Книга алхимика(Роман) - Уильямс Адам (читаемые книги читать txt) 📗
— Так что там с переговорами, профессор? Если они вообще состоятся. Как думаете, фашисты согласятся на условия сержанта Огаррио? Я так понимаю, это наша единственная надежда, — произнес Эктор.
— Есть шанс, дело выгорит, — пожал плечами Пинсон, — но только если Огаррио удастся убедить фалангистов в том, что вы действительно священники и монахини. Что будет дальше, после того как фашисты предоставят ему коридор для отхода, я не знаю. Обман ведь быстро раскроется. Впрочем, уверен, на этот случай у него есть план. Он не дурак.
— Что-то голос у вас не шибко уверенный, — фыркнула бабушка Хуанита.
— Вы совершенно правы, — не стал спорить Пинсон. — Вероятность того, что фашисты пойдут на переговоры, невелика. Они предпочтут безоговорочную капитуляцию.
— Одним словом, начнется бой, после чего Огаррио со своими бойцами подорвут нас вместе с собором? Вы это хотите сказать? Не бойтесь нас напугать. Мы хотим знать правду.
— Я не исключаю того, что переговоры состоятся, — ответил Пинсон. — Я лишь сомневаюсь, что Огаррио добьется того, что хочет. Скорее всего, ему удастся договориться о временном перемирии. Оно фалангистам на руку. Так они выиграют время, чтобы хорошенько подготовиться к штурму.
— Однако для нас перемирие ничего не изменит, если Огаррио не удастся получить желаемое, — промолвил Эктор. — Он просто подорвет собор несколько позже — и все.
— Это верно, — согласился Пинсон, — впрочем, перемирие на руку не только фашистам, но и нам. У нас будет время, чтобы придумать план, как отсюда выбраться. Также, донна Хуанита, мне бы хотелось, чтобы вы приободрили людей. Вы не должны выказывать ни малейших сомнений в том, что переговоры пройдут без сучка без задоринки. Пусть народ в это поверит: пока жива надежда, мы можем не опасаться паники. Ведь если она поднимется, люди натворят глупостей.
— И какие же глупости, с вашей точки зрения, они могут натворить? — поинтересовалась ледяным тоном бабушка Хуанита.
— Не знаю, — Пинсон пожал плечами. — Устроят бунт, попытаются пойти на прорыв… Это будет самоубийством. Если мы рассердим Огаррио, пощады от него не жди. Он безжалостный человек и расстреляет столько, сколько нужно, чтобы нагнать страху на остальных. Как минимум он усилит охрану, и тогда о побеге придется забыть. С другой стороны, покуда он считает нас послушными, охранять нас будет один лишь Фелипе, и если у нас появится возможность бежать, то мы уж сумеем ею воспользоваться. Слушайте, я знаю, вы хотите сказать людям правду, но поймите, среди заложников в основном женщины и дети. Чем меньше они будут волноваться, тем лучше для всех нас.
— Так что будем делать? — Руки Пако дрожали, а на лбу выступили бисеринки пота. — Наврем людям с три короба — скажем, что все в порядке? Ничего лучшего вы не придумали?
— Сеньор, я клоню к тому, что нам надо выиграть время, — умиротворяющим тоном произнес Пинсон. — Будем смотреть в оба и ждать благоприятного случая, чтобы улизнуть.
— В отряде всего тридцать солдат, — сказал Пако. — Нас тоже тридцать. Охранник — один. Не надо держать нас за трусов.
— Простите, сеньор, но даже самому отважному из храбрецов не под силу открыть дверь, запертую снаружи на засов, и защитить женщин и детей от пулеметов, которые стоят на парапетах.
— Бабушка Хуанита, я же говорил, что с этим человеком надо быть настороже, — прорычал Пако. — Вот мы его выслушали, и что дальше? Что он нам предлагает? Сидеть сложа руки и ничего не делать?
— У тебя есть идеи получше, Пако?
— Может, и есть. Завяжем драку с охранником. Пальнем из его винтовки. Выстрел привлечет внимание Огаррио, и он отправит кого-нибудь посмотреть, что происходит. Чтобы попасть в собор, им придется открыть дверь, верно? Один из нас попробует сбежать. Могу я. Сейчас темно, я легко проберусь к стене за семинарией. За ней множество козьих троп — мы в детстве там все облазали. Я свяжусь с фалангистами, расскажу им, что монахинь расстреляли, что у Огаррио всего тридцать человек… Если договоримся, приведу обратно бойцов — по тем же козьим тропам… Нас спасут…
— То есть ты пойдешь на сделку с фашистами? — прищурилась старуха.
