Погребальные игры - Рено Мэри (книги онлайн без регистрации полностью txt) 📗
Испуганный лекарь, вынырнув из-за спины Пердикки, положил руку на лоб Александра, пощупал пульс на запястье, глубокомысленно пробурчал что-то себе под нос и отступил в тень. Пока болезнь не лишила Александра голоса, он не допускал к себе врачевателей, и, даже когда больной впал в бредовое состояние, никто из них не решался чем-либо его пользовать, боясь навлечь на себя обвинение в попытке отравить государя. Теперь опасаться было нечего: царь ничего не мог проглотить. В очередной раз Птолемей мысленно проклял глупого знахаря, допустившего, чтобы Гефестион умер, пока все были на состязаниях.
«Я повесил бы его еще раз, если бы мог!»
Спустя, казалось, целую вечность прерывистое дыхание сменилось, по-видимому, уже предсмертным хрипом. Но прикосновение руки лекаря словно разворошило угасающие искры жизни, хрип стал ровнее, и веки дрогнули. Птолемей и Пердикка разом шагнули к кровати. Но тут забытый всеми перс, скромно сидевший у изголовья, отложил опахало и, не обращая ни на кого внимания, приник к подушкам. Его длинные темно-русые волосы упали на грудь царя, почти скрыв при этом лицо. Послышался тихий шепот. Серые глаза Александра открылись. Шелковистые пряди волос евнуха слегка покачнулись.
Пердикка сказал:
— Он пошевелил рукой.
Ожив на мгновение, веки вновь опустились, хотя Багоас, точно завороженный, по-прежнему не сводил с них глаз. Пердикка поджал губы — вокруг столько знатных персон. Но прежде чем он успел сделать выговор персу, тот выпрямился и вновь взялся за опахало. Если бы не размеренные движения, он выглядел бы как статуя, вырезанная из слоновой кости.
Птолемей вдруг осознал, что с ним разговаривает Эвмен.
— Что случилось? — отрывисто спросил он, подавляя рыдания, подступавшие к горлу.
— Приехал Певкест.
Толпа придворных расступилась, пропуская рослого, хорошо сложенного македонца в персидском наряде и даже (что вызвало удивленное неодобрение большинства) в варварских шароварах. Получив в Персиде сатрапию, он, чтобы порадовать Александра, приучился носить национальные одежды, не сознавая притом, насколько это платье идет ему. Певкест шагнул к кровати, напряженно вглядываясь в лицо лежащего там человека. Пердикка подошел к вновь прибывшему. Обмен парой фраз завершился обменом молчаливыми взглядами. Потом чуть погромче (для всех) Пердикка спросил:
— Ты получил предсказание оракула из храма Сераписа?
Певкест склонил голову.
— Бдение продолжалось всю ночь. На рассвете оракул сообщил нам ответ бога. «Не переносите царя в храм. Оставьте его там, где он есть».
Нет, подумал Эвмен, чудеса все же закончились. На мгновение, когда рука Александра шевельнулась, он вдруг уверовал в невозможное.
Обернувшись, грек поискал взглядом Птолемея, но тот, не в силах больше сдерживать напор нахлынувших чувств, тихо удалился, чтобы привести себя в порядок. АПевкест, отойдя от кровати, спросил:
— Роксане уже сообщили?
Дворцовый гарем располагался за крытой галереей, окружавшей участок сада с поросшим лилиями прудом. Оттуда тоже доносились приглушенные голоса, но с другими оттенками, ибо все немногие мужчины в этом женском мирке были кастратами.
Большинство обитательниц гарема в глаза не видели умирающего царя. Они многое слышали о нем; благодаря ему они продолжали жить в холе и неге, неустанно надеясь, что он когда-нибудь посетит их, чего не произошло. Надежды не оправдались, и теперь, теряясь в догадках, красавицы обсуждали, кто же станет их следующим повелителем, унаследовав по мужской линии трон. Как ни крути, а в ближайшем будущем, очевидно, нечего было и рассчитывать на появление нового великого государя. Поэтому в женские приглушенные разговоры вплетались нотки скрытого страха.
Им было не по себе, всем этим женщинам, оставленным здесь Дарием, когда он отправился в Гавгамелы навстречу своей судьбе. Любимых жен и наложниц царь, разумеется, взял с собой. Прочие представляли собой довольно разношерстное общество. Кое-какие красотки помнили еще те времена, когда некий родовитый юнец, дожидаясь своей очереди на трон, прозябал в Сузах, но были среди них особы и помоложе, взятые во дворец уже после вступления Дария на престол, которым, однако, не удалось надолго завоевать его благосклонность или вообще даже предстать перед ним. Особняком держались гаремные долгожительницы, доставшиеся Дарию в наследство от Оха, которых после смерти их повелителя не подобало выгонять из дворца. Будучи во всех смыслах никому не нужной обузой, они с парой престарелых евнухов образовали своеобразную клику, объединенную ненавистью к подстилкам узурпатора, повинного, по их подозрениям, в смерти прежнего горячо обожаемого господина.
