Перестрелка Шарпа - Корнуэлл Бернард (бесплатная регистрация книга txt) 📗

— Держи бутылки подальше от Прайса, — сказал Шарп. Лейтенант Прайс был хорошим товарищем, но к спиртному испытывал нездоровую тягу.

— Исполню в лучшем виде, — ответил Харпер, затем взглянул на юг, на длинную светлую дорогу, теряющуюся вдали среди холмов. На небе светила луна, оливковые деревья, растущие на западе, казались посеребренными, ветра не было. Под мостом текла река, текла туда, где Веллингтон наподдал маршалу Мармону. — Нам здесь ждать неприятностей, сэр? — спросил Харпер.

— Нет, Пат, — ответил Шарп. — Спокойная служба.

— Спокойная служба, ха? Тогда почему это поручили тебе?

— Я пока восстанавливаюсь от раны, — сказал Шарп, трогая живот в том месте, куда вошла французская пуля.

— Здесь хорошее место для лечения, хе-хе, — рассмеялся Харпер, — да и с медикаментами здесь порядок, — сказал он, встряхнув фляжкой.

Шарп облокотился на каменный парапет. Он думал: сколько лет этой крепости? Пятьсот? Больше? Она была в ужасном состоянии, немногим лучше, чем окружающие ее выщербленные ветром стены, обильно заросшие бурьяном и такие дырявые, что казалось обрушатся от одного хорошего пинка. Форт, должно быть, был заброшен много лет назад, но война возродила его в качестве наблюдательного поста и поэтому испанцы, а затем и французы, подлатали его разрушенные полы древесиной, проложили лестницы на западную башню. Некогда каменная лестница вела к внутреннему двору под арку и далее через ворота к северному проходу на мост. Погреб, где были найдены мушкеты, занимал всю западную часть форта и он был единственной каменным помещением в Сан-Мигеле. В нем был изысканный потолок и Шарп полагал, что когда-то это был главный зал или даже часовня. Впоследствии, когда остальные помещения форта обрушились, кто-то пробил проход через северную стену и использовал погреб под коровник. И наконец теперь заброшенный форт восстановили в военных целях, хотя он не имел иной ценности, кроме как наблюдательный пункт. Против артиллерийского обстрела он не продержится и пяти минут.

Шарп вглядывался в залитые лунным светом луга за рекой. Ярдах в двухстах по дороге лежала ферма, обнесенная белыми стенами, с башенкой над воротами. Отличное место для артиллерийской батареи, подумал он, канониры пробьют бойницы в стене, обезопасят себя от винтовочного огня и сравняют форт с землей быстрее, чем успеет свариться яйцо, а затем со стороны оливковой рощи по другую сторону дороги выдвинется пехота и как, черт возьми, прикажете защищать Сан-Мигель? Но атаки не будет, убеждал он сам себя, а даже если и будет, партизаны в Сьерра-Гредос предупредят о появлении французов, и у Шарпа будут целые сутки, чтобы вызвать из Саламанки подкрепление.

Однако оно может и не подойти. Он предполагал оставаться здесь в течение недели, а потом сюда прибудет испанский гарнизон. Таббсу хватит недели, чтобы разобраться с захваченными мушкетами, и эта неделя должна пройти без происшествий. Просто отдых.

— Не понимаю, зачем они побеспокоили для такой работы представителя старшего интенданта, — сказал Шарп, глядя вниз на обоз, на котором планировалось вывозить мушкеты.

— Не думаю, что его послал кто-то, — сказал Харпер, — он сам послал себя, сэр, если вам интересно мое мнение.

— Может и так.

Харпер поднял мощную правую руку и потряс ею.

— Пять сотен мушкетов, и кто скажет, сколько забракует мистер Таббс? И кто знает, может он продаст забракованные? Тут можно наварить копеечку, сэр.

— Он берет взятки?

— А кто не берет? — спросил Харпер. — И мистер Маккеон полагает, что Таббс забракует половину, и даже если он будет продавать их по шиллингу штука, все равно получится неплохая выгода.

— Я должен был догадаться, — проревел Шарп.

— Как вы могли догадаться, — спросил Харпер. — я бы не догадался если бы Маккеон мне не сказал. Он интересный парень. Вы знаете, что ему раньше пришлось потаскать мушкет? В 96-м полку. Он считает, что видел вас в Индии.

— Он мне сказал.

— А он сказал, что вы захватили крепость в одиночку?

— Он был пьян.

— Он сказал, что вы должны рассказать мне эту историю.

Шарп скорчил гримасу.

