Карнавал обреченных - Бирюк Людмила Д. (книги полностью TXT) 📗
– Сероглазка! – тихо позвал он, вложив в это слово всю свою любовь и нежность, тоску разлуки и радость встречи, и еще много других чувств, которым трудно найти название.
Она взглянула на отца и, вскочив, бросилась к нему на шею.
– Папа! Наконец-то ты приехал!
– Моя родная! Как я скучал по тебе… Ты здорова? Почему так бледна?
– Вовсе нет, тебе показалось!
Но Репнин видел, что с дочерью не всё в порядке. Ее глаза были окружены темной тенью, уголки губ скорбно опустились.
– Дитя мое… – осторожно спросил он. – Что с тобой?
Полина в отчаянии сжала голову руками.
– Великий князь Николай Павлович… – начала она и снова замолчала.
– Ну да, есть такой. И что же?
– Папа! Я в него влюблена!
Глава 7
«Минуты вольности святой»
Перечитывая письмо Константина, изобилующее грубыми солдатскими шутками, весьма неуместными, ввиду траура, Николай стиснул зубы от ярости. Только в самом конце брат, словно вспомнив, для чего взялся за перо, вскользь сообщал, что уступает ему престол. Приехать в Петербург и объявить об этом публично он не посчитал нужным.
– Разве это отречение?! – раздраженно спросил великий князь матушку, которая, едва оправившись от потери старшего сына, приняла на себя все дворцовые дела. – Что теперь делать с этой филькиной грамотой, maman?!
– Скажи спасибо, что хоть такую прислал. Теперь можно обнародовать манифест Александра, в котором он завещает тебе престол. Копии завещания хранятся в Сенате, Синоде и Государственном совете. А подлинник – у меня!
Видя, что у Никса отнялся дар речи, Мария Федоровна усмехнулась и объяснила, что покойный Александр изъявил волю держать завещание в тайне, пока Константин не подтвердит своего отречения.
– Долго же вы молчали, матушка… – с горечью упрекнул Николай, чувствуя, что императрица-мать не слишком рада его воцарению на российском престоле.
– А ты поторопился присягнуть Константину! Милорадовича струсил?
На другой день Николай перебрался из Аничкова дворца в Зимний и собственноручно начертал манифест, в котором провозгласил себя императором России. Новая присяга была назначена на 14 декабря.
Это был первый царский указ Николая Павловича Романова.
На письменном столе покойного брата он нашел доносы унтер-офицера Шервуда и капитана Майбороды. В них сообщалось о существовании так называемого Южного общества, главной целью которого было свержение монархии. Членами тайного союза являлись офицеры Второй армии, расквартированной в Тульчине, Василькове и Каменке, а руководителем – бывший командир Вятского полка Павел Пестель. В доносе упоминались известные дворянские фамилии: Сергей Муравьев-Апостол, Михаил Бестужев-Рюмин, Сергей Волконский…
Николай немедленно отдал письменное распоряжение об аресте Пестеля и установлении жандармской слежки за другими заговорщиками.
Это был его второй указ.
Не успел самопровозглашенный император перевести дух, к нему явился Милорадович и полушутя заметил, что младший брат Николая Павловича, Михаил, тоже имеет законное право на престол. Генерал-губернатор упрямо продолжал вести себя с Николаем как обычно, без церемоний, будто никакого отречения цесаревича не было и в помине.
– При чем тут Микки? – удивился Николай.
– Всё очень просто, ваше высочество. Вы появились на свет, когда ваш батюшка был еще великим князем. А Михаил родился, когда Павел Петрович уже был императором. Следовательно, он – сын императора, настоящий наследник престола.
Николай откинулся на спинку кресла, скрестив руки на груди. Его взгляд буквально просверлил генерал-губернатора.
– Может быть, вы еще напомните мне о Лиз? Она ведь тоже имеет право на престол!
– Почему бы и нет? – улыбаясь, охотно откликнулся Милорадович. – Кадеты и лицеисты ее просто обожают: Елизавета Алексеевна – просвещенная либералистка! Да и императрица-мать тоже…
– Господин генерал-губернатор! Мне шутить недосуг! – взорвался Николай и стукнул кулаком по столу так, что чернильница подпрыгнула, забрызгав доносы Шервуда и Майбороды.
