Харбинский экспресс - Орлов Андрей Юрьевич (лучшие книги .TXT) 📗
«Может быть, — сказал кто-то внутри холодно и насмешливо, — да только для этого купцу с генералом придется за полдня пятьдесят верст пробежать. Потому как отсюда до юго-восточной линии как раз столько и будет…»
Пустое.
Дохтуров поднял голову. Солнце катилось вниз, цепляясь за макушки сосен.
Выход… Где ж он, выход-то?
Глава восьмая
СТРАСТИ ВОДНЫЕ И ЛЕСНЫЕ
Плавать Клавдий Симеонович Сопов умел хорошо. Был с детства приучен. Можно сказать — талант. Мальчишкой реку Мологу переплывал туда и обратно на едином дыхании. А Молога — река серьезная, в ширину верных сто пятьдесят саженей. Хотя к богатому тверскому селу Максатихе, где Клавдий Симеонович появился на свет и рос до двенадцати лет, все-таки ближе Волчина. На нее и бегали друзья-приятели Клавика. (Ох уж это имечко, через него натерпелся маленький Сопов, сколько слез выплакал! Правда, когда в возраст вошел, переменил мнение. Понравилось, как звучит его имя, на языке перекатывается: Клавдий! Внушительно. Не говоря уж, что и самим римским цесарям его не зазорно было носить.) Однако Волчина — речушка малая, вздорная. Летом, бывало, и вовсе так обмелеет, что петух вброд перейдет. Молога куда милее.
…Приподняв реечную шторку, Сопов смотрел на поросшие тайгой берега маньчжурской реки. Спору нет, Сунгари в два раза Мологи будет размашистей. Но Клавдий Симеонович не сомневался, что шутя доберется до берега. Даже несмотря на свое болезненное состояние.
А вот его превосходительство…
Отставной генерал лежал на койке, закрыв глаза. Со стороны могло показаться, что он спит. Но, конечно, это было не так.
Когда прозвучал первый пушечный выстрел, Клавдий Симеонович вскочил и, морщась, первым поспешил к окну, выглянул. Топот ног и тревожное многоголосье на главной палубе уже давно унесли остатки болезненной дремы, в которой он пребывал после злокозненной трапезы в заведении мадам Дорис. А теперь сон и вообще — как рукой.
Внизу, под окном, имелась медная рукоятка с колесиком.
«Это что за бранзулетка?»
Клавдий Симеонович попробовал, повертел — и стекло поползло вниз. Теперь слышно стало гораздо лучше.
Сопов приник к окну.
Чем больше он наблюдал, тем темнее становилась туча, набежавшая на его лицо. Когда же вновь прогремело орудие и пароход содрогнулся, Клавдий Симеонович метнулся прочь от окна. Но никакой паники он не выказал. Действовал на редкость умело и хладнокровно — словно и не купец никакой вовсе, а бывалый офицер.
Натянув сапоги, подхватил саквояж доктора и самым бесцеремонным образом вскрыл замок. Не глядя запихнул внутрь остатки провизии со стола, защелкнул замочки и ухватил сак левой рукой. В этот же миг корпус «Самсона» сотряс новый снаряд. Клавдий Симеонович тряхнул генерала за плечо.
— Вставайте! Будет вам притворяться.
Безрезультатно. Сопов вгляделся — и понял, что глубоко заблуждался: генерал Ртищев действительно почивал самым сладким образом.
— Да вставайте же!
Генерал закряхтел.
— Что вы себе позволяете…
— Не знаю, как уж и доложить, ваше превосходительство. Но, похоже, наша калоша тонет.
Это возымело действие. Вскоре генерал Ртищев был приведен в боевую готовность — если только это понятие было к нему еще применимо.
Сопов открыл дверь, выглянул в коридор.
Крики стали слышны громче. Потом — частая металлическая дробь.
— Пулемет… — пробормотал Сопов.
— Что?
— Так, ничего. Надобно выбираться.
Пароход уже получил заметный крен. Не нужно быть моряком, дабы понять: часы «Самсона» сочтены. А может, даже минуты.
Эту мысль Клавдий Симеонович произнес вслух.
— На все милость Его, — ответил генерал.
Сопов глянул на Ртищева и уловил некое неизвестное и малопонятное выражение в серых прозрачных глазах.
Генерал нагнулся и вытащил из-под столика корзину. В полумраке каюты полыхнули два зеленых огня: кот ротмистра не спал или уже проснулся — впрочем, какая разница. И даже вообще неважно, потому что в плане, существовавшем в сознании Сопова, кот не фигурировал.
