говорить эту бедную женщину, которой, наверняка, подсказали, какие надо дать показания.
— Ты слышишь, гражданка? — опять закричал Симон. — Они утверждают, что ты — лжесвидетельница.
— Это я — лжесвидетельница? — возмутилась жена Тизона. — Ах так, ну подожди:
— Гражданин, — сказал Морис, — прикажи этой несчастной замолчать.
— Ага, ты боишься! — закричал Симон. — Гражданин председатель, я требую свидетельских показаний гражданки Тизон.
— Да, да, показаний! — взревел зал.
— Тише! — крикнул председатель. — Вот едет представитель Коммуны.
В этот момент послышался шум приближающегося экипажа, бряцания оружия и выкрики бежавших рядом людей.
Симон с беспокойством повернулся к двери.
— Уходи, — сказал ему председатель, — я лишаю тебя слова.
Симон спустился в зал.
В зал вошли жандармы, которые проталкивали сквозь толпу какую-то женщину.
— Это она? — спросил Лорэн у Мориса.
— Да, это она, — ответил тот. — Несчастная, она погибла!
— Цветочница! Цветочница! — прокатилось по залу. — Это цветочница!
— Я требую, чтобы сначала дала свидетельские показания жена Тизона, — вопил сапожник. — Ты ей приказал говорить, председатель, а она все еще молчит.
Жену Тизона вызвали на трибуну, и она начата свое страшное повествование. По ее словам, виновна была цветочница, а Морис и Лорэн являлись сообщниками.
Это сообщение произвело впечатление на публику в зале.
Симон торжествовал.
— Введите цветочницу, — крикнул председатель.
— Это ужасно, — прошептал Моран, закрыв голову руками.
Ввели цветочницу, и она встала у трибуны, напротив жены Тизона, которая только что закончила давать свои свидетельские показания.
Вошедшая подняла вуаль.-
— Элоиза! — воскликнула жена Тизона. — Моя дочь… Ты здесь?..
— Да, матушка, — тихо ответила молодая девушка.
— А почему жандармы привели тебя сюда?
— Потому что меня обвиняют, матушка.
— Тебя… обвиняют? — воскликнула с тревогой жена Тизона. — Кто?
— Вы, матушка.
В зале воцарилась гробовая тишина. Боль от этой ужасной сцены вошла в сердце каждого из присутствующих.
— Это ее дочь!.. — перешептывались в зале. — Ее дочь, несчастная! Морис и Лорэн смотрели на обвинителя и обвиняемую с чувством глубокого сострадания и скорби.
Симон хотел дождаться, чем же кончится эта сцена, надеясь, что Мориса и Лорэна обвинят в соучастии, поэтому старался не попасться на глаза жене Тизона, которая ошеломленно оглядываясь по сторонам.
— Как зовут тебя, гражданка? — спросил председатель, сам взволнованный происходящим, хотя девушка была спокойна и, казалось, смирилась со своей судьбой.
— Софи-Элоиза Тизон, — гражданин.
— Сколько тебе лет?
— Девятнадцать.
— Где ты живешь?
— Улица Нонандьер, 24.
— Это ты продала гражданину Линдею, вот он сидит на скамье, сегодня утром букет гвоздик?
Девушка повернулась к Морису и, посмотрев на него, ответила:
— Да, гражданин, я продала ему букет гвоздик.
Жена Тизона взглянула на дочь глазами, полными ужаса.
— Знала ли ты, что в каждой из этих гвоздик была записка для вдовы Капета?
— Я это знала, — ответила обвиняемая.
По залу прокатились возгласы ужаса и восхищения.
— Почему ты продала эти гвоздики гражданину Морису?
— Потому что увидела на нем трехцветный шарф муниципального гвардейца. И не сомневалась, что он шел в Тампль.
— Кто твои сообщники?
— У меня их нет.
— Как! Ты одна замышляла этот заговор?
— Ну, если считать это заговором, то одна.
— Гражданин Морис знал об этом?
— Что в цветах спрятаны записки?
, — Да, — уточнил председатель.
