Воронья Кость (ЛП) - Лоу Роберт (книги хорошего качества .txt) 📗
— Четыре мелких лошадёнки, и пять стойл, — сказал Кэтилмунд и Мурроу сплюнул в огонь.
— Так что они отправили куда-то весточку, — прорычал он, а затем налёг на похлёбку.
Воронья Кость подошёл к двери и выглянул наружу; ветер усилился и хлестал дождь. Бело-голубая вспышка молнии прорезала небо. Отсюда не было видно моря, хотя он знал, что оно сейчас беснуется. Он подумал, что тот посланник не сможет сейчас найти каких-нибудь воинов, и уж тем более вернуться с ними обратно, — ведь ни один разумный человек не станет облачаться в железо, покуда Тор размахивает своим молотом. Он вернулся обратно к очагу и сказал об этом, на что Гьялланди лишь пожал плечами.
— Это если поблизости нет крепости, — заметил он. — Куда же ещё могли сбежать местные жители?
Мурроу фыркнул.
— Да куда угодно. Может у них слишком много женщин и младенцев, чтобы рисковать ими. Они найдут какое-нибудь укрытие и пустят весть о нас на многие мили... проклятие, парень, да сними же ты мокрую рубаху, а то окочуришься.
Последнее он бросил Берто, дрожащему у огня в мокрой одежде, пока остальные разделись и искали место, чтобы высушить вещи. Венд одарил огромного ирландца полным желчи взглядом.
— Когда сюда заявятся воины, вроде тех, что мы повстречали в Галгеддиле, — возразил он, — я лучше посижу в мокрой одежде, чем встречусь с ними голозадым.
Раздались смешки, и более того, кое-кто даже снова оделся.
Воронья Кость взглянул на кучку мокрых и несчастных моряков Хоскульда, — Халк держался от них отдельно, а затем посмотрел на Горма.
— А хороший ли из тебя торговец? — спросил он, и получил в ответ настороженный взгляд. — Предположим, что хороший, и нам удалось бы убедить местных жителей, что мы не причиним им вреда. Если бы они не сбежали, ты мог бы помочь нам кое в чём, и в результате они великодушно отдали бы нам пригодную в пищу лошадь, в обмен, скажем, на четырёх новых рабов. Мне кажется, глупо ждать этого, так что нам следует зарезать лошадь прямо сейчас.
— Я не трэлль, которого можно купить и продать, — воскликнул Горм. — Незаконно продавать свободного человека, как раба, а уж тем более, христианина.
Воронья Кость склонил голову на бок и скривился, словно специально ждал этого момента, чтобы поставить Горма и остальных моряков Хоскульда на место.
— Я здесь закон, — ответил он. — А ты не такой уж и добрый христианин, как говоришь. Вы все теперь трэлли, и не имеет значения, кем вы были раньше.
Кэтилмунд, отправившийся на конюшню вместе с двумя другими, прихватив нож, чтобы перерезать лошади горло, рассмеялся, взглянув на лицо Горма, — но христиане, как заметил Мар, опустили глаза в пол.
Они жарили конину, жир капал и шипел в пламени, у них была пища, теплое и сухое укрытие в шторм, — вполне достаточно, чтобы все почувствовали себя довольными. На случай, если кто-нибудь появятся, выставили дозорных, остальные развалились у очага, слушая, как завывает штормовой ветер. Все дружно согласились с тем, что в такую погоду лишь безумец отправится воевать. Единственное сражение шло лишь за место для сушки вещей, да за последние куски лошадиного мяса, но всё ограничилось не более чем рычанием и хмурыми взглядами.
Ночью буря еще усилилась, так что крепко уснуть смогла лишь одна жёлтая сука — людей беспокоил шум ветра, так же, как и возможное появление вооружённых воинов. Так что вместо сна побратимы занялись проверкой оружия и ремешков шлемов.
Через некоторое время к Вороньей Кости подошёл Гьялланди, сел рядом и кивнул на Берто: тот дрожал и смотрел в огонь.
— Мне кажется, убийство давит на мальчишку тяжким грузом, — сказал он тихо. — Похоже, тот воин, которого он убил в Хвитранне, стал его первым.
Воронья Кость взглянул на Берто и кивнул, Гьялланди отошел. Через мгновение Олаф неслышно подкрался к маленькому венду, который отпрянул от огня, словно ужаленный.
