Шахматист - Лысяк Вальдемар (читаем книги онлайн бесплатно полностью без сокращений .txt) 📗
— Откуда вы?
— Мы, мы… люди майора… Амейла… Он по… пошел на… Гамбург… а мы… мы… туууут…
Изо рта умирающего потекла кровавая струйка. Солдат закашлялся и закрыл глаза. Он дышал с трудом, заглатывая воздух словно рыба.
— Зачем вам были нужны лошади и повозка?
— Дляаа… золота… верховые бы… не потяну…. Оооо… Помогите… свяще… священника…
Бенджамен осмотрелся по сторонам.
— Робертсон, займись им. Юзеф, ко мне!
Поляк выбежал из-за повозки.
— Слушаю, сэр.
— Сделай факелы себе и мне, идем в лес!
После этого он подошел к женщине с ребенком, которая до сих пор тряслась от ужаса.
— С какой стороны они пришли? — спросил он.
Рта женщина не открыла, лишь шевельнула головой, указывая направление.
Вместе с поляком Батхерст обыскал приличную часть леса — безрезультатно. Когда они отошли от обоза настолько далеко, что его звуки затихли, внезапно раздался скрип несмазанной оси. Они бросились в ту сторону и вышли на тропу. Батхерст с Юзефом сделали по ней несколько шагов, и тут раздался выстрел. Пуля просвистела совсем рядом. Они отскочили за деревья. На лесной опушке, в бледном лунном свете, они увидели силуэт мужчины, с трудом тянувшего приличных размеров двуколку. Когда наши герои направились в его сторону, он выстрелил во второй раз, но на сей раз их не остановил. Еще несколько шагов, и чужак снова поднял ружье. Бенджамен выстрелил ему в грудь почти в упор.
Двумя пулями (штык сломался) он перебил замок массивного, окованного железными полосами сундука, что находился на тележке. Тот был заполнен золотом: в монетах и слитках.
— И что будем с этим делать, сэр? — спросил Юзеф. — Ведь этого нам не забрать.
— Возьмем немного монет, пригодятся. Остальное закопаем. Наверняка они украли полковую казну. Хотя нет… Здесь столько, что хватило бы и на армейскую.
— Может они напали на какую-нибудь банковскую контору или дворец, сэр. Ведь это же дезертиры.
— После Иены они все теперь дезертиры, — ответил ему Бенджамен.
Золотое руно. Он вспомнил, как рассказывал Литтлфорду сказки про прусскую армейскую казну, а так же слова полицейского. Все словно в сказке, не хватает только колдуна.
Поляк попробовал потянуть повозку.
— Господи Иисусе, ну и тяжесть! — с трудом произнес он.
— А ведь он один, — Бенджамен показал на лежащего, — тянул сам более сотни ярдов. Дружки оставили его сторожить повозку, но страх умножает силы. Ладно, хватайся за дышло, я подтолкну. Затянем ее в эти кусты, а потом вернемся. И чтобы никому ни слова!
— Что вы подумали, сэр! — возмутился поляк.
На самом краю поляны на них наскочил запыхавшийся Робертсон.
— Ваша милость, Мануэль!.. Стоял, стоял и вдруг бац, и на землю! Кто-то из тех братков успел аккуратненько так выстрелить, и никто ведь не услышал, и сам Мануэль не услышал, и сразу бух!.. О, святой Патрик!
Батхерст уже не слушал — он помчался в ту сторону, откуда доносился плач малыша Хуана. Старший Диас лежал на попоне, расстеленной возле костра. На правой стороне груди его куртки вырастало алое пятно. Хейтер с Ригби расстегнули ему рубаху, и тут же над цыганом склонилась смешная старушка в кружевном чепчике с перышком.
— Выживет, молодчик, выживет, — прочирикала она через какое-то время. — Пинио, принеси-ка мой котелок и сумку с травами. И еще чистые тряпки! И воду!
Молоденький комедиант побежал к повозке.
— Мануэль, ты меня слышишь? — спросил Батхерст.
— Слышу, сеньор. Теперь со мной вам будет сложновато, сеньор.
— Без тебя было бы труднее. — Бенджамен заставил себя улыбнуться. — Не унывай, через неделю будешь танцевать. От голода не сдохнешь, кишки на месте…
Старушка бесцеремонно отодвинула Бенджамена, промыла рану и наложила повязку.
— А разве пулю вынуть не нужно? — спросил у нее Батхерст.
