Гуарани - де Аленкар Жозе (лучшие бесплатные книги TXT) 📗

Изабелл приникла головой к плечу Алваро; дрожа от волнения, кавальейро обнял ее и прижал к груди, но тут же порывисто отшатнулся.

— Не бойтесь меня, — печально сказала девушка. — Я ведь знаю, что вы не должны меня любить. Вы человек великодушный и благородный; ваша первая любовь будет последней. Вы можете слушать меня спокойно.

— Что вы еще хотели мне сказать? — тихо спросил Алваро.

— Мне остается только ответить на ваш вопрос.

— Ах да!

Изабелл рассказала ему о том, как она ревниво берегла свою тайну, как потом ее нечаянно выдала; рассказала она и о своем разговоре с Сесилией, и о том, как та уговорила ее принять браслет.

— Теперь вы знаете все. Теперь мое чувство снова спрячется в сердце, откуда оно никогда не вышло бы на свет, если бы волей судьбы вы не подошли ко мне и не сказали несколько ласковых слов. Когда надежда приходит к тем, кто до той поры ее никогда не знал, она кажется такой обольстительной — и она так обманчива, что, может быть, меня и надо простить. Забудьте же обо мне, милый брат, это лучше, чем помнить и ненавидеть!

— Вы несправедливы ко мне, Изабелл. Я действительно могу быть для вас только братом, но я вправе так называть себя, ибо питаю к вам поистине братскую любовь. До свидания, дорогая сестра.

Алваро произнес эти слова с большой нежностью и, пожав руку Изабелл, удалился. Ему надо было остаться одному, чтобы подумать обо всем, что произошло.

Теперь он окончательно убедился, что Сесилия не любит его и никогда не любила. И это открытие он сделал как раз в тот день, когда дон Антонио де Марис назвал его своим будущим зятем!

Охваченный мучительной болью, — а первая сердечная боль всегда бывает мучительной, — кавальейро ушел, опустив голову. Он брел без цели между купами деревьев, разбросанных там и сям по равнине.

Начинало темнеть. Бледные бесцветные сумерки легкой пеленой окутывали природу, контуры сглаживались, краски тускнели, и все тонуло в сбивчивом, смутном хаосе.

Первая звезда, всплывшая на голубом еще небе, мигала, словно девичьи глаза, которые, приоткрывшись на миг, тут же закрываются снова; в расщелине пня стрекотал кузнечик, будто трубадур, возвещающий своей песней приближение ночи.

Алваро все шел и шел в глубоком раздумье. Вдруг струя воздуха полоснула его по лицу; он поднял голову и увидел перед собой воткнувшуюся в землю длинную стрелу, которая еще дрожала от стремительного полета.

Кавальейро отступил на шаг и схватился было за оружие. Потом, подумав, вытащил стрелу и стал разглядывать перья, которые ее украшали. Это были перья азулана 59 и цапли.

Голубой и белый были цвета Пери: цвет глаз Сесилии и ее лица.

Как-то раз девушка, изображая владелицу средневекового замка, забавы ради, сказала индейцу, что воины, которые служат даме, должны носить на своих доспехах ее цвета.

— А ты дашь Пери свои цвета, сеньора? — спросил индеец.

— У меня их нет, — ответила Сесилия, — но я их заведу, чтобы ты мог их носить, хорошо?

— Пери просит тебя об этом.

— А какие цвета тебе больше всего нравятся?

— Цвет твоего лица и твоих глаз.

Сесилия улыбнулась.

— Хорошо. Я позволяю тебе их носить.

С этого дня Пери начал украшать все свои стрелы голубыми и белыми перьями; все его украшения, не считая пояса из ярко-красных перьев, который сплела ему мать, обычно бывали тоже голубые и белые.

Вот почему, увидав на стреле перья этих цветов, Алваро успокоился. Он знал, что это стрела Пери, и понял смысл символического послания, которое индеец передавал ему сейчас по воздуху.

И действительно, эта стрела на языке Пери была предостережением, посланным неслышно и издалека. То было письмо без слов, и написано в нем было: «Стой».

Молодой человек сразу же потерял нить томивших его мыслей и вспомнил свой утренний разговор с Пери; вне всякого сомнения, пущенная стрела имела прямое отношение к тайне, на которую тот намекал.