Когда Милорадович откланялся, Николай дал волю гневу. Что он себе позволяет, этот горбоносый серб?! С каким удовольствием он скрутил бы его в бараний рог! Но нельзя… Без его помощи будет сложно организовать эту… Как ее? Переприсягу. Слово-то какое гадкое… Ну ничего, ради своей великой цели Николай всё вытерпит, всё выдержит. Главное – укрепиться на престоле, заручиться поддержкой гвардии, а там поглядим, господа, каково вам будет шутить!
Он взял пресс-папье и аккуратно промокнул чернильные кляксы на доносах. Слава богу, все-таки есть еще преданные люди… Правда, мало. Шервуд, Майборода… Кто еще? Ах, да, Бакланов.
Николай вдруг заметил на краю стола нераспечатанное письмо. Необъяснимая тревога неприятно сжала судорогой желудок. В последнее время он стал бояться писем: они приносили ему только дурные вести. Письмо было от некоего ротмистра Ломтева. Ладно, почитаем… Николай вскрыл конверт. Незнакомый ротмистр покорнейше просил об аудиенции с целью сообщить нечто важное, касающееся судьбы России. «Теперь посыплются прожекты», – мелькнуло в голове Николая. Он вспомнил реформатора Каразина, которого в молодости пригрел брат Александр. Ну и что? Где теперь тот Каразин и где Александр? Нет, господа… Никаких реформ! Самодержавие, православие, народность! Ничего более.
Но письмо против воли занимало его мысли. Николай решил позвать Бакланова, чтобы посоветоваться да заодно и помириться с ним после курьезной истории со шкатулкой. Сейчас каждый верный человек на счету. Он решительно потянул шнурок звонка, и через мгновение в кабинет вошел дежурный офицер.
– Полковника Бакланова ко мне!
– Слушаюсь, ваше императорское величество!
Николаю понравилось это непривычное обращение, и он жестом задержал коренастого офицера с открытым и честным взглядом.
– Кто таков?
– Ротмистр 4-го гусарского полка Дмитрий Ломтев, ваше императорское величество!
Невольно вздрогнув, молодой император взял со стола только что распечатанное письмо и показал ротмистру.
– Это вы писали?
– Так точно, государь!
– Что вы имеете сообщить?
Ломтев вытянулся перед ним во фрунт.
– Ваше величество! Осмелюсь доложить, в армии готовится мятеж. 14 декабря группа заговорщиков намерена возмутить полки и привести их на Сенатскую площадь. Я посчитал своим долгом…
Император вскочил и, схватив Дмитрия за руку, увел в глубь кабинета, подальше от двери.
– Говори тише! Откуда тебе это известно?
– Полковник Шевалдин – член тайного общества. Сегодня утром он собрал офицеров и вместе с ними обсуждал, как изменить вашему величеству.
Николай недоверчиво взглянул на него. Ломтев в отчаянии преклонил колено.
– Умоляю, верьте мне, государь! Против вас должны выступить и другие полки: Московский, Финляндский, Гвардейский морской экипаж…
– Чего они хотят?
Ломтев облизнул пересохшие губы.
– Свержения монархии!
Лицо Николая окаменело. Усилием воли он заставил себя расслабить сведенные судорогой скулы и тихо сказал:
– Ладно, посмотрим, чья возьмет… Кто предупрежден, тот вооружен.
В воздухе Петербурга витало странное, уродливое слово: «переприсяга». Слухи о ней через солдат просочились к горожанам. 14 декабря, еще затемно, возле казарм, скрипя снегом, стали топтаться мастеровые, мужики, приехавшие на заработки в столицу, кадеты и школяры. Все говорили о том, что великий князь Николай обманом собирается занять трон, в обход законного наследника – Константина. Накануне офицеры, члены тайного общества, проводили агитационную работу в своих полках, призывая не присягать Николаю.
Ежась от холода, люди перебрасывались словами:
– Слыхали, братцы? Николай подложную бумагу в Сенат направил, будто Константин отрекся от престола.
– А нам-то какая разница? Что тот, что другой – всё едино.
