Костры на сопках - Чачко Марк Ильич (читать книги бесплатно полностью без регистрации txt) 📗
Адмирал застонал, как раненый зверь, и безнадежно махнул рукой. Джексон понял этот жест как согласие со стороны адмирала и подал команду отходить назад. В ту же минуту он услышал за своей спиной звук выстрела и глухое падение о палубу чего-то грузного, тяжелого.
Джексон обернулся, подался вперед. Адмирал Прайс лежал у лесенки капитанского мостика. Из виска текла струйка крови. Дымящийся пистолет валялся рядом. Джексон наклонился и прильнул ухом к груди адмирала: Прайс был мертв.
“Вираго” под восторженные крики русских артиллеристов отходил назад.
Более восьми часов продолжался жестокий, неравный бой, а вторая батарея все еще продолжала вести огонь. Вслед за “Вираго” отошли от гибельного места и остальные корабли противника. Бой прекратился.
Остановившись в Тарьинской бухте, Джексон вызвал на пароход капитанов английских судов. Он считал необходимым прежде всего сообщить о случившемся своим соотечественникам, а потом уже поставить в известность союзников.
Вскоре капитаны прибыли на пароход “Вираго”.
— Господа, — с печальной торжественностью сказал Джексон, — адмирал Прайс покончил жизнь самоубийством… Нам трудно объяснить причины, побудившие покойного адмирала покончить счеты с жизнью в такой трудный для нашей эскадры час. Нам трудно найти ему и оправдание. И только христианская заповедь повелевает нам простить адмиралу его прегрешения и склонить колени перед волей всевышнего…
Отдав елейную дань христианским чувствам, Джексон с раздражением заметил, что самоубийство адмирала может плохо отразиться на самочувствии экипажа, понизит боевой дух матросов.
Хитрый и осторожный капитан “Президента” подал совет:
— Самоубийство адмирала Прайса должно остаться тайной для всех. Надо на вечные времена утвердить версию, что адмирал Прайс пал в бою смертью героя. В этом сообщении нет ничего унизительного ни для чести покойного моряка, память о котором мы должны оберегать, ни для престижа нации.
Все согласились с этим мнением.
Капитан Джексон отправил шлюпки с посланцами на французские корабли, чтобы сообщить о том, что адмирал Прайс умер от ран, полученных в дневном бою, и пригласить офицеров на похороны адмирала.
Глава 15
Исчезнув из Петропавловска, Лохвицкий в этот же день прискакал в камчадальское селение Утколоки.
Почти все взрослые мужчины ушли защищать Петропавловск, и в селении остались одни лишь старики, женщины и дети. Лохвицкий собрал стариков и объявил им, что он послан к ним самим “большим начальником” — Завойко, чтобы словить важного преступника, которого камчадалы прячут в своем селении.
Старики не на шутку перепугались, но Лохвицкий был неумолим. Он немного подобрел только тогда, когда камчадалы принесли ему в подарок несколько песцовых шкурок.
То же самое он проделал в другом камчадальском селении, потом в третьем, в четвертом…
Вещевой мешок его, притороченный к лошади, разбух от дорогих мехов.
Больше суток Лохвицкий нигде не задерживался, так как опасался преследования со стороны Завойко.
Хорошо зная честность и неподкупность Завойко, он не сомневался в том, что начальник края не колеблясь предаст его суду. А в военное время за шпионаж в пользу иностранного государства он может получить каторжные работы.
Иногда Лохвицкий встречал возвращавшихся из Петропавловска охотников и камчадалов и расспрашивал их о том, что происходит в городе. Те отвечали, что все жители заняты на строительстве укреплений.
Лохвицкий понял, что если Завойко его и разыскивает, то недостаточно энергично, и немного успокоился. Ему даже показалось, что Завойко не принимает мер к поимке из-за нежелания выносить сор из избы, из-за боязни потерять свой престиж.
Лохвицкий приободрился, и будущее уже не рисовалось ему в столь мрачном свете. Он может еще вынырнуть, надо только придумать ловкий ход.
Лохвицкий с нетерпением ждал прихода иностранных кораблей и почти каждый день выезжал из леса к берегу Авачинской бухты.