— Так вот что тебе надо, Харпер, еще одну военную историю. Когда ты сменяешься?

— В два, сэр, — сказал Харпер, и увидел, как Шарп повернулся и спустился по лестнице. — Вам тоже спокойно ночи, сэр, — сказал он, и тут Шарп вдруг вернулся наверх.

— Мне это не нравится, Пат.

— Не нравится что?

— Это. — Шарп пересек парапет и кивнул в южную сторону. — Не нравится, и все.

Харпер пожал плечами.

— Лягушатники не смогут подойти со стороны Саламанки, сэр, она в наших руках, и им не пройти через те здоровенные холмы. — Он указал на юг. — Там ведь полно партизан, так что им не пройти, сэр.

Шарп кивнул. Все что сказал ирландец, имело смысл, но Шарп не мог избавиться от беспокойства.

— В Индии был парень, Ману Баппу, Пат.

— Мэнни — кто, сэр?

— Ману Баппу, — повторил имя Шарп, — он был хорошим солдатом. Лучше чем большинство из них, но мы время от времени пороли этих козлов, не взирая на имена и место, где находились, и Баппу сбежал в Гавилдхур. Это была крепость, понимаешь? Огромная крепость, не чета этой.

И высокая, черт возьми, до самых небес. Ману Баппу думал, что будет там в безопасности. Наверху его нельзя было поколотить, Пат, потому, что никто не мог взять ту крепость, никто даже не предполагал, что это возможно. — Шарп помолчал немного, вспоминая темные стены Гавилдхура и отвесные скалы, защищавшие крепость. Адски высоко. — Он был очень самоуверен, понимаешь? Как мы сейчас.

— Так что произошло? — спросил Харпер.

— Один ненормальный придурок в красной куртке забрался на скалу, — сказал Шарп, — и это был конец Ману Баппу.

— Здесь скал нет, сэр.

— Но надо быть настороже. Мне здесь не нравится.

— Спокойной ночи, мистер Шарп, — произнес Харпер, когда Шарп во второй раз спустился по импровизированной лестнице. Затем ирландец повернулся к югу, где ничего не происходило, ничего не двигалось, кроме падающих звезд, вспыхивающих в небесах и сразу же исчезавших.

Это просто ерунда, думал Харпер. Ему мерещатся враги там, где их нет. Однако ирландец смотрел внимательно.

Генералу Эро было 30 лет. Он был кавалерист, гусар, он носил гусарские cadenettes: пару косиц, свисающих по бокам. На нем был венгерский доломан, потому что первые гусары были венгры. Доломан Эро был коричневым с голубыми отворотами и щедро расшитыми белыми петлицами на груди.

Его светло-голубые кавалерийские штаны были расшиты еще гуще от самых бедер до голенищ черных кожаных сапог. Когда-то генерал был капитаном элитной роты и до сих пор носил знаки отличия той роты: меховую шапку с плюмажем из перьев. В такой шапке летом было жарковато, но сабельный удар она держала лучше, чем металлический шлем.

С левого плеча свисал отделанный мехом ментик, с еще более роскошным белым шитьем, чем доломан, бело-голубые ремни пересекались на его груди и сходились на белом поясе, обрамленном серебряной цепочкой, на которой, в свою очередь, висела в ножнах сабля. Ножны украшал орел Франции.

Форма делала Жана Эро еще более привлекательным мужчиной. По всей Европе девушки вздыхали, вспоминая стройного гусара, который въезжал в их город, разбивал сердца и уезжал, но Эро был не только молодой герой на коне. Он был еще умен и удачлив. А также храбр.

Эро возглавлял атаку при Альбуэре, [3] в которой был уничтожен британский батальон, но даже если то сражение и было проиграно, Эро все равно заслужил славу. Славу, которая возросла после битвы против испанцев Бальестероса. Сульт назначил его командовать всей своей кавалерией, и Эро справлялся с этим блестяще. Он хорошо справлялся с рутиной, и это было еще большим достижением, чем героические подвиги. Любой дурак способен быть героем, если он достаточно смел, но хорошо выполнять ежедневные рутинные обязанности солдата может только неглупый человек. Кавалерия Эро патрулировала аванпосты, постоянно подвергавшиеся нападениям партизан, и Эро убедился в том, что делают они это достаточно эффективно. Он запрещал своим людям вести себя со всеми испанскими крестьянами как с врагами, ведь жестокое обращение как раз и делало их врагами, и впервые в Испании Сульт начал получать информацию от испанцев, и это было более эффективно, чем получать показания под пытками. Добился этого именно Эро.