Воронья Кость (ЛП) - Лоу Роберт (книги хорошего качества .txt) 📗

— В одной или двух, — ответил он, почесав подбородок, признался, — в небольших.

— Мне приходилось, — прорычал Мурроу, проходя мимо и услышав вопрос. Он присел на корточки рядом, не спросив разрешения, что заставило Воронью Кость нахмуриться, но Мурроу лишь ухмыльнулся на это, а затем обернулся к Берто.

— Как я вижу, у тебя есть лук. Научись им пользоваться как следует, потому что легче убить человека на расстоянии, чем глядя ему в глаза, — сказал он. — Будь у тебя кольчуга, ты бы встал в первую линию — там, где стоят Обречённые. Это почётное место, там находятся самые лучшие воины. Остальные — обычное ополчение — фирд, толпятся позади, вооружённые копьями, в кожаных доспехах, в плохоньких старых шлемах.

Он поднял прутик с нанизанным куском конины, и, дуя на него, продолжил:

— Ты видел, как мы встретили того всадника, лорда Галгеддила. — Он проверил, достаточно ли остыл кусок мяса и попробовал его на вкус, причмокивая губами. — Эх, сейчас бы сюда лимончик, что привозил Финн из Серкланда, — мечтательно произнёс он, погрузившись в воспоминания, затем вспомнил о терпеливо ожидающем Берто и вздохнул.

— Так вот, у нас нет фирда, потому что все мы — избранные воины — Обетное Братство, — продолжал он, просияв. — Наша слава велика, и ярлы очень хотят, чтобы мы сражались на их стороне, ведь они боятся, что их собственная дружина разбежится. Фирд набирается из вооружённых мужчин, когда их семьям или землям угрожает враг. В отличие от нас, они первым делом земледельцы, а потом уже воины.

Мурроу высосал из мяса сок. От сквозняка огонь заплясал, дым попал ему глаза, заставив разразиться проклятиями. Воронья Кость, всё еще хмурившийся из-за бесцеремонного вторжения, ничего не сказал, остро чувствуя на запястье ладонь Берто. Маленький венд сидел неподвижно, как древний камень, хотя глубоко внутри он дрожал, словно лошадь, по которой ползает муха, и Олаф чувствовал это.

— Поэтому важно, чтобы был второй или даже третий ряд, вооруженный копьями, — продолжал Мурроу. — В первом ряду, всё что от тебя требуется — крепко стоять и не дать себя убить, хотя на самом деле это сложнее, чем кажется. Ты не можешь толком сражаться из-за тесноты, — ты едва ли можешь даже поднять локоть. Ты стоишь там, чтобы защищать тех, кто сзади, чьи копья колют врага, они и делают настоящую работу.

— Так уж они и не сражаются? — сказал Ровальд, потянувшись за куском мяса, и хлопая по кончикам загоревшихся волос. — Именно Обречённые и выигрывают битвы.

— Ближе к концу, да, — подтвердил Мурроу и взялся за свой топор, который редко выпускал из рук, — потому что есть лишь один способ найти пространство, чтобы размахнуться — ты должен давить на врага, шаг за шагом, пока они не сломаются. А затем ты сражаешься, чтобы прикончить их. Поэтому мы и сражаемся парами, оттачивая эти навыки.

Мар, напарник Мурроу, кивнул и усмехнулся своему партнёру, который поприветствовал его, подняв свой бородатый топор. Берто уже знал, что Мурроу цепляет своим топором край щита, а в это время Мар старается убить незащищённого воина.

— Этот трюк с топором используется ирландцами, — продолжал объяснять Мурроу, улыбаясь и поглядывая на лезвие топора, словно мужчина на девушку, которая совсем не прочь. — Клан Дал Кайш, к которому принадлежит Бриан Бору, усовершенствовали это оружие, и хоть мне больно признать это, но такие топоры назвали именно в их честь.

— Но заметь, этот трюк хорош, когда ты наступаешь вперёд, — добавил Хальфдан. — гораздо сложнее отступить на шаг или два и держать при этом строй.

— Да уж, — признал Мурроу. — Не так уж приятно быть Обречённым, когда перед тобой нет никого, кроме ревущих врагов, тогда второй или даже третий ряд кажутся вполне уютным местечком. Но отступать куда труднее.

— А зачем же тогда отступать? — спросил Берто и те, кто понимал, усмехнулись. Потому что война — это тяжёлая работа, ответили с десяток глоток. Всего лишь час боя, когда ты поскальзываешься, вопишь и колешь врага, а кажется, что минул целый день, и тогда даже небольшой замах заставляет тебя падать на колени и задыхаться.

