Шевалье де Мезон-Руж - Дюма Александр (книги бесплатно TXT) 📗
В жизни действительно есть моменты, когда сердце человека кажется слишком маленьким, чтобы вместить переполняющие его радость и печаль.
— Какой прекрасный день! — воскликнул Моран. Морис с удивлением обернулся: он впервые видел порыв у этого всегда задумчивого и сдержанного человека.
— О да! Прекрасный, — подтвердила Женевьева, опираясь на руку Мориса. — Только бы он остался до вечера таким же ясным и безоблачным, как сейчас.
Морис принял эти слова на свой счет, и его счастье удвоилось.
Моран через свои зеленые очки посмотрел на Женевьеву с выражением особой признательности: возможно, он тоже принял эти слова на свой счет.
Миновали Малый мост, Еврейскую улицу и мост Нотр— Дам, потом прошли площадь Ратуши, улицы Барр-дю-Бек и Сент-Авуа. По мере того как они приближались к цели, шаги Мориса становились все более легкими, в то время как шаги его спутников все более замедлялись.
Таким образом они дошли до угла улицы Вьей-Одриетт, как вдруг дорогу им преградила цветочница, предлагая лоток с цветами.
— О, какие чудесные гвоздики! — воскликнул Морис.
— Да, очень красивые, — сказала Женевьева. — Наверное, у тех, кто их выращивал, не было других забот, поэтому цветы и не увяли.
Это замечание сладостно отозвалось в сердце молодого человека.
— Красавец-муниципал, — обратилась цветочница к Морису, — купи букет для гражданки. Она одета в белое, вот великолепные красные гвоздики; белое прекрасно сочетается с пурпурным. Она приколет букет у сердца, и, поскольку сердце ее так близко от твоего голубого мундира, — вот вам и национальные цвета.
Цветочница была молода и красива; она произнесла это маленькое приветствие с какой-то особенной грацией. Потом оно было на редкость удачным: никакие нарочно подобранные слова не могли бы лучше подойти для такого случая. Ко всему прочему, цветы были почти символичны: это были гвоздики, подобные тем, что увяли в ящике красного дерева.
— Хорошо, — согласился Морис, — я куплю их, потому что это гвоздики, понимаешь? Все другие цветы я ненавижу.
— О Морис, — сказала Женевьева, — не нужно, ведь у нас в саду столько цветов!
Но, несмотря на то что уста Женевьевы отказывали, по глазам ее было видно: она умирает от желания получить этот букет.
Морис выбрал самый красивый из всех букетов; им оказался тот, что предложила хорошенькая цветочница.
Он состоял из двадцати пунцовых гвоздик с нежным и одновременно острым запахом. В середине букета, подобно королю среди подданных, выделялся огромный цветок.
— Держи, — сказал Морис продавщице, бросая на лоток ассигнат в пять ливров. — Это тебе.
— Спасибо, красавец-муниципал, — поблагодарила цветочница, — десять раз спасибо!
И она направилась к другой паре в надежде, что день, так великолепно начавшийся, так же хорошо и продолжится.
Во время этой простенькой сцены, длившейся считанные минуты, Моран, едва держась на ногах, вытирал вспотевший лоб, а Женевьева побледнела и вся дрожала. Своей очаровательной ручкой она судорожно взяла преподнесенный Морисом букет и поднесла его к лицу, но не для того чтобы насладиться ароматом, а чтобы скрыть свое волнение.
Оставшаяся часть пути прошла весело, по крайней мере для Мориса. У Женевьевы веселость была принужденной; у Морана она проявлялась странно — то подавленным вздохом, то оглушительным смехом, то чудовищными шутками.
В девять часов они пришли в Тампль.
В это время Сантер проводил перекличку муниципальных гвардейцев.
— Я здесь, — отозвался Морис, оставив Женевьеву под охраной Морана.
— А, добро пожаловать, — протянул руку молодому человеку Сантер.
Морис остерегся не пожать протянутой ему руки. Ведь в то время дружба Сантера была просто бесценной.
Увидев этого человека, который во время казни короля командовал барабанщиками, Женевьева вздрогнула, а Моран побледнел.
— Кто эта прекрасная гражданка, — спросил Сантер у Мориса, — и что она здесь делает?