— А почему бы нет? Кто нам сейчас враг? Бандиты-сталинисты! Кроме фашистов, нам никто не поможет. Ну, как вам мой план? Что скажете, сеньор Гарсия? Бабушка Хуанита? Ваше мнение?
Пожилая дама невозмутимо посмотрела на пастуха, после чего перевела глаза на бывшего мэра.
— Говори, Эктор.
— По мне так, план хорош, — пожал плечами старик, — если мы хотим спасти одного человека — самого Пако.
— Я с тобой согласна, — Хуанита брезгливо скривилась. — Тебе повезло, Пако. Во-первых, потому что я обещала твоей матушке, когда она была при смерти, приглядеть за тобой. Во-вторых, потому что здесь нет моего сына Хулио. Он давно уже перерезал бы тебе глотку за измену. Ради чего он сложил свою голову? Чтобы ты сдал город фалангистам? Убийцам, насильникам и классовым врагам? С ними вернутся помещики, и мы снова будем, как рабы, гнуть спины на их полях. Или ты запамятовал, что здесь творилось до революции? Да, Огаррио фанатик, он жесток, но он хотя бы готов сражаться с фашистами, а они и наши враги. Стыдись! Я лучше погибну здесь, чем стану лизать сапоги фалангистам.
— Именно это с вами и произойдет, если станете слушать Пинсона. Ищете предателя? Ну так поглядите на него. Я в два счета докажу, что он изменник.
— Я тебя слушаю, — теперь Хуанита смотрела на профессора так же холодно, как минуту назад на Пако.
— Говорит он складно, это не отнять. Однако давайте обратим внимание на его поступки. Не складывается картинка-то, — развел Пако руками. — Возьмем, к примеру, взрывчатку. Согласен, мы можем быть уверены, что ее сложили где-то там, внизу. — Бывший пастух кивнул на пол. — Мы своими глазами видели, как солдаты таскали в подвал ящики и мешки. Но, если этот профессор простой заложник, такой же, как и мы, с чего бы вдруг Огаррио начал изливать ему душу, таскать за собой, все показывать? Лично мне ответ очевиден. Пинсон помогает коммунистам. Впрочем, вы можете подумать, что я перегибаю палку со своими подозрениями. Хорошо, представим, что мы ему поверили. Коммунисты по некой неизвестной нам причине доверили ему секрет и рассказали о взрывчатке. Он потрясен. И что же он делает? Ставит нас в известность об опасности? Помогает придумать план побега? Нет, он достает книгу и начинает читать сказку! Красивую, интересную — тут я ничего худого не скажу. Мы сидим и слушаем его. Тихо, как овечки. Но зачем ему это надо? Может, на это есть какая-то причина? Может, ему отдали такой приказ?
— Сеньор Куэльяр, я вам все уже объяснил. Я не хотел, чтобы началась паника. Не хочу я этого и сейчас. Мне кажется, мы теряем драгоценное время.
— Он говорит, что мы теряем время. — Пако снова встал в позу оратора. Сейчас он напоминал провинциального адвоката, довольного удачной репликой.
«Почему он меня так ненавидит? — удивленно подумал Пинсон. — Должно быть, бабушка Хуанита права и Пако просто до смерти напуган. Или же он опасается, что из-за меня утратит свое влияние? Так или иначе, он опасен и его надо обезвредить. Несмотря на то что Хуанита совсем недавно отругала этого пастуха, сейчас она, похоже, готова ему поверить».
— Бабушка, не дайте ему обольстить себя галантным обхождением. Кто такой этот Пинсон? Что он тут делает? Кто вообще сказал, что мы на одной стороне баррикад? Да, он себя называет заложником, но так ли это на самом деле? Ни один из нас с сержантом не любезничает. Только Пинсон. Они шепчутся друг с другом при первой же возможности. Огаррио заставил всех переодеться монахинями и священниками, а вот Пинсона — нет! И теперь, когда мы услышали звуки боя и захотели узнать, что происходит, какие он стал давать нам советы? Сидеть тихо и быть послушными… Но именно это коммунистам и надо! Ничего, ничего, мы его раскусили. Может, мы и не знаем всех подробностей о его предательстве, но нам известно достаточно, чтобы ему не доверять.
— А с какой стати нам доверять тебе, Пако?! — осадила его раскрасневшаяся от гнева Мария.