— Убить человека — нелёгкое дело, — сказал Воронья Кость. Глубокие карие глаза Берто блестели как лунная дорожка, когда Олаф заглянул в них. Воронья Кость помнил своё первое убийство, — Клеркон, викинг, что пленил его самого, его мать и приёмного отца. Мать и приёмный отец погибли, а самого Олафа освободил от рабского ошейника Орм, который хоть и не знал тогда, кто такой Воронья Кость, но обошелся с ним по-доброму. И даже более чем: в Новгороде Орм поручил Торгунне купить мальчику подходящую одежду и другие необходимые вещи, одной из которых и оказался небольшой топорик, так как девятилетний Воронья Кость уже считал себя воином, и ему было необходимо оружие.
И вот на главной площади Новгорода он увидел Клеркона, стоящего вместе с Ормом, Финном и остальными, Мартин тоже был там. Воронья Кость видел их как в тумане, ему не было дела, что в тот момент они толковали о чём-то важном. Он просто заметил Клеркона.
Олаф помнил свои тогдашние чувства — внезапный, дикий восторг, он вприпрыжку пересёк площадь и высоко подпрыгнул, потому что был еще слишком мал, чтобы посмотреть Клеркону в лицо, и врубился топориком врагу в лоб.
Лезвие вошло как нож в яйцо, вспоминал он, рассказывая Берто. Правда, он не обмолвился, что это ощущение еще долго возвращалось к нему каждую ночь, а ладонь, которой он держал топорик, охватывал странный зуд. Не нужно было слов, Берто и так всё понял, глядя в его затуманенные глаза, и вдруг положил ладонь на запястье Вороньей Кости.
Этот жест вернул принца из его мрачных воспоминаний, он слегка вздрогнул и попытался говорить жёстко, ведь это он должен утешать Берто, а не наоборот.
— Позже, — добавил он, — я убил Квельдульфа, убийцу моей матери, тем же самым способом, но он мне никогда не снился.
Воронья Кость взглянул на Берто — его глаза походили на глаза жёлтой собаки, и он смутился — на самом деле юноша напомнил ему хазарскую девушку, которая была у него первой, и он сказал об этом, пытаясь сменить тему. Щёки Берто вспыхнули, глаза округлились.
— У тебя было много женщин? — спросил Берто и Воронья Кость задумался над вопросом.
— Первой была хазарская девушка. Мы с Владимиром прозвали её Лавкой, потому что она всегда делала это, стоя на четвереньках.
Сидевшие поблизости засмеялись, а глаза Берто распахнулись еще шире, и всем стало ясно, что юный венд никогда не был с девушкой.
— Мне было одиннадцать, — продолжал Воронья Кость, — и то, говорили, что я поздновато начал.
— Зато ты быстро наверстал, — угрюмо пробормотал Кэтилмунд. — Помнишь ту девчонку из данов, которую мы взяли в набеге, — ты ей так и не поделился.
— Сигрид, — медленно произнёс Воронья Кость, вспоминая. — Вскоре она заболела и умерла, так что никто не успел толком с ней позабавиться.
— Затем была великолепная двадцатка, — сказал Кэтилмунд. — В прошлом году, когда мы ходили в Полоцк за невестой Владимира, которая в итоге отвергла его.
Воронья Кость молчал, воспоминания о том коротком и кровавом походе были заперты в чёрном морском сундуке в его голове, и он не собирался доставать их оттуда.
— Полоцкий князь, — Кэтилмунд объяснял сидящему с открытым ртом Берто, — отказался выдать дочь за Владимира, — так что мы штурмом взяли его крепость, убили его самого и забрали его дочь. А еще мы пленили двадцать полоцких девушек, и юный Олаф позабавился со всеми ними, прежде чем мы успели их продать. Удивительно, как он мог стоять на ногах после этого, и тем более, откуда у него взялась сила приложить топор между глаз брата Владимира.
Воины заржали, и Воронья Кость заёрзал под пристальным взглядом Берто — он почувствовал, что краснеет, и не понимал почему. Тогда он сделался серьёзен, словно скала, и завёл речь о стене из щитов и больших битвах.
— Тебе еще не приходилось участвовать в битвах, — сказал он Берто, — да и мы не успели показать, как тренируемся строиться в стену щитов, или как защищаемся от стремительных, как у берсерков, выпадов Мурроу, или как Кэтилмунд толкается щитом.
— А ты, значит, участвовал? — спросил Берто, и Воронья Кость задумался, был ли этот мальчик и в самом деле настолько наивен, как говорили его глаза, потому что лишь одним этим вопросом он заставил Воронью Кость смутиться, а из-за чего, и он сам толком и не знал.