Алваро окинул взором расстилавшуюся перед ним долину и вгляделся в заросли, которые окружали ее со всех сторон. Он не увидел ничего, что бы приковало его внимание, и не заметил поблизости никаких следов индейца.

И все же он решил подождать. Остановившись подле места, куда упала стрела, он скрестил руки и вперил взгляд в темную полосу леса на голубом фоне неба.

Через мгновение вторая, на этот раз коротенькая стрела, разрезав воздух, вонзилась в верхушку первой — и с такою силой, что та наклонилась. Алваро понял, что индеец хотел, чтобы он выдернул эту стрелу, и повиновался.

В то же мгновение третья стрела упала в двух шагах справа от кавальейро, а за нею еще несколько, падавших в том же направлении, на расстоянии двух четвертей одна от другой, до тех пор, пока последняя не упала шагах в тридцати от первой.

Теперь уже нетрудно было понять, чего хотел Пери. Алваро, следивший глазами за стрелами, по мере того как они падали, понял, что они указывают место, где ему следует находиться. Поэтому, едва только последняя стрела упала в заросли, он тут же спрятался в гуще листвы.

Сидя в кустах, он вскоре увидел трех человек: они прошли возле места, которое он только что покинул. За густою листвой Алваро не мог разглядеть их лиц, но успел заметить, что шли они крадучись. И ему показалось, что в руках у них пистолеты.

Люди прошли мимо, направляясь к дому. Кавальейро решил было последовать за ними, но в эту минуту ветви раздвинулись, и Пери, скользя как тень, затаив дыхание, приблизился к нему и сказал ему на ухо:

— Это они.

— Кто они?

— Белые враги.

— Не понимаю.

— Подожди, Пери сейчас вернется.

Индеец снова исчез во тьме, которая становилась все гуще.

XIII. КОЗНИ ВРАГОВ

Возвратимся теперь на то место, где мы оставили Лоредано и его спутников.

После того как Алваро и Пери удалились, итальянец поднялся с земли. Оправившись от первого потрясения, он почувствовал, что им овладевает отчаяние; он не мог простить себе, что дал врагу ускользнуть из своих рук.

Ему пришло было в голову позвать своих спутников и вместе с ними напасть на кавальейро и индейца, но мысль эту он тут же отверг: итальянец знал, что за люди его сообщники; он понимал, что убийц из них еще можно было сделать, но людей решительных и энергичных — никогда.

К тому же оба его противника были сильны, и Лоредано боялся, что окончательно погубит свое дело, в котором ему и без того уже не везло. Он сдержал охватившее его бешенство и стал думать о том, как выйти из трудного положения, в которое попал.

Меж тем Руи Соэйро и Бенто Симоэнс подошли к нему, напуганные всем виденным и боясь, чтобы теперь какая-нибудь непредвиденная случайность не осложнила еще больше их положение.

Лоредано и его сообщники некоторое время молча смотрели друг на друга. В глазах последних был немой и тревожный вопрос. Ответом на него было бледное, перекошенное лицо итальянца.

— Это был не он, — глухо сказал Лоредано.

— Откуда вы знаете?

— Неужели вы думаете, что, если бы это был он, я остался бы жив?

— Это верно, но тогда кто?

— Не знаю; к тому же сейчас важно не это. Кто бы это ни был, это — человек; он узнал нашу тайну и может донести на нас, если уже не донес.

— Человек? — пробормотал Бенто Симоэнс, до этого хранивший молчание.

— Ясное дело, человек. Вы что, думаете, что это была тень?

— Не тень, а дух, — ответил авентурейро.

Итальянец саркастически улыбнулся.

— У духов хватает своих забот: не станут они в наши земные дела соваться. Оставьте при себе ваши суеверия и давайте серьезно подумаем о том, что нам делать.

— Напрасно вы это, Лоредано. Меня никто не переубедит. Тут замешана нечистая сила.

— Молчи, святоша несчастный, — нетерпеливо оборвал его итальянец.

— Несчастный! Это вы несчастный, если не видите, что нет на этом свете такого смертного, кто мог бы наш разговор подслушать. Не может человек из-под земли говорить. Идемте туда. Сами увидите, прав я или нет.