— Нет. В лес пошла, по дороге потерлась о ребра. Мелочи… — буркнула старуха.
— Матушка Роза разбирается. Она вылечит вашего рагаццо, сеньоре, — пискнул Мирель.
Только сейчас Батхерст вспомнил про толстяка. Он поднялся с колен и спросил:
— Вот видишь, Мирель, что несет с собой война? Сколько флоринов платишь за каждую милю под моей защитой?
— Синьоре! — Мирель возмущенно глянул на Бенджамена. — Если бы знал я, что везу, кого и та бомба, что взрываться, то я бы требовал хотеть по один золотой за милю с человека. Si, si!.. Но я люблю вас как сын свой, и потому не возьму хотеть ни флорин больше, даже если бы синьоре заставил давать мне больше!
Чтобы не терять времени утром, Батхерст приказал немедленно похоронить мертвых.
— Лопаты у вас есть? — спросил он у Миреля.
— В доме на колесах, что едет по свет, любой инструмент обязан быть, — ответил толстяк.
Рядом с поляной выкопали могилу для циркача, а поглубже в лесу — большую яму для убитых солдат. Работали с факелами и это заняло более двух часов. За это время женщины навели порядок в лагере, отмыли повозки от крови, в большой кусок полотна собрали останки разорванных гранатами насильников.
В то время, как циркачи и люди Батхерста копали могилу для пруссаков, сам он с Юзефом отправился с лопатами к месту, где погиб охранник золота. Солдата похоронили, а рядом закопали и сундук. Небольшую часть золота поляк сложил в кожаный мешок, который затем отнес в лагерь. После его ухода Бенджамен вырезал ножом на двух ближайших деревьях глубокие знаки и затянул тележку подальше в лес.
Для погибшего комедианта провели краткую погребальную церемонию, в которой главная роль была отдана Робертсону. Батхерсту она не понравилась из-за женского плача, но еще сильнее — по причине речи шотландца, с запалом прославлявшего «аккуратненькие» заслуги и «аккуратненький» характер покойного, которого он совершенно не знал.
Спать легли уже заполночь. Первыми на стражу заступили Том и молоденький помощник матушки Розы, Пинио. Менялись через каждые полтора часа. Сам Бенджамен не мог заснуть. Долгое время он сидел в повозке, привыкая к дружному храпу Брауна и Робертсона, затем встал, оделся потеплее и вышел на поляну. Проходя, он услыхал сдавленный детский плач; Бенджамен подошел к повозке, откуда этот плач доносился и заглянул внутрь.
Внутри сидела женщина, которая понравилась ему своим сопротивлением без мольбы и криков, красотой и чем-то еще — он сам не знал, чем. Она пыталась уложить спать девочку, тихонько напевая какую-то мелодию. Малышка, сунув голову в подушку, плакала. Ее тельце спазматично дрожало, руки мяли постель. Женщина повернула голову.
— Ах, это вы, — сказала она с певучим, южным акцентом, который так сильно не подходит немецкому языку. — Я испугалась…
Какое-то время она ожидала ответа и не дождавшись, сказала:
— Спасибо.
— За что?
— За все.
Бенджамен почувствовал себя неловко. Не зная, что сказать, он спросил:
— Это ваша девочка?
— Моя. Только не обращайтесь ко мне на «вы», все называют меня Джулией.
— А ее?
— Анна.
— Где ее отец?
— Он мертв, — ответила она и тут же, с вызовом, прибавила: — Но, возможно, это был и не он.
Батхерст все сильнее смущался под ее взглядом… Каким же? Благодарным, ироничным, невинным? Или же попросту глупым? Ему хотелось уйти, но как-то не получалось.
— Что, не хочет спать? — спросил он.
— Уже не заснет. Может, днем ее усыпят колеса. За час она насмотрелась на столько гадостей, что, возможно, и за жизнь не увидит.
— Не беспокойся, увидит, иначе жизнь не была бы жизнью, — тихо сказал Бенджамен, а увидав, что девочка перестала плакать и теперь со страхом глядит на него, прибавил погромче: — Ведь все это была только сказка. Все эти люди, это были гномы, превращенные в солдат. Потом они исчезли, и вот уже везде тихо, от них ни следа — можешь сама увидеть. Это как в сказке. Любишь сказки?
Девочка ничего не ответила. Она глядела на Бенджамена широко открытыми, блестящими от слез глазами.
— Она понимает? — спросил Батхерст у Джулии.
— Плохо, но вы говорите, а я переведу.
