Калифорнийская славянка - Грязев Александр Алексеевич (читать книги полностью .TXT) 📗
– Может быть, может быть… Добро бы так. Мы для друзей и хороших людей открыты и нам нечего скрывать. Пусть приходят к нам американские и прочие купцы с товаром и открытым сердцем. Всем будем рады. Станем торговать и договариваться полюбовно. Так и передайте всем, кто спросит о нас, русских людях.
– Обязательно передам, мистер Баранов. Верьте, что я ваш старый друг, который, как у вас говорят, лучше новых двух. Так?
– Так, господин Мур, именно так… Ну что же, Иван Александрович, – обратился Баранов к своему помощнику. – Закормили мы соловья баснями. Пора ему и земной пищи отведать… Прошу, господин Мур, наверх, к моему шалашу. Наши хозяйки, поди, уже заждались и, не дай Бог, осерчают…
Глава третья
Что бы Алёна ни делала: ходила ли по хижинам и проверяла то, как живут люди макома, беседовала ли со старейшинами или шаманом о делах племени, но всякий день, а ей даже казалось, что и всякий час, она думала о родном доме на Ситхе. Все ли там живы-здоровы? Ждут ли её? Ищут ли? Или уже и ждать-искать перестали? Ведь океан велик и земля велика. Как тут найти пропавшего человека? Но Алёна все равно надеялась, ждала и молилась. Она верила, что когда-нибудь встретит всех своих близких и родных людей.
Особенно тяжело было вечерами оставаться в хижине одной. Тогда-то и одолевали всякие мрачные мысли, и тоска сердечная посещала её. Выручала Манефа, успокаивая Алёну. Они вспоминали места своего детства, остров Кадьяк, где обе родились, школу, где учились. Только потом у Алёны появился ещё Ново-Архангельск на Ситхе, куда они переехали с отцом и матушкой. Манефа же часто говорила, что отсюда можно когда-нибудь и уйти, если удастся встретить русское торговое или зверобойное судно с севера. Алёна соглашалась и успокаивалась, а утром новые заботы о людях племени занимали всё её время, и она чаще стала ощущать, что макома становятся ей ближе и роднее…
…В один из таких вечеров после трудного дня обучения своих воинов езде на конях и стрельбе из лука, сидели они с Манефой в хижине и разговор опять зашёл у Алёны о любимом Ванечке. Конечно, она верила, что он её ждёт, какой бы долгой не была разлука. Она вспомнила и рассказала Манефе, как однажды сама ждала своего Ивана, ушедшего на матерый берег в горы на поиски каких-то руд.
Ушёл он тогда, как сказал, ненадолго, но все сроки прошли, а его всё не было. Недели с три каждый день сидела она на берегу возле огромного валуна на выброшенном волнами дереве. Господи! Как давно и как совсем недавно всё это было в её жизни…
…Алёна сидела на своём уже привычном месте, и океанский ветер трепал светлые пряди её волос, перехваченных синей лентой, и подол пестрядинного сарафана. Она была на берегу с самого утра и внимательно всматривалась в океанскую даль, но там до самого горизонта видны были одни лишь волны, да редкие пустынные острова.
Просидев до середины дня, да так ничего и не дождавшись, Алёна встала и пошла прочь от причала по улице крепости, по сторонам которой стояли низкие домишки с узкими оконцами, сараи, амбары и бани.
В избе была только матушка Марфа.
– Ну, и что выходила? Опять ничего? – спросила мать Алёну.
– Ничего… – устало опустилась на лавку Алёна, – и никого… Ведь почти месяц прошёл, как Иван уплыл на тот берег.
– Ну и что, – успокаивала дочку Марфа, – дело такое долгое у него. Рудознатцы скоро не ходят… Батька наш по полгода дома не бывает… А я всё жду, всякий раз жду и верю что придёт он домой, возвернётся. Вот теперь с промысла жду. Явится твой Иван… Молись Господу. Господь милостив и молитвы твои услышит.
– Да я молюсь, мама. С утра до вечера молюсь ежедень. Жду, надеюсь, а на душе тяжко. За нашего тятю как-то спокойнее.
– Всё образуется, дочка, чует душа моя. Не майся. Ещё не рез встречать и провожать Ивана твоего тебе придётся… Всю жизнь… Давай-ка лучше обедать.
– А где Егорка с Дашкой?
