Барбаросса - Попов Михаил Михайлович (книги бесплатно полные версии TXT) 📗

Мартин де Варгас принял эти насмешки на свой счет. Не долго думая, он подошел к веселящемуся столу и сказал главному весельчаку:

– Я думаю, вам не следует смеяться.

Трудно было представить себе оскорбление сильнее. Никто не может запретить дворянину смеяться там, где он захочет, и столько, сколько он пожелает. Вспыхнула ссора, закончилась она дуэлью, дуэль – гибелью неосторожного рассказчика.

Вечером того же дня в дом алькальда явилась целая депутация. Она состояла из самых уважаемых в городе людей. Депутация принесла петицию. Петиция содержала одно требование – пусть Мартин де Варгас покинет город. Судя по всему, начавшая было затихать неприязнь горожан по отношению к отставному непонятному лейтенанту вспыхнула с новой силой.

Отец знал настроения в городе и в глубине души понимал, что они обоснованны.

– Но если он откажется уезжать? – тем не менее гордо спросил отец.

– Тогда он должен будет встретиться с троими самыми сильными фехтовальщиками нашего города,– был ответ.

– С троими сразу?

– Разумеется, по очереди,– отвечали депутаты.

– Назовите имена этих троих.

Имена были названы. Дон Антонио понял, что изгнание сына неизбежно.

– Но почему же он должен драться с троими, когда убил только одного? – Отец сделал последнюю попытку защитить сына, но и она не удалась.

– Он незаслуженно и дерзко оскорбил, а потом и убил человека совершенно безобидного. Он оставил сиротами троих малолетних детей.

Алькальд кивнул:

– Хорошо, я принимаю ваши условия. Мой сын завтра же покинет Вуэлло.

Депутация удалилась.

Дон Антонио зашел в комнату к сыну. Тот самозабвенно колдовал над своим песчано-деревянным сооружением. Увидев его недовольное лицо, отец поднял руку:

– Не спеши сердиться. Спеши собираться в дорогу. Завтра тебя не должно здесь быть.

– Ты меня выгоняешь?

– Ты сам себя выгнал.

И отец поведал ему о требованиях горожан.

– Тебе придется бежать, иначе ты вынужден будешь драться. С троими лучшими бойцами в городе.

Некоторое время Мартин стоял в задумчивости, потом лицо его осветилось, он с размаху ударил ладонью по столу, расшвыряв по комнате щепки и песок.

– Да, мне пора. Завтра меня здесь не будет. Но сначала я поговорю с этими троими.

– Ты меня не понял, ты не должен с ними сражаться, если согласен уйти.

– Я согласен уйти и согласен сражаться. – Лицо лейтенанта продолжало вдохновенно светиться.

Старый алькальд только покачал головой:

– Мартин де Варгас, ты не победишь.

Тут же был послан слуга сообщить депутатам, что их условия приняты. Известие их не обрадовало. Они как раз праздновали свою моральную, бескровную победу над выродком и негодяем в том самом трактире, где состоялось убийство. Сражаться никому не хотелось, даже лучшим фехтовальщикам.

Всю ночь в доме алькальда продолжались сборы. Руководили ими заплаканные женщины – жена и мать. Заплаканные и молчаливые. Они знали, что говорить ничего не нужно, потому что говорить что-либо бесполезно.

После сборов – молитвы.

После молитв последние напутственные слова.

– Мартин де Варгас, ты не победишь,– сказала мать, уже надевшая траурный платок на голову.

– Мартин де Варгас, ты не победишь,– сказала жена, страдая оттого, что траурный платок она надеть не успела.

Отставной лейтенант первым прибыл на поляну над рекой и некоторое время бродил там по колено в тумане и по плечи в раздумье.

Соперники, уже издалека его увидев, поняли, что их дела нехороши.

Они были правы. Утро еще не успело как следует начаться, а начинающий изгнанник успел расправиться со всеми троими. Одному проткнул легкое. Второму глаз. Третьему изувечил рабочую руку и располосовал до кости бедро.

После всех этих быстрых подвигов он, не сказав ни слова на прощание, сел на коня и поскакал по мадридской дороге.

Кардинал Хименес был больным человеком. От непомерного употребления малаги и мадеры, имевшего место в молодые и зрелые годы, старость кардинала была омрачена частыми и весьма болезненными приступами подагры. Кровопускание, бывшее в те годы почти единственным средством борьбы с этим заболеванием, изнуряло, а производимое слишком часто, вообще лишало возможности передвигаться.

Поездка к отшельнику, отцу Хавьеру, закончилась для высокопоставленного церковного деятеля приступом болезни такой продолжительности и силы, каких с ним еще не случалось. Личный врач дона Хименеса, некий дон Диего, прославившийся тем, что в поисках врачебной премудрости добрался до самой Индии, почти полностью опустошил кардинальские вены, но облегчение принес ему небольшое. Тогда он решил применить к нему одно экзотическое средство, которое его преосвященство запрещал ему, находясь в состоянии средней тяжести. Теперь он был не в силах возражать.

Дон Диего обмотал колени и локти кардинала белыми полотняными повязками, вымоченными в жидкости, составленной из нескольких ядов, порошка, полученного из сушеной обезьяньей печени, крови ворона и еще нескольких, совсем уж фантастических ингредиентов.

Кардинал лежал, закатив глаза, на простом деревянном ложе и тихо постанывал.

Врач расхаживал по спальне с победоносным видом – он считал, что дело излечения его преосвященства встало на правильный путь. Он исходил из того, что раньше старый кардинал вопил как резаный поросенок, а сейчас почти не издает звуков. Камердинер дона Хименеса и секретарь Скансио не считали возможным держаться столь оптимистического взгляда на вещи, но открыто возражать маститому доктору не решались.

Кто-то из прислужников шепнул на ухо господину секретарю, что в приемной кардинальского дворца появился странный господин, одет как бродяга, но при этом ведет себя как очень важная персона.

– Чего он хочет? – Скансио фыркнул.– Даже если бы эта важная персона была одета подобающим образом, я бы посоветовал ей убираться вон. Его преосвященство болен.

Служитель, видимо получивший значительную мзду от странного гостя, попробовал настаивать:

– Я сказал ему об этом, но он заявил мне, что его визит облегчит муки его преосвященства.