Мурроу считал, что воины, вся жизнь которых и была войной, отступают в самом крайнем случае, а фермеры с копьями и топорами и подавно, но даже таким прославленным воинам, как Обетное Братство, иногда приходится отступать на шаг или два, чтобы, в конце концов, хотя бы перевести дух. Можно ввести в бой свежих воинов, меняя один ряд на другой, но немногие владеют этим ромейским мастерством, опасаясь, что этот манёвр приведёт к беспорядку.

Все эти разговоры лишь отвлекали воинов ото сна, и Берто, в конце концов, поднялся и вышел в поисках жёлтой суки во тьму, оставив на запястье Вороньей Кости ощущение жара от прикосновения, а сам принц озадачился его внезапным уходом. Хальфдан пошутил, что венд приревновал к тому пятнистому псу, теперь куда-то пропавшему.

— Мне вот интересно, что случилось с кнорром, — пробормотал Онунд и Воронья Кость заметил, что Горм поднял голову.

— Пошёл ко дну, — угрюмо заявил Стикублиг. — Вот увидите, утром мы найдём разбросанные на гальке обломки.

— Жестокий ты человек, Стикублиг, — отозвался Кэтилмунд, покачивая головой. — Негоже желать такого морякам.

— Ступай на берег и покликай их, если так переживаешь, — сказал ему Воронья Кость, и Кэтилмунд насмешливо покачал головой. Вигфус Дросбо поддержал этот блеф, вступив в разговор, повернув квадратное лицо, и заявил, что обязательно пойдёт, ведь припрятал на кнорре свой котелок, и теперь вспомнил про него, но при условии, если с ним отправится Стикублиг. Они всё толковали об этом, пока полностью не исчерпали тему, но на берег так никто и не пошёл.

— Да уж, тяжела жизнь моряка, — произнёс Мурроу, вытянув ноги прямо к языкам пламени. А затем пустил ветры, и те, кто сидел рядом, распустив языки, принялись грубо костерить его.

— Да что ты об этом знаешь? — с издёвкой спросил его Стикублиг. — Твои ирландские хвастуны только и умеют плескаться на мелководье на обтянутых кожами посудинах.

— Я достаточно ходил по морям, — с негодованием возразил Мурроу, — я видел морось из брызг там, где море стекает с края мира.

— Вот болван, мир круглый, тебе скажет это любой моряк. — пробурчал Онунд.

— И как же ты узнал об этом? — спросил Хальфдан, и Воронья Кость заметил, что ещё несколько человек заинтересовались этим вопросом, очнувшись от полудрёмы. — Разве дуэргары не стоят на четырёх углах мира и не держат небо? Четыре угла, заметь. Квадрата. Даже я знаю это от наших богов, а я совсем неграмотный.

— Мир — это диск, — произнёс Стикублиг. — Диск вокруг Мирового древа Иггдрасиль. А океан, который вы видите, отделяет нас от Утгарда [16], от пустоты.

— Мир изогнут, будто круглый шар, иначе как вы можете объяснить, что сначала над горизонтом становятся видны кончики мачт, а только затем сами корабли? — возразил Онунд, сидящий возле очага, словно кривобокая гора.

— Тогда получается, что мы всё время плывём, взбираясь в гору? — с издёвкой промолвил Хальфдан, и Онунд, не найдя ответа, просто сгорбился и промолчал. Стикублиг сплюнул в огонь, раздалось шипение.

— Мир круглый, — громогласно заявил Гьялланди, — потому что Один и остальные боги Асгарда распорядились именно так, чтобы помешать Верховным королям. Неважно, как далеко зайдут они в своих завоеваниях, всё равно им придётся любоваться навозной кучей на собственном заднем дворе.

После этого раздался одобрительный хохот; кто-то разломал лавку на дрова, порыв ветра налетел на их убежище, так что даже стропила застонали, а сквозняки раздули пламя. И как только Воронья Кость закрывал глаза, он живо представлял, что находится в крепости Владимира в Новгороде, погрузившись в тепло и безопасность, спрятавшись от бушующей бури. Это было совсем давно, когда ему было четырнадцать.

Ему вспоминался именно Новгород, отметил он про себя, а не зал Гестеринга, где он не раз укрывался штормовыми ночами, в тепле и сухости. Ему было неприятно признаться себе в этом, а всё из-за того, что монахом, которого они искали, оказался Мартин.