– Да в школе пока. Где же им быть? Скоро придут. А ты садись за стол. Знаю, что ведь опять сейчас на берег пойдёшь, – сказала Марфа и поставила на стол широкую миску с горячим рыбным варевом.
Обе, помолившись на образа в углу избы, стали обедать. Ели молча, но Алёна то и дело поглядывала в маленькое оконце.
– Пойду, мама… Там, на берегу, легче ждать.
– Ты бы, дочка, лучше к отцу Никодиму сходила. Поговорила бы с ним, да свечку о здравии своего путешествующего суженого поставила.
Марфа подошла к божнице и из-за иконы Николая Чудотворца достала свечу красного воска.
– На-ка вот, возьми, – подала она свечу дочери.
– Ладно, мама, пойду…
…Алёна вышла из дома на улицу и пошла вдоль бараков и прочих строений к одной из низкорослых избенок, на крыше которой стоял деревянный православный о восьми концах крест. Двери избы были отворены. И хотя даже с улицы видно было, что строение сие временное и церковью его назвать никак нельзя, внутри всё было так, как и в настоящем храме: однорядный иконостас с царскими вратами и святым образом тайной вечери над ними, иконы на боковых дверцах алтаря и на стенах церквушки. А перед ними горящие лампады.
Для вечерней службы время ещё не пришло и молящихся людей в церкви не было. Но, услышав звук шагов вошедшей в храм Алёны, из боковой дверцы алтаря вышел отец Никодим в своём чёрном облачении.
Увидев его, Алёна подошла под благословение. Отец Никодим благословил склонившуюся перед ним Алёну и внимательно глянул в её лицо.
– Что так рано, Алёна? Или о чём-то душа болит?
– Болит, батюшка.
– Сказывай, – участливо произнёс отец Никодим.
– Вани моего, батюшка, больно долго нет с того берега.
– А куда ушёл Иван? На промысел?
– Сперва говорил, что пойдут они на Озёрский редут, а оттуда дальше руды искать. Про матёрую землю тоже поминал, про горы тамошние.
– Стало быть, ему в таком походе приходится немало потрудиться. А тебе, Алёна, пока печалиться и тревожиться рано. Такое дело, как у Ивана с его товарищами, скоро не делается. Жди… Жди и молись… Погоди-ка.
Отец Никодим опять скрылся за боковой дверью алтаря и тут же вернулся с толстой книгой в руках. Книга была в кожаном переплёте и с медными застёжками.
– Вот, – сказал отец Никодим, – читай акафист святителю Николаю Чудотворцу. Он – помощник всем по суше и по морям путешествующим.
Отец Никодим заложил страницу тряпицей и подал книгу Алёне.
– Спаси, Господи, – поклонилась батюшке Алёна.
– Вставай сюда и молись, – показал отец Никодим на стоящую в киоте на подставе икону Николая Чудотворца и сам, перекрестившись, поцеловал край киота.
Алёна подошла к иконе поближе и, открыв книгу, принялась читать молитву и акафист. Сперва она читала стоя, потом опустилась на колени, стала осенять себя крестным знамением и класть земные поклоны.
Она даже не заметила, как в церковь стали заходить первые прихожане. В большинстве своём это были крещёые в православную веру женщины-алеутки, мужья которых промышляли морского зверя вдали от родного дома.
Алёна уже закончила свое моление, когда отец Никодим, выйдя из царских врат, возгласил:
– Слава Богу всегда! И ныне, и присно, и во веки веков! Аминь!
Началась вечерняя служба.
Алёна поднялась с колен и продолжила молиться уже вместе со всеми прихожанами, заполнившими небольшую церковь…
…А на другое утро Алёна вновь вышла из дома и направилась к причалу. Она села там на своё привычное место и стала смотреть в океанскую даль, да на ближние острова побережья, из-за которых, надеялась она, появится её Ванечка на байдаре со своими товарищами-рудознатцами.
…Но она, конечно и знать не знала, и ведать не ведала, что в этот самый час рудознатец Иван Лихачёв с двумя своими напарниками, посланный правителем Барановым на разведку железных и всяких прочих руд, каковые могут быть, продирался через густые заросли по звериной тропе, которая должна была непременно вывести их к ручью или реке – месту водопоя. А ручей или речка выведут их далее к морскому берегу или к какому-нибудь туземному поселению.
