Барбаросса - Попов Михаил Михайлович (книги бесплатно полные версии TXT) 📗

Порывы ветра трепали капюшоны стоящих, но, несмотря на все эти усилия, лица монахов рассмотреть не удалось бы даже тому, кто сумел бы прокрасться во двор и встать за спиной отца Хавьера. Ветру оказалось не под силу открыть тайну этого собрания.

– Знаю, многим из вас полученные задания кажутся странными или даже бессмысленными, но помните, чем они страннее, чем они удивительнее, тем с большим рвением их надлежит выполнять.

На головы монахов упали первые капли дождя. Это задело их даже меньше приставаний ветра.

– И помните, вы свободны в выборе средств, которые будут потребны для достижения цели. Понадобится убить – убивайте, понадобится солгать – лгите. Понадобится отказаться от креста – отказывайтесь. Я заранее отпускаю вам все грехи. Все, кроме тех, что вы совершите себе в угоду, а не во славу порученного дела.

По силе выразительности словам отца Хавьера могла соответствовать только молния, и она возникла, сверкнула, ослепила, исчезла.

– Теперь о предательстве.

Раскат грома. Другой. Третий.

– Помимо обычных слов, произносимых в подобном случае, я должен заметить вам, что самим характером этого дела вы лишены возможности предать. Что бы вы ни рассказали обо мне, о моих приказаниях, это ни одного моего врага не приблизит к пониманию общего замысла. Более того, даже если вы сговоритесь все вместе меня предать, то и в этом случае у вас ничего не выйдет. Вы не найдете человека, которому рассказанное было бы интересно.

Волна ливня прошла слева направо через колодезный двор.

– Я верю вам, ибо каждого отбирал сам. Но и то, что сказал вам о предательстве, сказать было необходимо. Все меня поняли? Все ли?!

Снова последовал совместный кивок.

– Теперь помолимся, братья!

И хлынул тяжелый, мрачный, шумный ливень, как будто слова молитвы были тем самым, что следовало обязательно скрыть от постороннего слуха.

Через каких-нибудь два месяца счастливый супруг сделался пугалом для всей округи. Целые дни он проводил на охоте, и охотился таким образом, словно вел военные действия против крестьян всех соседних деревень. Алькальд Вуэлло, справедливый и добродушный дон Антонио де Варгас, каждый день начинал с выслушивания жалоб мелких арендаторов и деревенских альгвасилов [36] на потравы посевов и разорение виноградников собаками и лошадьми дона Мартина.

Поселяне понимали, что молодой человек как бы слегка не в себе, что привез он с королевской службы какую-то незаживающую, хоть и невидимую рану, но никак не могли взять в толк, почему расплачиваться за его переживания должны они.

Дон Антонио пытался поговорить с сыном, а потом и перестал пытаться. Уж больно непочтителен и загадочен был сын во время этих бесед.

– Что тебя мучает, мой сын? – спрашивала мать.

– Что тебя мучает, милый? – шептала жена.

Отставной лейтенант только загадочно улыбался.

В общении с местной знатью он принял совершенно невозможный тон. Он никому не хамил, но все считали себя задетыми; он никому не переходил дорогу, но все чувствовали себя обойденными. Он никого не приглашал в гости и не принимал никаких приглашений. Трудно было понять, первое или второе возмущает дворян Вуэлло сильнее.

Вместе с тем он был так далек от окружавшей его жизни, что не возникало реальных поводов для нормальной дуэли. Все считали такое его поведение сознательным приемом, освоенным где-то в столичных гостиных. Никто не мог себе представить, что у Мартина де Варгаса все получалось само собой.

Иногда он вообще на какое-то время исчезал из поля зрения. В городе думали, что он уезжает, однако ошибались. Отставной лейтенант сидел в задней комнате отцовского дома и на широком столярном столе строил макет Алжирского порта и городских укреплений, Выстругивал кухонным ножом из щепок галеры, пушки, насыпал горы песка и устанавливал вылепленные из глины укрепления.

Попытка кого-либо из домашних войти в этот период в комнату вызывала у него приступ тихого бешенства. Отцу не нравились эти непонятные забавы, но он их терпел, ибо они обходились ему значительно дешевле, чем охотничьи развлечения сына.

Жена очень быстро поняла, что не имеет никакой власти над душою мужа, и утешилась тем, что ей удалось от него забеременеть. Временами в ее душе всплывали воспоминания из времен их юности, какие-то цветущие рощи, венки из полевых цветов, поцелуи украдкой, прочая милая дребедень. Она тихо плакала в подушку, когда Мартин по нескольку дней не появлялся дома, но никогда бы не призналась в этом. В том, что Мартин из смешливого и одновременно мечтательного юноши превратился в хмурого, пахнущего псиной мужчину, ей не виделось ничего необычного или печального. Она была готова к тому, что через какое-то количество лет он станет толстым, одышливым, краснощеким пьяницей, как и все пожилые мужчины в их виноградарском городке. Более того, она неплохо представляла себе его похороны и свой траур по нему. Они, и похороны и траур, уже жили вместе с нею и Мартином в этом доме, и в этом, если вдуматься, нет ничего странного или страшного.

Ничуть не смущал ее и детский макет в задней комнате. У мужчины должна быть какая-то глубокомысленная придурь, немного невразумительная прихоть. Без нее мужчина кажется как бы не вполне созревшим, не окончательно остепенившимся. Глупости, свойственные всем мужчинам, как-то: пьянство, охота, девки, не считаются. Пусть ищет философский камень, размышляет над движением планет, если ему угодно.

Постепенно и общественное мнение стало смягчаться, и, наверно, с манерой поведения лейтенанта все смирились бы окончательно, когда бы не один прискорбный и нелепый случай. Совпадение, стечение обстоятельств.

Мартин де Варгас проезжал мимо одного из городских трактиров и вдруг услышал взрыв хохота. На протяжении многих месяцев он не обращал внимания на то, что происходит вокруг, хохот же его задел. Чем?

Скорей всего, что чем-то напомнил атмосферу Мадрида в период его там пребывания. Ощущение, что все над ним тайно насмехаются и здесь, взбесило лейтенанта. Он слез с лошади и вошел внутрь веселого трактира. В углу за столом, уставленным бутылками и заваленным костями, сидело пятеро подвыпивших сеньоров. Они слушали шестого, тоже подвыпившего. На свою беду, этот шестой высмеивал какого-то из своих знакомых, некогда участвовавшего в походах Педро Наварро в Магриб и любившего об этом рассказывать, причем рассказывать слишком хвастливо.