— Эта жена достойного гражданина Диксмера. Не может быть, чтобы ты не слышал об этом честном патриоте, гражданин генерал.
— Да, да, конечно, слышал, — ответил Сантер, — это хозяин кожевни, капитан егерей из легиона Виктор.
— Именно так.
— Хорошо! Она, ей-Богу, красавица. А это что за чучело рядом с ней?
— Это гражданин Моран — компаньон ее мужа и егерь из роты Диксмера. Сантер подошел к Женевьеве.
— Здравствуй, гражданка, — сказал он. Женевьева сделала над собой усилие.
— Здравствуйте, гражданин генерал, — промолвила она, улыбаясь.
Сантер был польщен и улыбкой и титулом.
— А зачем ты пришла сюда, прекрасная патриотка? — продолжал он.
— Гражданка никогда не видела вдову Капета и хотела бы взглянуть на нее.
— Хорошо, — ответил Сантер, — до того как… И он сделал жуткий жест.
— Вот именно, — хладнокровно поддержал его Морис.
— Что ж, согласен, — продолжал Сантер. — Только постарайся сделать так, чтобы никто не видел, как она входит в башню: это было бы дурным примером; впрочем, я доверяю тебе.
Сантер снова пожал Морису руку, дружески-покровительственно кивнул Женевьеве и пошел заниматься другими делами.
После изрядного числа построений и перестроений гренадеров и егерей, после нескольких пушечных выстрелов, глухие раскаты которых вселяли в окрестных жителей благотворный страх, Морис опять взял Женевьеву под руку; сопровождаемые Мораном, они направились к посту, где у ворот Лорен, надсаживая горло, командовал построением своего батальона.
— А вот и Морис, черт возьми! — воскликнул Лорен. — Да еще вроде бы с премиленькой женщиной! Ты что, притворщик, решил найти соперницу моей богине Разума? Если это так, то пропала бедная Артемиза!
— Ну что, гражданин аджюдан? — крикнул капитан.
— Ах да, верно. Внимание! — закричал Лорен. — Слева рядами, слева! Здравствуй, Морис. Ускоренным шагом… марш!
Раздалась барабанная дробь — роты направились по своим постам. Когда развод был закончен, прибежал Лорен.
Последовал обмен приветствиями.
Представив Лорена Женевьеве и Морану, Морис объяснил цель их прихода.
— Да, да, понимаю, — сказал Лорен, — ты хочешь, чтобы гражданин и гражданка вошли в башню. Это легко. Сейчас я расставлю часовых и предупрежу их, чтобы пропустили тебя и твоих спутников.
Через десять минут Женевьева и Моран вошли вслед за тремя гвардейцами в башню и стали за стеклянной дверью.
XXI. КРАСНАЯ ГВОЗДИКА
Королева только что поднялась. Два или три последних дня ей нездоровилось, и она оставалась в постели дольше обычного. Только услышав от золовки Елизаветы, что погода прекрасна и светит солнце, она сделала усилие и попросила разрешение прогуляться по площадке, чтобы дочь подышала воздухом. Это было ей позволено без особых трудностей.
Была у нее еще одна причина для прогулки. Однажды — правда, единственный раз — с высоты башни она увидела в саду дофина. Но после первого жеста, которым обменялись сын и мать, вмешался Симон и увел ребенка.
Но главное было то, что она увидела его. Конечно, несчастный маленький узник был бледен и очень изменился. Он был одет как ребенок из народа — в карманьолу и грубые штаны. Но ему все же оставили его прекрасные белокурые волосы, вьющиеся ореолом; несомненно, Бог хотел, чтобы ребенок-мученик сохранил этот ореол и на небе.
Если бы она могла увидеть его хотя бы еще раз, каким бы праздником это было для материнского сердца!
Наконец, была еще одна причина.
— Сестра, — сказала ей мадам Елизавета, — в коридоре, в углу, мы нашли пучок соломы. На языке наших сигналов это означает, что мы должны быть внимательны, друг находится поблизости.
— Да, это так, — подтвердила королева; глядя с состраданием на золовку и дочь, она уговаривала себя не отчаиваться и верить в спасение.
Выполнив все служебные предписания, Морис вновь стал хозяином Тампля. Ему выпал жребий дежурить днем, а Мерсеро и Агриколе — ночью.