Он уже мысленно составил план дальнейших действий. Собранные сведения об обороне порта окажутся полезными английскому адмиралу, Когда англичане захватят порт, то, конечно, его, Лохвицкого, назначат на хорошую должность, может быть даже начальником области. И тогда, тогда… Воображение его разыгралось, он уже видел себя богатым, власть имущим человеком…
Но эскадра союзников все не появлялась в Авачинской бухте. Лохвицкий начал подумывать о том, не двинуться ли через горы в Большерецк, продать там купцам приобретенные шкурки и оттуда на каком-нибудь судне перебраться в Охотск или Аян.
Однажды Лохвицкий направился в Калахтырку, где рассчитывал значительно пополнить свои запасы драгоценных шкурок.
Узкая тропа, по которой он ехал, вилась вдоль скалистого берега реки, несущей свои пенистые воды сквозь многочисленные пороги к океану. Тропа то поднималась вверх, то шла почти у самой кромки берега, и брызги воды обдавали всадника. Оголенные зубчатые утесы, окрашенные багровыми лучами низкого солнца, выглядели неприветливо, угрюмо.
Несколько раз почти из-под копыт коня вскакивали с тропы и скрывались в чаще леса то заяц, то выводок тетеревов. И хотя ружье висело у Лохвицкого наготове, он не обращал внимания ни на птиц, ни на зайцев.
Лошадь вступила в ольховую рощу. Лохвицкий ехал погруженный в раздумье. Вдруг лошадь под ним резко шарахнулась в сторону. От неожиданности Лохвицкий соскользнул с седла и упал на траву. Выругавшись, он быстро поднялся на ноги и замер: в нескольких шагах от него стоял большой бурый медведь. Зверь, очевидно, не имел злых намерений. Ошеломленный встречей не менее, чем человек, он, низко опустив широкую голову, торопливо стал переходить тропу, направляясь к реке.
Лохвицкий мог бы спокойно стоять на месте и пропустить медведя мимо себя, но он потерялся от неожиданности и, схватив ружье, выстрелил.
Зверь остановился, поднялся на дыбы и, ломая кусты, с ревом пошел на своего обидчика. Вероятно, Лохвицкий его только ранил. Маленькие черные глазки зверя были злы, лапы с обнаженными черными когтями угрожающе вытянуты вперед.
Зверь был слишком близко, и Лохвицкий не успел перезарядить ружье. Еще мгновение, и медведь одним страшным ударом размозжил бы ему череп.
Но тут случилось непредвиденное. Одиноко и сухо прозвучал выстрел. Медведь недоуменно остановился, потом, стал медленно оседать и наконец тяжело повалился на землю, приминая своей огромной тушей листья папоротника.
Лохвицкий перевел дух и беспокойно оглянулся. Перескакивая через поваленный бурелом, к нему бежал человек.
— Жив-здоров? — участливо спросил он. — Не помял тебя зверь?
Подойдя поближе, человек узнал Лохвицкого, поспешно снял шапку и поклонился:
— Обознался, ваше благородие!
Узнал человека и Лохвицкий. Это был староста Мишугин. Все камчадалы были для Лохвицкого обычно на одно лицо, но с Мишугияым он встречался несколько раз и запомнил его.
Оправившись и поняв, что опасность ему не угрожает, Лохвицкий искоса взглянул на лежащего медведя и спросил, далеко ли еще до Калахтырки.
— Версты три будет.
— Как думаешь, лошадь моя далеко ушла?
— Куда ей деться! Должно быть, пасется где. Бабы поймают, не то ребятишки.
— А много в деревне народу осталось?
— Еще есть маленько. Кто к войне непригоден.
“Вот и хорошо! — подумал Лохвицкий. — Как раз это мне и нужно!” И начальственным тоном он спросил старосту:
— Что ж ты без дела шляешься? Не знаешь разве приказ губернатора — всем в городе быть!
— Земляки послали, — испуганно проговорил Мишугин. — Мяса надо раздобыть.
Мишугин, конечно, не знал о переменах в жизни Лохвицкого. В его глазах он был по-прежнему большим начальником, которому надо всячески угождать, исполнять его приказания и с которым необходимо жить в ладу. И все же он не мог не заметить некоторых странных обстоятельств: Лохвицкий ехал один, тогда как обычно его сопровождали солдаты; все чиновники в городе готовятся к обороне, а этот почему-то разъезжает по селениям. Смутные опасения закрались в сердце старосты.