— Оставьте!
Генерал, кряхтя, взял корзину, выпрямился. Схватил с полки шинель.
— Для чего он вам? — спросил Сопов, показывая на кота.
Генерал нахмурился, но ничего не ответил.
— Ну, как хотите, — сказал Сопов.
Они вышли в коридор.
Где-то внизу, в машинном, грохнула дверь и послышались громкие крики. Потом брань. Слов не разобрать, но несомненно, что — матерная.
Новый удар снаряда. Железные внутренности «Самсона» отозвались низким раскатистым гулом. Сопову показалось, что пароход накренился сильнее. Он обернулся — генерал поспевал с трудом. На миг в глазах Сопова отразилось раздумье; потом он качнул головой и, ухватив за рукав шинели, потащил Ртищева за собой. Тот подчинился. Попытался даже бежать, неловко выкидывая в стороны ноги. Корзина из ивовых прутьев, которую генерал держал в правой руке, билась о стену. Кот сжался, приник к плетеному дну. Он шипел, и шерсть на спине у него встала дыбом.
— Да бросьте его! Какого черта!
Генерал не отвечал. Он жадно хватал на бегу воздух.
Высунулись на палубу с подветренного левого борта. Здесь было дымно, пахло горелой пенькой. Мгновенно защипало глаза.
Сопов заозирался.
Они стояли на главной палубе. Пароход горел, но пламя было отсюда невидимо — должно быть, гуляло по правому борту, куда била пушка. На носу раздавались крики. Потом снова заработал невидимый пулемет.
Это продолжалось недолго.
Когда пулемет стих, послышался долгий скрежещущий звук. Пароход слегка вздрогнул. Но не от удара снаряда, а мелко, незначительно. Даже сухопутный человек мог без труда определить: с противоположного борта к «Самсону» подошло небольшое судно.
Сопов напряженно слушал.
Револьверные выстрелы — три подряд, один за другим. Топот множества ног. Женский визг, тотчас оборвавшийся. Снова выстрел, теперь уж винтовочный. И снова топот, приближающийся.
«Прыгать за борт? — подумал Сопов. — Нет, поздно. Сейчас они — кто б это ни был — будут здесь. И мы тогда — что лесные нимфы в купальне».
— Прочь отсюда! — крикнул он. — Назад, быстро!
В коридоре уже висела дымная кисея. Электрические плафоны на потолке сделались бледными. Стало трудно дышать. Но Сопов все же припустил рысцой, слыша за спиной тяжелое дыхание генерала. Не выдержит старик. Не сдюжит…
Напротив курительного салона имелся винтовой спуск на нижнюю палубу. Сопов устремился к нему.
В трюме еще не было дымно, а вот наклон палубы казался заметней.
Было сравнительно тихо, слышался лишь мерный стук работавшей на холостом ходу паровой машины. Плафоны (здесь они были отчего-то забраны металлической сеткой) вдруг мигнули. Где-то впереди мелькнула матросская роба — и тут же скрылась.
Трюм выглядел совершенно пустым. Вдоль коридора — каюты. Все третьего класса, четырехместные. Многие двери распахнуты.
Плафоны опять моргнули и вдруг погасли. Потом загорелись снова — странным красноватым светом, неверным, пугающим. Забраться в трюм тонущего парохода — чистое безумие. Сопов и сам это понимал. А генерал?
Клавдий Симеонович шагнул к ближайшей каюте, толкнул от себя створку двери. На полу — брошенные в суматохе вещи. Расстегнутый портплед, чье-то незаконченное вязанье. Детский матросский костюмчик скомкан и кинут в углу.
Он быстро прошел к окну. Это был настоящий иллюминатор — толстенное выпуклое стекло в медном обруче. Справа — небольшой штурвал.
Сопов ухватил его одной рукой, рванул. В одну строну, в другую. Бесполезно. Тогда взялся двумя руками. Напружинился так, что на лбу вздулась вена. Да неужто задраен наглухо?!
— Не угодно ли сперва стопор снять?
Сопов оглянулся. Отставной генерал стоял за спиной — нелепая фигура в старой шинели и с глупой корзинкой в руке.
— Какой еще, к черту, стопор?
— Слева.
Сопов глянул. И верно, имелась в указанном месте еще одна металлическая «бранзулетка». Не знал бы — в жизни б не догадался.