Бывших жен и наложниц Дария обуревали другие чувства. Выдернутые совсем юными (от силы лет в восемнадцать, но чаще в более раннем возрасте) из своих семей, они познали весь драматизм гаремной жизни. Сплетни, интриги, взятки и подкуп ради крох сведений о возможном визите царя, тщательный выбор нарядов, вдохновенные поиски драгоценностей, выгодно оттеняющих прелести чаровниц, завистливое отчаяние в менструальные дни, безмерное ликование, вызванное приглашением в царские покои, и ожидание щедрых подарков после успешно проведенных ночей — все это однажды куда-то исчезло и не спешило вернуться.
Однако плоды таких ночей никуда не девались. Вот и сейчас пара девчонок семи-восьми лет, бултыхаясь в пруду, важно делилась со стайкой сестренок последними новостями о состоянии смертельно больного царя. Поначалу в гареме росли и их сводные братья. Но после смерти Дария всех мальчишек тайком вывезли из гарема и попрятали в укромных местах, прибегнув к всевозможным уловкам, поскольку не сомневались, что новый чужеземный властитель прикажет их удавить. Никто, однако, даже не поинтересовался, где они обретаются, так что со временем страхи развеялись и воспитанием подросших отпрысков Дария занялись дальние родичи.
А вавилонский дворцовый гарем в отсутствие хоть какой-либо крепкой руки мало-помалу совсем разленился. В Сузах царица-мать Сисигамбис поддерживала безупречный порядок. Но здешние женщины вызывали мало интереса даже у Дария, не говоря уж об Александре. Две заскучавшие красавицы умудрились завести любовников на стороне и в итоге сбежали. В былые времена за такую халатность Ох посадил бы евнухов на кол, но сейчас все тихо-мирно сошло им с рук. Некоторые девушки, совсем одурев от безделья, принялись ублажать друг дружку. Эти связи, сопровождавшиеся сценами ревности и скандалами, внесли своеобразное оживление в душные ассирийские будни. Одну из коварных обольстительниц сопернице даже удалось отравить, но эту историю также тихо замяли. Глава евнухов пристрастился к курению конопли и не любил, когда его беспокоили по пустякам.
И вот, после многолетнего похода на неведомый Восток, после цепи легендарных побед, ранений и опасных странствий по знойным пустыням, новый царь прислал весть о скором своем возвращении. Гарем словно бы пробудился от спячки. Евнухи засуетились. Царя ждали всю зиму, считавшуюся в Вавилоне умеренно жарким сезоном, пригодным для проведения разнообразных празднеств, но ожидания оказались напрасными. До дворца долетели слухи, что умер друг детства (некоторые утверждали: любовник) властителя и тот обезумел от горя. Потом царь пришел в себя, но отправился на войну, усмирять в горах коссаянцев. Гарем опять погрузился в летаргический сон. Наконец царь направился к Вавилону, но по пути задержался в Сузах. А на берегу Тигра к нему прорвались многочисленные просители из разных концов его обширных владений. Все они со своими богатыми дарами и золотыми коронами искали у властелина покровительства и совета. Затяжная весна сменилась летней жарой, когда подводящую к столице дорогу вдруг сотрясли копыта коней, колеса боевых колесниц, столпообразные ноги слонов и сапоги марширующей пехоты, — и тут наконец вавилонский дворец всерьез охватила давно забытая, связанная с царским прибытием суматоха.
На следующий день объявили, что главный евнух царской опочивальни придет проверять гарем. Столь влиятельную особу ожидали с благоговейным трепетом и плохо скрываемым страхом. Велико же было потрясение, когда все узнали в совсем еще молодом персе пресловутого Багоаса, любимца двух государей. Нельзя, правда, сказать, что тому не удалось произвести на встречающих впечатление. Облаченный в наряды из шелка, какого здесь еще не видали, весь переливаясь, словно перья павлина, он выглядел просто великолепно и, оставаясь персом до кончиков ногтей, вызвал у вавилонян неприятное чувство собственной провинциальности; к тому же за десять лет придворной жизни его манеры так отполировались, что обрели блеск старого серебра. Без тени смущения Багоас приветствовал евнухов, знакомых ему еще со времен Дария, и отвесил почтительные поклоны пожилым наложницам. Затем он перешел к деловой части визита.
